Амалия и Золотой век

«Dance with me, I want my arm around you, the charm about you…»

А прилагающаяся к моему сьюту Мерседес подпевает, поймав мелодию мгновенно. И говорит мне, что я красива.

Я красива? Но мой принц не будет на балу, его там даже никто не знает. Прийти к нему ночью в отель, так что тело будет пахнуть танцами, стать на колени у его кровати, попросить его расстегнуть застежку?

А, так ведь у него там будет местная девушка на час, и я даже ее не замечу, это ведь в сущности такие пустяки. Она поможет ему снять с меня платье и все остальное, потом уйдет.

А если не так, то выпить шампанского, привести с бала незнакомого красавца во фраке, взять его, усевшись сверху, потом с облегчением выгнать вон и пойти наутро к отцу Артуро: отец мой, я согрешила, я без этого могла умереть. «Наконец-то, дочь моя, — смиренно ответит он. — Долго же вы держались, я так боялся за вас».

А потом я, путангина и бастуза, успокоюсь и приду к моему сероглазому принцу и уже не буду бояться смотреть на него. Признаюсь в том, что пока никак не получается найти вора, который стащил бы и вернул на место бумаги его японского профессора. Ну, а может, совсем ни о чем не говорить, просто пить с ним горячий шоколад и загадочно улыбаться.

Мерседес закончила гладить мое бальное платье, мы примеряем его, она одобряет, а потом медленно приподнимает мой черный локон и цокает языком.

И ведь она права.

Отлично, ведь если бы я осталась одна и без дела — я умерла бы! И вот, заехав в офис, чтобы подбодрить Лолу, я уже на Эскольте, Хуан сам знает, куда меня везти. Пахнет сладкой пудрой, а тут шуршащая глянцевая новость — прически Ренессанса вернулись! Локоны толщиной в палец разбросаны свободно по затылку, впереди прямой пробор, волосы жестко зачесаны назад со лба. Есть упрощенная версия — косой пробор, локоны потолще и помягче. Новую прическу представляет Оливия де Хавиланд, звезда «Сна в летнюю ночь».

Но вот я и с прической, и что дальше? Купить «Ви-табы» доктора Никсона из США, абсолютно безопасный метод омоложения, напрямую воздействует на ваши железы, нервы, очищает кровь? Или же — отправиться на Рисаль-авеню, на рынки с имитациями американских товаров, там целых два базара, Бомбейский и Японский?

— Элистер, — неслышимо говорю я. — Так дальше нельзя, помоги мне. Прошу тебя. И я знаю, как именно тебя надо просить. Ну-ка, потерпи немного… Я уже почти на месте…

Эскольта звенит копытами и урчит моторами. Куда? Вот «Эстрелла» — свадебные подарки и драгоценности. У входа — «бумбей» в тюрбане, зовет меня. Да нет же, какая там «Эстрелла». Вот куда я пойду: «Хикокс» — лучшее место, чтобы швырять деньги.

Бритвенный крем в баночке с золотой крышкой, кисточка, отсвечивающая бриллиантовой пылью, Элистер, ты достоин гораздо лучшего. А, вот, вот. Тяжелый портсигар белого золота, с лаконичным рисунком из сапфиров. Да, да. Когда-то ты вставал на дыбы от одной мысли, что я буду покупать тебе сигареты. Ну и не буду, а вот портсигар…

— Выучили новые ругательные слова на нашем языке, дорогая Амалия?

Боже мой, откуда она взялась, эта Пилар Идальго Лим? А впрочем, где же ей еще быть. Самое место.

— Очень даже выучила, дорогая Пилар, но вот как я произнесу их вслух?

— А так и произнесите, продавцам здесь платят достаточно, чтобы выдержать такое поношение. Вы идете сегодня на наш бал?

