Аманда
Шрифт:
— Итак, вы Аманда. — Глубокий, чуть резковатый голос, однако не такой жесткий, как у Джесса.
Она едва заметно кивнула.
— А вы Салли.
Он, не скрываясь, оглядел ее с ног до головы. Заговорил чуть насмешливым тоном:
— Ну что же, масть у вас такая же, как и у всех нас. А вот габариты не те. Я надеюсь, вы меня простите за некоторые сомнения.
Аманда почувствовала такое облегчение, увидев, что его ярость улеглась, что даже не обиделась.
— Конечно. Я этого ожидала.
— В самом деле? — мрачно улыбнулся Салли — Но я один из всех выразил свои сомнения
— Послушайте… я хочу, чтобы вы знали: я… вернулась сюда не для того, чтобы… выжить кого-либо из вас.
Он пожал плечами, скорее всего этот жест выражал нескрываемое недоверие.
— Ладно. Допустим. Тогда зачем вы вернулись?
Как ни странно, до сих пор один лишь Уокер Мак-Леллан задал ей этот вопрос. И сейчас Аманда ответила точно так же, как тогда.
— Потому что после смерти матери я узнала свое настоящее имя и мне захотелось узнать и все остальное — кто я, откуда родом, какая у меня семья. И почему моя мать решила покинуть мужа и этот дом глубокой ночью и никогда не возвращаться сюда.
Нахмурившись, Салли смотрел на нее сверху вниз
— А почему вы так уверены, что найдете ответ здесь? С тех пор прошло двадцать лет. Ни Кристин, ни Брайана нет в живых. Мы так и не узнали, что же произошло между ними, и, наверное, теперь уже никогда не узнаем: он ведь погиб через несколько недель после ее бегства.
— Вы же были тогда ненамного старше меня. Как вы можете помнить, что вы тогда видели или слышали!
— Мне было двенадцать, и я помню достаточно. Но я уже тогда проводил большую часть времени с лошадьми и в доме бывал мало. В общем-то я не слишком интересовался тем, что происходило между взрослыми, но мне кажется, что в тот день ничего особенного не происходило. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, что на самом деле случилось.
— Может быть, вы и правы.
Аманда не верила, что в то лето, двадцать лет назад, Салли действительно совсем не интересовался тем, что происходило в доме. Что-то в его тоне или, может быть, в настороженном взгляде выразительных глаз говорило об обратном.
— И все же здесь я могу больше узнать о своей семье. Вы хотите мне в этом отказать?
Салли снова улыбнулся той же безрадостной улыбкой.
— Я ни в чем не собираюсь вам отказывать… Аманда. Пока, во всяком случае. Более того, если старик будет счастлив то время, что ему осталось жить, я буду вам только благодарен. Может, тогда он отвяжется от меня.
— То время, что ему осталось?! Что вы имеете в виду? Он, конечно, далеко не молод, но выглядит вполне крепким и здоровым.
— Некоторые выглядят крепкими до самого конца. — Салли не сводил с нее прищуренных глаз. — И не пытайтесь меня уверить, будто вы не знаете. Уокер говорил, что последняя претендентка на ваше место все об этом знала. Нам удалось избежать газетной шумихи, но в округе все об этом знают. Для любого, кто достаточно серьезно интересуется
делами нашей семьи, не составило бы большого труда это выяснить.— Что выяснить?
— То, что Джесс болен раком. Доктора говорят, дольше Рождества он не проживет.
Аманда смотрела на Салли, не видя его.
— Великолепно. Такой и должна быть реакция любящей внучки. — Однако уже в следующую минуту Салли переменил тон: — Эй, с вами все в порядке?
Аманда зажмурилась и покачнулась. Он схватил ее за руку. Мало-помалу она пришла в себя и слабо улыбнулась. Посмотрела ему прямо в глаза:
— Да, все в порядке. Спасибо.
Салли выпустил ее руку, чуть отступил, все еще внимательно наблюдая за ней.
— Вы и в самом деле об этом не знали?
Она откашлялась.
— Нет. Я ничего об этом не знала.
— В таком случае прошу прощения.
Сейчас он, казалось, говорил искренне. Помолчал несколько секунд.
— Джесс не любит об этом говорить, но, похоже, сейчас он поверил врачам. Он борется с болезнью уже больше двух лет и вначале надеялся, что победит. Но теперь больше не надеется.
— И врачи утверждают, что…
— Полгода, если повезет. Может, и доживет до Рождества, но на это мало кто рассчитывает.
— Понятно…
Ей необходимо это обдумать. Ситуация в корне изменилась. Сейчас время для нее значит еще больше, чем раньше.
Салли еще несколько мгновений смотрел на Аманду. Потом перевел взгляд на часы.
— Начало шестого. На случай, если вы не в курсе, — перед ужином мы обычно собираемся в центральной гостиной.
Аманда кивнула, повернулась и направилась обратно к центральному холлу. Собаки молча трусили справа от нее, Салли шагал слева. Хотя сейчас он не выказывал и тени той ярости, что бушевала в нем несколько часов назад, Аманде он казался гораздо более опасным и непонятным, чем собаки.
— Что вы здесь делаете?
Аманда вскинула голову. В дверях кабинета стоял Уокер Мак-Леллан, пристально глядя на нее. Захваченная врасплох, она не знала, что сказать.
— Я… просто проходила мимо. Я здесь еще не была.
Она поймала себя на том, что оправдывается. Черт бы его побрал!
— Обычно Джесс держит эту комнату запертой. — В голосе Уокера, как всегда, несколько тягучем, не слышалось особой теплоты. Он вошел в просторный кабинет, уставленный шкафами с книгами, подошел к мраморному камину и остановился рядом с Амандой, перед большой картиной, написанной маслом.
Аманде стало не по себе от его близости. Сейчас он выглядел менее официально, чем всегда, — ни пиджака, ни галстука, однако лицо было все то же — бесстрастное, непроницаемое, те же зеленые глаза, словно читающие мысли.
— Думаю, он не стал бы возражать против того, что я сюда вошла.
Аманда сделала над собой усилие, чтобы ее слова не прозвучали слишком вызывающе.
— Может, и не стал бы.
Избегая встречаться с ним глазами, Аманда отвернулась от картины. Это был почти фотографический портрет Брайана Далтона, его жены Кристин и большеглазой, очаровательно улыбающейся трехлетней Аманды. Небольшая медная табличка гласила, что картина написана в 1969 году.