Алый знак воина

— Когда настанет время заправить алую пряжу в станок, вспомни этот рассвет в лесу и проси деда послать предупредить меня.

В первое мгновение он подумал, что ослышался. Медленно подняв глаза, которые внезапно стали совсем золотыми, он посмотрел на Тэлори.

— Тебя?!

— A y кого же, меньшой брат мой, на это больше прав?

Они поглядели друг на друга, как бы закрепляя договор. Затем Тэлори выпрямился и взял в руку копье.

— Ну, а теперь тронулись. Совсем рассвело. Дома у тебя, наверное, все с ума сходят. Ты найдешь отсюда дорогу?

Дрэм кивнул.

— Тогда мы здесь расстанемся. Хорошей охоты, щенок!

Подождав, пока Тэлори скроется за деревьями, держа путь к дому вверх по ручью, Дрэм двинулся вдоль опушки к круглым склонам Меловой.

Когда он, пройдя по тропинке, выбитой прямо в мелу, добрался наконец до ворот своего дома, день был в разгаре и прозрачный месяц едва заметно светлел в безоблачном небе. Рыжие волы, тяжело переминаясь, шевелились в загоне. Рогатина была отброшена, и ворота распахнуты настежь. Миновав двор, он подошел к двери хижины и тут же услыхал голос Драстика: «Его нет у Долая. Одни боги знают, где его носит и что с ним стряслось». Брат стоял возле деда, тот, зябко кутаясь в одеяло, сидел на корточках перед очагом, который, видимо, так и не гасили всю ночь. Прислушавшись, Дрэм уловил ворчливый ответ: «Мальчишка непутевый. Я это всегда говорил. У него нет уважения ко мне, его деду. Если угодно будет Повелителю Солнца, он явится, когда захочет есть».

Они увидели его одновременно, и тут же старая Ки, мать собак Драстика, поднялась на лапы, громко зевнула и, радостно виляя хвостом, направилась навстречу Дрэму. Но Драстик ее опередил — в два прыжка он очутился подле брата и, схватив его за шкирку, швырнул в освещенный угол перед очагом.

— Нечистая сила, где ты пропадал?!

Дрэм, потирая шею, молча глядел на него.

— Ночь была светлая, и я решил половить рыбу, — сказал он наконец. — Она, правда, уснула.

Дед презрительно фыркнул, и непонятно, чего было больше в дедовом смешке — недоверия или презрения.

— Ему, видите ли, захотелось рыбку половить, — сказал Драстик. — И мать поэтому должна бегать по лесным опушкам и искать его всю ночь, а брат — карабкаться по Большой Меловой, чтобы узнать, не взбрело ли ему в голову пасти овец у Долая.

Драстик снял со стены кнут из сыромятной бычьей кожи, который держал для собак, и теперь стоял, пропуская темные ремни между пальцев.

— Ты знаешь, как поступают со щенком, который убегает подобным образом от стаи?

— Бьют, — сказал Дрэм, поглядев в глаза брату.

Он знал, что ему не избежать наказания и был внутренне готов к этому. Драстик вопросительно взглянул на деда, хозяина дома, но дед только

глубже закутался в одеяло и сплюнул в огонь.

— Нет, я слишком стар и мне не под силу воспитывать щенков. Этим придется заняться тебе. Смотри, не жалей руки.

— Будь спокоен, не пожалею, — отрезал Драстик. Было видно, что он очень зол и его юное румяное лицо даже потемнело от гнева. Со всего размаха он дал Дрэму затрещину, от которой тот полетел на охапку дров возле очага. Дрэм скорчился, голова гудела от удара, однако он крепко стиснул зубы. Он знал, что в конце концов не выдержит и начнет скулить, как щенок, но пока можно терпеть, он не издаст ни звука. Он почувствовал, что брат занес руку и, сжавшись, ждал удара хлыста по плечам.

Но удара не последовало. Какое-то маленькое свирепое существо неожиданно кинулось на Драстика из темного угла и прокусило ему руку, точь-в-точь как он, Дрэм, ночью укусил Тэлори-охотника.

