Алые погоны

— Пойдем в мою комнату, — обнял мальчика за плечи Виктор Николаевич.

В светлой, небольшой комнате, кроме письменного стола, кресла и узкой кровати, были лишь стеллажи с книгами и две картины, писанные самим Веденкипым. На одной изображена была девочка лет четырех, такая же белокурая, голубоглазая и бледная, как Веденкин, на другой — излучина реки, задумчивый вечерний закат, с красками поздней осени, навевающими покой и сосредоточенность.

— Это кто, товарищ майор? — показал глазами на портрет девочки Илюша.

— Моя дочка — Надя. Только ты не называй меня здесь майором. Мы ведь не на службе. Меня зовут Виктор Николаевич.

— Виктор Николаевич, — тихо, словно вслушиваясь в необычное сочетание слов, повторил Илюша и поднял на учителя лучистые глаза.

— Да вот и сама натура! — воскликнул Веденкин, указывая на девочку, заглядывающую в дверь. — Иди, иди сюда!

Девочка с голубым бантом на голове смело приблизилась и, поглядывая на Илюшу, спросила:

— Вы кто?

— Воспитанник четвертого отделения пятой роты Суворовского военного училища Кошелев Илья! — щелкнув каблуками, с напускной официальностью представился он, и снисходительная улыбка взрослого появилась у него на губах.

— А ну, стукните еще, — попросила Надя, показывая на каблуки и сама пытаясь щелкнуть своими.

— Товарищ майор, — дрогнул печально голос Илюши, — у меня такая сестрица была… Даша. Когда маму убили, нам плохо стало… Умерла Даша от голода…

Веденкин задумчиво провел рукой по голове мальчика, и тот доверчиво прильнул к нему.

— Познакомься с Надюшей, я сейчас приду, — сказал Виктор Николаевич и вышел в соседнюю комнату.

Татьяна Михайловна раскатывала на столе тонкий лист теста.

— Я сейчас сниму китель и надену синий свитер, может быть, тогда он перестанет величать меня все время майором, — шопотом сказал Веденкин.

— Славный мальчуган, — сердечно сказала Татьяна Михайловна, и глаза ее потеплели, — и так жаль мне его, сиротиночку.

— Когда несколько позже Веденкин возвратился в свою комнату, Илюша стоял на полу на четвереньках, ржал, подражай жеребенку, мотал головой, а девочка, сидя у него на спине, заливалась смехом, старалась ухватить его за большие уши и командовала:

— Тпру… Я тебе говорю, — тпру…

— Надя, помоги мне по хозяйству, — позвала расходившуюся дочь Татьяна Михайловна, желая оставить Илюшу наедине с Виктором Николаевичем. Надя неохотно слезла со спины нового друга и, пообещав скоро придти, убежала.

Веденкин подошел к полке с книгами, достал одну в зеленовато-сером, тисненном золотом переплете, протянул ее мальчику.

— Ох, ты-ы… — разгорелись у Илюши глаза. — О Суворове!

Он осторожно стал перелистывать плотные, пожелтевшие страницы, подолгу рассматривал рисунки, прикрытые прозрачной бумагой, расспрашивал о своем знаменитом «деде».

— Товарищи суворовцы! — приоткрыла дверь Татьяна Михайловна, — прошу мыть руки — и к столу.

Илюшу усадили рядом с Надей, она на этом настояла. Девочка забралась на специально для нее сделанный высокий стул и со своего возвышения покровительственно поглядывала на гостя.

— Илюше больше налей, — попросила она мать, когда Татьяна Михайловна стала разливать борщ. Илюша так громко тянул из ложки, что Виктор Николаевич пошутил:

— Ой, ты меня втянешь, — и слегка отодвинул стул.

— И меня! — подхватила Надя, но с готовностью придвинулась.

Илюша уловил намек на свой новый промах, покраснел и стал есть бесшумно, только капельки пота выступили от напряжения у него на лбу.

— Может быть, соли мало? — подсунула ближе к нему солонку Татьяна Михайловна.

— Нет, хватит.

— Надо сказать: спасибо, — поучающе пропищала Надя и таинственно спросила — А ты знаешь, как соль делают? Не знаешь? Отгораживают море… Оно кипит, — девочка расширила глаза, — как манный суп на печке… Остается соль, чтобы рыбу солить… Это мне рассказала Тоня… из соседней квартиры.

Надя помолчала, решая, надо ли еще что-нибудь пояснить.

— Только селедку не солят, она и без того уже соленая, — все же дополнила она.

Илюша снисходительно улыбнулся, но возражать не стал. К концу обеда он чувствовал себя в этой семье своим человеком.

— У нас отделение очень дружное и ребята все хорошие, — рассказывал он. — Максим изобретает скорострельную пушку. Правда! Только это тайна, вы никому, Виктор Николаевич, не говорите. Я ему для опытов банки консервные достаю…

Татьяна Михайловна не выдержала, расхохоталась:

— Да, да! Не смейтесь, — ничуть не обижаясь, убежденно сказал Кошелев. — Он свою пушку назовет «Илюша»! Вот сейчас на фронте «Катюша» — есть, «Иван» — есть, «Андрюша» — есть, а он назовет — «Илюша». А что, — серьезно спросил Кошелев, — ведь, может быть, из Максима как раз и получится знаменитый военный изобретатель? Ведь может быть?

— Конечно, — в один голос ответили муж и жена.

— Наверняка получится! — подтвердил Виктор Николаевич.

— А есть у нас и пустые выдумщики, — недовольно бросил Илюша. — Поза-позавчера Авилкин поспорил с Каменюкой, кто дольше без пищи выдержит. Каменюка тридцать часов не ел, похудел даже, а Павлик у себя в парте целый хлебный склад сделал — случайно выяснилось. Наш географ говорит на уроке: «Что это, вы, Авилкин, жуете?»

Все рассмеялись, а громче других Надя, довольная общим весельем и тем, что мама не заметила, как она спрятала в кармашек передника два коржика: себе и Илюше — «на после».

— А вот ты, Илюша, когда летом у тети был, рассказывал своим знакомым о разных проделках в училище? — спросил Виктор Николаевич.

— Ни за что, товарищ майор! — с жаром воскликнул Кошелев, увидел укоризненный взгляд Веденкина и поспешно поправился:

— Ни за что, Виктор Николаевич! Меня один раз позвал к себе в гости наш председатель колхоза — Степан Иванович Борзов — он еще с папой дружил, они и в партизанах вместе были… И спрашивает Степан Иванович:

— «Небось вы там, в Суворовском, часто деретесь, друг дружке носы квасите?» Ну, конечно, Виктор Николаевич, без этого ж невозможно обойтись… Только рукава не закатываем, а то долго откатывать, если, кто застанет. Но разве я скажу на стороне что-нибудь плохое об училище! Наоборот, я только самое хорошее рассказываю: о том, что есть у нас свой сад, конюшни, гараж, что мы учимся на пианино играть и на скрипке, иностранные языки изучаем, стреляем боевыми патронами. Я стрелял боевыми патронами! — с гордостью воскликнул Илюша, сконфузился и умолк.