Амазонки

Атосса, слушая кодомарху, все время смотрела на царицу, не проронив ни одного слова. Казалось, она старалась проникнуть в душу Годейры и узнать, что ей известно о смерти Лоты.

— В твоем рассказе, Антогора, есть неясности, — после некоторого молчания сказала Атосса. — Если...

— Неясности?! — воскликнула царица. — Здесь все сплошная ложь! От первого слова до последнего.

Брякнул меч — это кодомарха схватилась за рукоять шагнула навстречу Годейре, сверкая гневно глазами Атосса подняла руку:

— Не горячитесь обе. Говори ты первая, царица.

— Скажи мне, доблестная кодомарха, кто ходил в разведку?

— Я уже сказала — храмовые.

— Это первая ложь. В разведку ходили мечницы Лоты. А теперь не скажешь ли, где рабыня по имени Рутула?

— Эта презренная тварь убежала в пути. Она же таянка. Но я послала на поиски, и ее, может быть, поймают.

— Напрасно беспокоилась. Рутула здесь будет завтра, и я говорила с ней. Пастухи не сказали, что Ликоп живет в их селении. И это твоя вторая ложь.

— Нельзя верить рабыне!

— Зачем же вы тогда пытали старика, если он подтвердил все, что вам требовалось?

— Мы хотели узнать о численности таянцев.

— Ты снова лжешь! — уверенно и четко, словно отрубив мечом, произнесла царица. — По–твоему, Лота отпустила мальчика, чтобы предупредить таянцев. Но мне известно, что ты сразу после допроса ринулась в селение, кто поверит, что малый и хилый парнишка прибежит в селение раньше вас, скачущих на лошадях?

— Но таянцев кто?то предупредил! — не сдавалась Антогора.

— Но не Лота. Может, они сами заметили вас. Может, они, узнав о пропаже пастуха, догадались...

— Тогда почему же Лота не хотела идти в погоню? Все говорит за то...

— Рутула во время спора была рядом с вами. И она сказала мне, что возражения Лоты были разумными и ты в конце концов сама согласилась с ними. И еще одна ложь — Лота погибла не от руки Ликопа. Такого человека вообще не было в Тае. Лоту убила ты сама!

— Подожди, дочь моя, — Атосса снова подняла руку. — Насколько я поняла, все эти чудовищные обвинения ты предъявляешь кодомархе со слов рабыни. Разве ты не знаешь, что и в суде Фермоскиры, и в Совете Шести голос рабыни легче пушинки. Доверясь твари, ты можешь потерять доверие царства. Помни это. За тебя будет свидетельствовать рабыня, а за Антогору две благородные воительницы, причем одна, как мне известно, подруга Лоты. Ей поверит всякий, от малого до большого.

— Хорошо, Священная, — царица была уверена в неотразимости удара, который собиралась нанести, — я согласна с вами. Раненые воительницы благородны, они обе подруги Лоты, и им, конечно, следует верить. И я им верю. Это они мне сказали, что ты, кодомарха, убила Лоту, это их, умирающих без воды и помощи, я нашла в жалкой хижине рабынь под присмотром храмовой амазонки, которой было велено уморить их до утра. Но вы ошиблись. Эти лучницы будут жить и расскажут нам всю правду. И что же мы предпримем тогда? — царица в упор посмотрела на Атоссу.

— Мы предадим кодомарху суду басилейи, — не глядя на царицу, сказала Атосса.

— Но ему не подсудна верховная жрица Фермоскиры. Только Совет Шести...

— За что же судить меня?

— Неужели кто?то может поверить, что слепо преданная тебе кодомарха сможет сама поднять оружие на Лоту? Неужели можно предположить, что Антогора, глупейшая из предводительниц, переполненная только жадностью, страхом, жестокостью и свирепостью, может сама придумать эту хитросплетенную ложь? Я тебя обвиняю в убийстве полемархи Лоты, Священная Атосса, правом царицы Фермоскиры, правом члена Совета Шести. — Царица повернулась к двери, прошла несколько шагав, остановилась. — Завтра я предъявлю вам свидетельниц, которых вы сами облекли доверяем.

Царица вопросительно–вызывающе смотрела на Атоссу и ждала ответа. Сколько раз так было, сколько стычек прошло между ними, и всегда последнее слово оставалось за Атоссой. Что ответит Атосса сейчас, какой найдет выход? Священная долго молчала и потом, как бы про себя, а не в ответ Годейре, произнесла:

— Видимо, так угодно богам... не люди прядут нити судеб. Да будет так. Завтра соберемся на Совет. Иди, дочь моя, и будь спокойна — мы накажем виновных, кем бы они ни были.

Когда Годейра вышла, Священная сказала Антогоре:

— Сколько раз я зарекалась поручать тебе большие дела, сколько раз ты ставила под самые жестокие удары судьбы меня. Начиная с похода на Диоскурию. Уже хватит! Теперь я не стану защищать тебя на Священном Совете. И не хочу, и не могу. Я не вижу никакого выхода.

— Выход есть, Священная, — робко произнесла кодомарха.

— Какой?

— Одна из раненых —Беата. Дочь ясновидящей.

— Вот как! Гелону сюда. И немедля. Сама готовь лошадей.

«Все?таки боги не оставляют меня в беде, —подумала Атосса, когда сестра ее вышла. —Беата любит свою мать и послушает ее».

Жрицы храма не выходят на агапевессу и не рожают детей, но исстари заведено: если у девочки из паннория погибнет мать, то ее удочеряют служительницы богини Ипполиты. Девочки, как правило, не знают об этом и любят приемную мать как родную. Да и сами жрицы привязываются к сиротам, как настоящие матери. Когда?то удочерила Беату и ясновидящая. Спустя полчаса пришла встревоженная Гелона.

— Тут только что была царица...

— Я знаю.

— Она привезла печальные вести.

— Тоже знаю. Антогора сказала мне. Надо спешить.

— Ты сейчас же поедешь туда и пройдешь к Беате...

— Если меня допустят/

— Сделай все, что в твоих силах. Иначе...

— Я все понимаю, Священная.

— Время дорого. С собой не бери никого. Иди.

До селения рабынь Гелона добралась на рассвете. Чокея встретила ее настороженно, но, увидев, что она одна, впустила ее во двор,

— Я хочу пройти к раненым. Со мной снадобья.

— Кто тебя послал? Царица?

— Я сама.

— Я не могу, ясновидящая. Приказ басилевсы...

— Там умирает моя дочь Беата. Умоляю тебя.

— Но...

— Если она умрет, царица не простит тебе этого.

— Мне приказано не впускать ни одного человека. Даже Священную...

— Раненым не нужна Священная. Им требуются лекарства. Неужели ты думаешь, что я принесу своей дочке вред? Хочешь, встану перед тобой на колени...

Чокея долго стояла в нерешительности. Она тоже когда?то была матерью и понимала Гелону.

— Хорошо. Ты войдешь. Но только пусть об этом не знает никто. Я бы все равно не впустила тебя, но раненым очень плохо.