Драстик вскрикнул от изумления и боли и, отбросив обидчика, снова поднял кнут, но тут вдруг Дрэм услыхал голос матери.

— Нашелся! — крикнула она с порога. У нее вырвался вздох облегчения. — Не надо, Драстик, нет!

Теперь все смешалось и перепуталось, и Дрэму стало казаться, что он избежал порки. Он поднялся на ноги. Мать бросилась к нему — ее густые волосы выбились из-под сетки и рассыпались по плечам, юбка была перепачкана и разорвана.

— Щеночек, где же ты был? У Долая?

Драстик стоял неподвижно, будто врос ногами в землю, — гнев еще не остыл, но он был обескуражен поведением матери. В растерянности, он сосал укушенный палец, а из-за собачьих спин его буравил злобный взгляд Блай, которая так и лежала в углу, куда Драстик отшвырнул ее. Он сплюнул кровь в огонь.

— Ты ошибаешься, мать, если думаешь, что он был у Долая. Он только что изволил явиться, гордый, как царь в крепости на холме. Ему, видите ли, захотелось рыбку половить.

Он обернулся к брату:

— А ну-ка, ложись! Я еще с тобой не кончил!

— Нет, Драстик, не смей его бить! Только не сегодня!

Дед поднял большую золотисто-седую голову. Зрачки у него, как у Дрэма, делались золотыми, когда он радовался или сердился. Сейчас он был явно зол.

— Женщина, это мужская работа. Занимайся своей прялкой и не вмешивайся в дела мужчин.

Мать как будто не слышала слов старика.

— Только не сегодня, — повторила она.

— Но почему? — Драстик в недоумении хмурил брови. — Может, я вообще не могу проучить щенка? Но скажи, почему?

— Потому что я не разрешаю, я, давшая жизнь вам обоим.

Она вырвала кнут из рук Драстика и забросила его в дальний угол. Протянув руки, она повернулась к Дрэму. В ее голосе была мурлыкающая нежность, что случалось нечасто.

— Щеночек мой, почему ты убежал? Я дала бы тебе еще мяса — миска ведь не разбилась.

Глаза ее искали его взгляда. «Она догадалась, что это не крыса на чердаке», — подумал Дрэм. Она догадалась, из-за чего он убежал, и поэтому не дала его бить. Но она не была до конца уверена и не решалась заговорить с ним об этом. Да и сам он не хотел этого разговора.

Он сделал шаг назад и стоял, широко расставив ноги и подняв голову, Драстик пожал плечами, подобрал с полу кнут и повесил его на место.

— Я не хотел больше мяса, мне хотелось половить рыбу. Потому я и пошел на реку, но вся рыба там уснула.

— А что ты делал один всю ночь в лесу? Ты весь в ссадинах. Смотри, от пояса одни клочья остались! Ты, наверное, голоден как волк?

— Да, я хочу есть, — сказал Дрэм. — Еже вика в лесу очень колючая. Я залез в нору под дубом и спал там.

Он не забыл о Большом Страхе, хотя и старался отогнать воспоминания о нем.

— А потом в лесу я встретил Тэлори-охотника и мы вернулись вместе и поговорили по дороге, как мужчины.

Мать достала овсяную лепешку из корзины, висящей на конце балки.

— Ешь, сразу станет легче. — Она сунула ему в руку лепешку. — Подумать только, Тэлори-охотник! И о чем же вы могли говорить с Тэлори-охотником?!

С матерью всегда было так — она вечно хотела знать больше, чем ей следовало.

Дрэм хвастливо выпятил грудь. Рот у него был набит лепешкой.

— Я ведь сказал, это был мужской разговор. — Он бросил через плечо взгляд на брата, который все еще продолжал дуться. — Мне надоело бить рыбу. Может, ты дашь мне свое старое копье? Знаешь, какое? То, что с тремя насечками на острие. Оно ведь сейчас у тебя стоит без дела.