Амазония, ярданг «Восточный»

Я понятия не имел о «нелегально» затребованных пяти букетах и действительно не знал, что делать с ящиком. Вмешалась Светлана. «Ящик разбейте о голову начальника изыскательской группы, – посоветовала она столичному функционеру, – а бессмертник отправьте к нам на буровую, как и указано в комплектной ведомости доставки технологического груза. У меня все». У нее все! «Напрасно ты надерзила столице, начальство мне этого не простит». – «Ну… как-нибудь. Пострадаешь за Аэлиту». – «Нет Аэлиты! Понимаешь? Взорвали! Для кого теперь эти бессмертные веники?!» – «Для нас!» – выкрикнула она мне в лицо и выбежала из диспетчерской. Вечером я долго вызывал ее по звуковому каналу внутренней связи. Разговора не получилось. Она пропела мне из своей каюты грудным контральто: «И тех страдальцев не забудь, что обрели венец терновый, толпе указывая путь путь к возрожденью, к жизни новой…». Последние слова утонули в рыданиях. Она сама утонула в рыданиях. «О, черт! – подумалось мне тогда. Пустынный, пыльный, сухой, морозный ярданг, а какие здесь страсти бушуют!..»

Я разжал кулак, выпустил платиновую цепочку на стол и покинул каюту.

Мне оставалось осмотреть жилище Фикрета. Вдруг в отдалении прозвучал женский смех. И вроде бы голоса… Я подкрутил на темени гермошлема регулятор усилителя слышимости и шагом разведчика прокрался в фойе, откуда вела наверх винтовая лестница. Ничего не было слышно, кроме шороха моих осторожных шагов.

В какое из двух помещений третьего яруса заходить в первую очередь, выбирать не пришлось: дверь в диспетчерскую была закрыта, а из распахнутой двери, ведущей в лабораторию, призывно падал свет… Я переступил порог.

За пультом лабораторного терминала сидела Светлана. Двое в белых халатах прильнули к ней с обеих сторон, обняв за плечи. Светились экраны, мерно пощелкивал рентгеноструктурный анализатор.

– Вот вы где!

Двое из этой троицы вздрогнули и обернулись (Светлана продолжала смотреть на экраны). Не сразу я узнал Дмитрия Жмаева и Карима Айдарова: халаты и лица их были испачканы кровью. На глазах Айдарова красовалась карнавальная полумаска…

Несколько секунд мы оторопело разглядывали друг друга. Я машинально поднял лицевое стекло. Издав торжествующий вопль, они внезапно бросились ко мне с протянутыми красными руками. Я попятился. Они ухватили меня и с громкими возгласами потащили на середину лаборатории. Ошеломленный нападением, я почти не сопротивлялся, но уже прикидывал, кому и куда нанесу первый удар. В суматохе я очень близко увидел испачканное лицо Айдарова, оскал белых зубов и по сумасшедшему острый блеск глаз. То, что я принимал за карнавальную полумаску, оказалось лиловым разливом чудовищных подглазных синяков. Крепко сжав меня с двух сторон, Айдаров и Жмаев в каком-то радостно-безумном возбуждении пытались кружиться, пританцовывали и оглушительно орали, призывая Светлану включаться в этот дьявольский хоровод. Я не мог понять, чего они от меня хотят, но успел отшатнуться, когда Светлана вдруг поднесла к моему лицу колбу, наполненную свежей кровью. Изловчившись, оттянул кислородную маску и рявкнул что было мочи:

– Прекратить эйфорию!!

Рявкнул я просто от страха, не ожидая, что крик мой подействует. Но он подействовал. Безумцы отпрянули, Светлана выронила колбу.

Сосуд, глухо звякнув, стукнулся об пол, и часть его содержимого выплеснулась мне на ноги. Ломким от возбуждения голосом я спросил:

– Что здесь происходит?!

Все трое молча переглянулись. Мне показалось – с недоумением.

– Кто вас избил, Айдаров?

Карим ощупал свои «фонари» красными пальцами.

– Пустяки, – сказал он. – Это Коля резко так от меня отмахнулся. Нам представлялось, что ни одно лицо на буровой не станет резко возражать против традиционного обмазывания…

– Николай рассеял это заблуждение, – добавил Жмаев.

