Альянс

– Насколько это было возможно, – бросил Хьюго, ощупывая промежность. – Как будто в штаны насрал.

– Спереди положи, господи, – нахмурился Маркус.

Хьюго запустил руку под ремень и переложил футляр. Его пах неестественно вздулся.

Они вылезли из автомобиля и оба потянулись, расслабляя напряжённые спины, но каждый по-своему.

– Знаешь, в чём разница между нами? – Маркус приоткрыл заднюю дверь, взял с сиденья кожаную папку и начал копаться в бумагах. – Я умею признавать свои ошибки, а ты ведёшь себя как капризный ребёнок. Но в одном ты отчасти прав. – Он достал ордер и извлёк его из файла. – Да, я уже пережил свои времена соперничества, сделал себя, достиг своей вершины, и единственный соперник для меня теперь – мой собственный возраст. Я не изменюсь. У меня есть дело, я должен его закрыть. Ты же создаёшь суету и доставляешь неудобства. Если думаешь, что мне есть дело до твоей карьеры, ты ошибаешься. Воспитывать тебя я так же не намерен. Можешь идти по головам, хоть силой добиваться раскрытия своих собственных дел, выдумывать рапорты и делать подлоги. Но раз уж нас с тобой поставили работать вместе, чему я рад не больше твоего, то в общих делах мы будем действовать по моим правилам, без недомолвок. Притуши на время свои амбиции, иначе старый бешеный пёс вгрызётся в твою глотку. – Маркус вплотную подошёл к Хьюго. – Ты всё понял, амиго?

Хьюго выпятил вперёд грудь и засопел.

– Вот и молодец, а теперь побыстрее шевели своей задницей… Насколько это, конечно, будет возможно.

28

Голдхабер сидел в глубоком кожаном кресле, твёрдо уперев ноги в пол и положив одеревеневшие руки на подлокотники. Во всей его фигуре было столько напряжения, что, казалось, выбей сейчас кто-нибудь из-под него кресло – он бы так и остался стоять на согнутых в коленях ногах, даже не заметив случившегося. Вряд ли бы он заметил и пожар, вспыхни тот вдруг в его кабинете. Внимание доктора поглотил стенной календарь. И чем дольше он смотрел на него, тем больше возрастали усилия, прилагаемые им для поиска ответа на вопрос, который он задал себе ровно десять минут назад: что происходило в этот день в прошлом месяце?

Это уже давно переросло умственную борьбу, теперь она превратилась в физическую, и Голдхабер, как ему ни хотелось сознаваться себе в очевидном факте, проигрывал в этой борьбе. Ответ на мучивший во всех смыслах его вопрос был ему известен, вот только он не мог его озвучить. В памяти дикой сворой проносились сотни каких-то «бездомных» воспоминаний, потерявших ошейники с адресами своего проживания. Доктор знал, чем было заполнено воскресенье прошедшей недели, помнил, чем занимался в воскресенье две недели назад, не без труда восстановил события воскресенья трёхнедельной давности, однако даже не надеялся вспомнить, ни что он делал в воскресенье четыре недели назад, ни чем занимался двадцать шестого мая.

Взгляд Голдхабера непроизвольно скользнул назад по строчке на десять дней от текущего и упёрся в 16-е число. Чем оно его привлекло? Доктор обводил глазами его снова и снова – 16. 1 и 6. Глаза описывали короткую вздымающуюся дугу, резко пикировали вниз, затем отталкивались от невидимой опоры и завершали стремительный нырок под себя затяжным прыжком, выводящим незримого акробата на максимальную высоту. 16. Все попытки были тщетны. Выбившийся из сил доктор мысленно извивался, раз за разом повторяя этот трюк, и когда, казалось, концентрация уже совсем иссякла, перед взором Голдхабера вдруг распахнулся яркий коридор, ведущий так далеко, как он и не рассчитывал попасть. Воспоминания вдруг упорядочились в огромную воронку, утянувшую его через этот коридор не на месяц и даже не на два, а на целых двенадцать месяцев назад. 16 июня прошлого года он точно так же смотрел в календарь в надежде вспомнить события минувшего месяца, когда в его кабинет вдруг зашли двое. Проблема, которая их тревожила, по странному стечению обстоятельств тоже была связана с календарями.

