Алые буквы
Шрифт:
Последнее, что слышал Эллери, когда такси отъезжало от обочины, была непрекращающаяся ругань фотографа.
— А другой парень сбежал, — заметил шофер. — Ваш все еще в обмороке?
— Приходит в себя.
— Жаль, что в переулке было темно. Представляю себе это зрелище! Куда ехать, приятель?
— Просто выезжайте с Таймс-сквер.
Леон Филдс застонал. Эллери растирал ему руки и хлопал по щекам.
Дерк сам не знает, как ему повезло сегодня вечером. Если бы Марта была здесь… Закрыв глаза, Эллери ясно представил заголовки в бульварных газетах «Актер
— Кто вы, черт возьми? — осведомился Филдс.
— Фея-крестная, — ответил Эллери. — Как ваша челюсть?
— Паршиво, как и все прочее. — Филдс попытался посмотреть отекшим правым глазом. — Слушайте, а я вас знаю! Вы сын инспектора Кью. Значит, вы спасли меня от плохого мальчика?
— Просто подобрал останки.
— Он дерется по-свински. Стукнул меня по коленке, а когда я согнулся, начал дубасить по физиономии. Мне приснилось или кто-то фотографировал?
— Вам не приснилось.
— Кто это был?
— Думаю, фоторепортер, рыщущий в поисках материала.
— Великолепно, — усмехнулся Филдс. — Могу себе представить, как это будет выглядеть в газетах. — Помолчав, он спросил: — А на кого вы работаете?
— Ни на кого.
— Держу пари, что это не так.
— Вы проиграете.
Филдс снова усмехнулся:
— Как бы то ни было, спасибо.
— Не стоит благодарности.
— Знаете, кто был мой противник?
— Да.
— Ну и кто же?
— В. X.
— Дайте сигарету. Свои я, кажется, потерял во время драки.
Филдс курил медленно и задумчиво. Подбородок у него опух так же, как и глаз, поэтому сигарета торчала вбок. Смокинг был перепачкан грязью.
— Слушайте, ребята, — заговорил водитель, — я не возражаю катать вас, пока счетчик работает, но вы хоть намекните, где мне остановиться.
— Он знает, кто… — шепотом начал Филдс.
— Едва ли.
— Не говорите ему. Я хочу, чтобы все было шито-крыто. Мне нужно прочистить мозги. Могу я вам доверять?
— Смотря, что вы намерены делать.
— О'кей. Скажите ему, чтобы остановился на углу Парк-авеню и Восемьдесят шестой улицы. Где мы сейчас?
— По-моему, на Третьей авеню, возле Шестидесятой.
Эллери назвал водителю адрес и снова понизил голос:
— А почему туда? Разве вы живете не в Эссекс-Хаус?
— Это для моих читателей. Я арендую несколько убежищ под разными именами. Не думаю, что сегодня буду отвечать на телефонные звонки. По этому адресу мне звонят только битники. [34]
— Что такого вы сказали нашему другу, — тоном невинного любопытства осведомился Эллери, — что привело его в ярость?
34
Битники — участники неформального молодежного движения конца 50-60-х гг. XX в., отвергавшие общепринятые условности.
Обозреватель только ухмыльнулся. Они постояли на углу Парк-авеню и Восемьдесят шестой улицы, пока такси не скрылось из вида.
— Куда теперь? — спросил Эллери.
— Вы, я вижу, настырный.
— Мне все равно, где ваша дыра. Но вам нужна первая помощь.
Филдс уставился
на него единственным дееспособным глазом.— Ладно, — неожиданно согласился он.
Они прошли по Парк-авеню до Восемьдесят восьмой улицы и свернули на запад.
Дойдя до Мэдисон-авеню, они пересекли ее.
— Сюда.
Это был маленький жилой дом между Мэдисон- и Парк-авеню. Филдс отпер входную дверь, и они вошли. Лифт был на самообслуживании, портье отсутствовал.
Дойдя до квартиры, расположенной на первом этаже, Филдс снова воспользовался ключом. Надпись над звонком гласила: «Джордж Т. Джонсон».
— Мне нравятся квартиры на первом этаже, — сказал Филдс. — В случае чего можно выпрыгнуть в окно.
Квартира была обставлена со вкусом. Обозреватель засмеялся, увидев, как Эллери оглядывается вокруг.
— Все считают меня полным ничтожеством. Но ведь и у ничтожества может быть душа, верно? Когда я говорю, что люблю Баха, все прыскают в кулак. Открою вам секрет: я терпеть не могу буги-вуги — меня от такой музыки тошнит. Что будете пить?
Они выпили виски, и Эллери занялся обозревателем. Спустя час вымытый, переодетый в пижаму и халат Филдс с продезинфицированными ссадинами и немного опавшими опухолями снова стал походить на человека.
Они не спеша выпили вторую порцию.
— Вообще-то я не пью, когда работаю, — сказал обозреватель, — но вы отличный собутыльник.
— Я тоже не пью на работе, — отозвался Эллери, — и только ради вас нарушаю правило.
Филдс притворился, что не понял. Он весело болтал на самые разные темы, не забывая наполнять стакан Эллери.
— Это тебе не поможет, — говорил Эллери через час, — потому что хоть я в большинстве случаев сваливаюсь под стол и от трех порций, но, если захочу, остаюсь трезвым как стеклышко, сколько бы ни выпил. Вопрос в том, как к этому подойти.
— К чему?
— Ты сам знаешь к чему.
— Ну, давай послушаем Баха.
Следующий час Эллери внимал отрывистым звукам клавесина Ландовской. [35] При других обстоятельствах он бы наслаждался музыкой. Но сейчас его голова начала пританцовывать, а исцарапанная физиономия Филдса танцевала вместе с ней. Он зевнул.
— Хочешь спать? — осведомился обозреватель. — Выпей еще. — Он выключил проигрыватель и взял бутылку.
— Достаточно, — отказался Эллери.
— Да брось!
— Более чем достаточно. Что ты пытаешься со мной сделать?
35
Ландовска, Ванда (1879–1959) — польская клавесинистка.
Журналист усмехнулся:
— То, что ты пытался сделать со мной. Скажи-ка, Эллери, какой томагавк ты полируешь?
— Назовем это вытягиванием информации. С тобой все в порядке?
— Конечно.
— Тогда я пошел домой.
Филдс проводил его до двери.
— Только скажи: ты работаешь на Вэна Харрисона?
Эллери уставился на него.
— С какой стати я должен на него работать?
— Кто из нас спрашивает?
— А кто отвечает?
Они обняли друг друга, восторгаясь собственным остроумием.