— Не танцевала уже недели две, вот только…

— Даже не сомневайтесь, вас будет кому пригласить, на что, по-вашему, друзья? Друзья это вам обеспечат. Да если он попадется под руку — то хоть Мануэля Ириарте. Знаете такого? Тот, к которому ходят во дворец репетировать королевский ригодон для торжественных случаев. Хотя на самом деле он директор Национальной библиотеки. И там изучает книги по испанским танцам. Вам гарантирован отличный пасодобль, и даже эта новомодная самба. Да, так что там за ругательство?

— Пуньета, — говорю я и вижу, что пожилой продавец, скажем так, немножко удивлен.

— О-о-о, вы наслушались историй про нашего президента, — посмеивается Пилар (я виновато киваю). — И вы думаете, что если он испанец, то с этим словом надо поосторожнее в Мадриде. Но его поймут только в Мексике. Пуньета — это, вообще-то, кулак…

Продавец высится за прилавком неподвижно.

— Но имеется в виду нечто иное — это когда мужчине предлагают пойти и использовать кулак для определенных целей. Мужчины это делают, вы же знаете? Ну, до встречи на балу.

Драгоценный портсигар у меня в руке — явный сувенир для мужчины — Пилар между делом рассмотреть успела, и ровно на одну десятую долю секунды на ее лице промелькнула змеиная улыбка.

Спасать здесь мою репутацию уже поздно. Они тут все давно и твердо знают, зачем я на самом деле приехала в их страну, кроме как для инвестиций.

Сегодня я иду на бал, я уже спускаюсь по полукруглой лестнице, через перила которой когда-то перепрыгивал Дуглас Фэрбенкс на радость публике. Да-да, этот бал, как всегда, в нашем отеле, и я просто иду вниз, в ту самую толпу — стаю райских птиц, но теперь это моя толпа, мы целуемся, даем руки для поцелуев мужчинам и медленно движемся к «Фиеста-павильону».

А там вокруг меня собирается небольшой кружок, который одним голосом говорит «ах».

— Амалия, а вот это у вас откуда?.. Нет, я такого еще не видела.

— Вот это? — говорю я, проводя рукой по античным складкам своего бального платья нежнейшего телесного цвета. — Это Париж, есть такой дом, называется «Ирфе». Не очень известный, но хороший.

— Мы все видим, что хороший, — коротко смеется моя дорогая подруга Вики, — а вы хорошо видите, что мы не о платье. Что такое — вот ЭТО??

И они едят глазами то, что сжимает мое горло.

— А, — скромно киваю я, — это сувенир. Об одной довольно жуткой истории, которая, к счастью, хорошо кончилась. Им можно разбить вон те оконные стекла, правда?

— Бирманские рубины здесь есть у многих, — чуть злобно замечает Лилинг. — Он ведь бирманский? Но такого размера… И такой чистоты… Нет, мне просто надо приехать в эту вашу Малайю и прочие британские заповедники. После такого зрелища и в себя сразу не придешь, знаете ли.

Дорогая Лилинг, хотела бы я посмотреть на вас в той истории, которая наградила меня этим камнем кровавого цвета. Хотя, кстати, не сомневаюсь, что вы вполне могли бы проявить там себя неплохо. Я давно уже поняла, что с такими женщинами, как в этой стране, никаких мужчин не надо, да мужчины не очень и пытаются с этим спорить.

Мы пьем шампанское, мы говорим о платьях, которые для здешних балов шьет великий Рамон Валера. К нему едут из провинций за месяцы до сезона. Его жизнь тяжела — платье должно быть секретом, и Рамон не может и не должен проговориться. И не может сделать одинаковые. А теперь вообразите, Амалия, — иногда это шестьдесят штук разных платьев! А, кстати, вон он — Рамон, Рамон, ты будешь танцевать со мной в твоем платье?

А теперь самое интересное для вас, дорогая Амалия, — однажды жена судьи и сенатора Кларо Ректо попросила платье для бриллиантов. И Валера сделал ей черное бархатное терно, отороченное белыми оборками и со стеклярусом ручной работы. Интересно, а как насчет платья под рубины? Надо с ним поговорить.