Доктор развернулся в кресле к огромному стеллажу за своей спиной и, немного поблуждав по нему взглядом, вытащил аудиокассету, датированную 16 июня 2008 года, из плотного ряда других. Поместив плёнку в проигрыватель, он снова уселся в кресло и принялся тщательно полировать шёлковой салфеткой и без того чистые линзы очков, отчего те становились совершенно невидимыми.

Из динамиков длительное время слышались посторонние звуки – шорохи, скрипы обуви, хлопанье ящичков, а затем наступила продолжительная тишина. Как понял Голдхабер, именно в этот момент он занялся тогда ещё только входящим в его привычку рассматриванием календаря. Тишина была томительной, не слышалось абсолютно ничего, кроме ритмичного жужжания моторчиков внутри проигрывателя.

Внезапно в дверь постучали.

– Войдите, – послышался голос Голдхабера.

Щёлкнул замок, пискнули дверные петли, послышались шаги.

– Здравствуйте… – прозвучал женский голос.

Доктор, к своему удивлению, прекрасно вспомнил внешность посетительницы – каштановые непослушные волосы, которые, по-видимому, их хозяйка тщательно укладывала, но всё же не смогла одолеть, брови-галочки, глаза редкого цвета морской волны, узкий аккуратный нос и классической формы губы естественного цвета.

– Скажите, вы помните, что делали в этот самый день в прошлом году? – послышался его собственный голос.

– Н-нет, не думаю, – ответил с секундным замешательством хорошо поставленный мужской голос.

Его обладатель был наделён аристократической наружностью и так не вязавшейся с ней нахальной ухмылкой.

– Вот и я ни черта не могу вспомнить, – скрипнула кожаная обивка кресла, – а раньше мог. Я не консультирую семейные пары, но могу посоветовать хорошего специалиста.

– Отлично, пойдём отсюда, – не без облегчения проговорил мужчина.

– Мы к вам по другому вопросу, – сказала женщина. – Наш сын, он…

– За дверью? – оборвал Голдхабер.

– Нет, мы пришли одни.

– Вы ведь понимаете, что для назначения лечения я должен лично встретиться с пациентом?

– Нам не нужно лечение, скорее… Консультация. – Женщина немного помедлила. – И мы не хотим, чтобы Джейсон знал о нашем с вами разговоре.

– Присаживайтесь же наконец, – сказал Голдхабер. – Не беспокойтесь о двери, она не упадёт. Что же именно вы от меня хотите?

Доктор вспомнил, как в этот момент женщина отпустила ручку двери, за которую напряжённо держалась на протяжении всего разговора.

Замок защёлкнулся.

Судя по звукам, посетители прошли вглубь комнаты и уселись в кресла перед столом доктора.

– Он… Он начинает нас пугать.

– А по мне, с ним всё в порядке, – хмыкнул мужчина.

– Так, давайте для начала найдём отправную точку нашего разговора и пойдём по порядку, миссис…

– Форс, Дженнифер Форс, а это мой муж, Герберт.

– Дженнифер, Герберт, вы не будете против, если я включу запись? Это существенно облегчит мне работу. Нет? Отлично, итак…

Послышался щелчок возле давно включенного микрофона.

– Запись пошла. Сегодня 16 июня 2008 года, 9 часов 42 минуты. Ко мне впервые пришли миссис и мистер Форсы для консультации по вопросу, связанному с их сыном… Джейсоном? Сыном Джейсоном. Прошу вас, изложите суть возникшей проблемы. Что за мальчик ваш сын, чем интересуется, сколько ему лет, что в нём вас тревожит?

– Джейсону четырнадцать. Он обычный подросток, ничем не отличается… Не отличался от сверстников. Увлечения? Даже не знаю…

– Он любит задавать вопросы, – подсказал Герберт. – Дьявольски много вопросов. Всему ищет объяснения, знаете, такой научный взгляд у него на всё. Но, как по мне, это даже хорошо.

– Но ведь эти его гипотезы… Он слишком серьёзно к ним относится, – не согласилась Дженнифер.

– Что вы имеете в виду?