Я переводил взгляд с одного на другого. Я их боялся. Обоих. Мне очень не нравился шалый блеск в их глазах. И синевато-серые глаза инженера-коллектора в этом смысле мне тоже не нравились. И аномальная растрепанность ее выбившихся из-под лабораторной шапочки волос…

– Не сердись, Вадим, – сказала она и, небрежно встряхнув волосами, уронила шапочку на пол. – Мы нашли то, чего не искали и о чем никто из нас не мечтал, ну и… слегка обалдели от радости.

– Это заметно.

– Не сердись. Нас теперь на руках носить надо.

– Это я вам почти гарантирую. – Я взглянул на часы. Если Адам не ошибся в расчетах, аэр медикологов уже здесь.

– На руках, – настаивала Светлана. – Всех! И тебя.

– Уж как меня понесут, вы себе даже не представляете.

– Тебя – впереди. Как знамя.

– А можно узнать, с чего это у вас такая радость?

– О! Наша скважина первой на этой планете нефть дала!

Я подумал, что ослышался.

– К-какая еще нефть?

– Хорошая нефть, малосернистая. Состав и плотность мы уже определили.

– Она кивнула в сторону терминала:

– Иди взгляни. Данные там, на экранах.

Абсурд. Я не двинулся с места. Нефть на мертвой планете под двухкилометровым панцирем мерзлых пород – полный абсурд. Вода и жидкая углекислота – пожалуйста, хоть целое море. Но нефть!.. Это немыслимо.

Сотни геолого-разведочных скважин на Марсе пробурено, в том числе четыре глубокие, и ни малейших нефтепроявлений! Да их и не ждали. Никто никогда здесь прогноза на нефть не давал.

– Где Песков? – спросил я. – Где Султанов?

– Ты хотя бы понял, что я сказала?

– Не волнуйся, Светлана, не надо. Спокойно…

– Да какое тут, к черту, спокойствие?! – удивилась она. – Нефть!

Понимаешь? Большая химия Марса! Индустриальное производство хозяйственных и строительных материалов прямо на месте! Сырье для пищевых синтезаторов!

Почва для планетарной фитокультуры!..

– Не спорю, – вставил я. – Открытие нефти, безусловно, превратило бы Марс в объект немедленной колонизации. Но… увы.

Я развел руками, и возбуждение в глазах Светланы угасло. Пригладив волосы, она направилась к выходу.

– Нефть у твоих ног, – бросила она мне у порога, и ее каблучки зацокали по ступенькам винтовой лестницы.

Я решился на неприятный эксперимент: нагнулся, окунул палец в лужицу и понюхал эту кроваво-красную жидкость. Специфический запах нефти буквально парализовал меня. Айдаров и Жмаев с белозубыми улыбками на жутких лицах стояли поодаль и, видимо, ждали развязки. В голове у меня словно бы что-то перевернулось наоборот – вдруг стало понятно, что произошло сегодня на буровой.

Я медленно отстегнул перчатки и, ощущая легкое головокружение, начал снимать с себя гермошлем.

– Кровельный пласт проткнули, а там – горизонт под давлением, рассказывал Дмитрий, помогая мне раздеваться. – Нефть на самоизлив пошла.

Фикрет глазам не поверил: нефть на нефть не похожа.

– Не растерялся наш ветеран, – вставил Карим, – нас с Димой по тревоге вызвал, Колю окриком из шока вывел, и они вдвоем эту струю перекрыли.

– Тут и мы подоспели, – продолжал Дмитрий. – А когда стали физиономии друг другу нефтью мазать, у Николая нервный срыв случился…

– Высотный костюм оставьте на мне, – сказал я. – Только тяжи ослабьте… Так, спасибо. Где Николай?

– В каюте Фикрета, – ответил Карим.

– Фикрет его там успокаивает, – пояснил Дмитрий.

– Главное – нефть дали! – Карим улыбнулся страшным лицом. – Автономию Марсу, считай, обеспечили.

– Автономию, говоришь? – Я поднял колбу с остатками нефти, снова понюхал. – Струйку дали – и уже автономия?

– Фонтан! – многозначительно сказал Айдаров.

С колбой в руке я сбежал по лестнице на второй ярус. Голова немного кружилась. Нефть – она кому угодно голову вскружит. Спрыгнув с последней ступеньки, я увидел Светлану. Она стояла, опершись спиной о дверь своего жилища, и смотрела куда-то мимо меня. И непонятно было, чего – или кого? – она ждала. Бесшумно открылась и закрылась дверь каюты Султанова – наш ветеран вышел в холл. Тоже со следами ритуального обмазывания на лице. Мы обменялись рукопожатиями. Я спросил: