Амёба

Та ответила слабеньким всхлипом. Кожа на затылке шевельнулись от напряжения. Кажется, не услышали. Микроскопическими приставными шажками, сдвигая голову на доли миллиметра и страшно боясь, что они увидят его первыми, заметят в проёме бледное напряжённое ухо, Вавочка двинулся по коридорчику. Счастье сопутствовало ему — Лека сидела в кресле спиной к проёму, двойника видно не было.

Дверь туалета — она скрипит или нет? Приостановился, припоминая.

В комнате оборвался Лекин голос и возникла опасная чуткая тишина. Замер, не зная, на что решиться.

— Володя! — Лека решила, что всё поняла. — Ты болен!

Вавочка стиснул зубы и помотал головой, чувствуя, что щёки его опять сереют, а губы сами собой расползаются, открывая не очень-то, наверное, приятный оскал.

— Послушай, у тебя жар! Ты же в полуобморочном…

Голос пропадал, Вавочка почти не слышал Леку.

— Я… ничего, — удалось наконец выговорить ему.

Он ждал этого звука, надеялся, что его не будет, этого быстрого всхлипа кухонной двери, и вот дождался, действительно, чуть не грохнувшись при этом в обморок. Что Лёня? Лёня — ерунда! Вот если Лека узнает — тогда уже ничего не замнёшь. Абзац тогда, ясно? Двойной полуабзац!

Вавочку била меленькая, незаметная глазу дрожь; он не слышал — он чувствовал аккуратные бесшумные шажки двойника, старался не глядеть в проём, но беседу уже поддержать не мог. Шаги прекратились.

Медленно, как не бывает в жизни, Лека поднялась из кресла, придвинулась, выросла, рука её наплыла, ухватила Вавочку за щёки, встряхнула. «Сейчас начнёт по морде хлопать», — выпрыгнуло в мозгу.

Опять всхлипнула дверь.

Он что же, вернулся? Или что?

Лекина рука разжалась.

— Погоди, — сказала Лека. — Погоди, я сейчас воды принесу. Руку отпусти.

Она сделала движение к двери, но Вавочка буквально повис у неё на руке.

— Нет! — выкрикнул он. — Не надо воды! Я не хочу воды! Ты мне дай это… — Взгляд его метнулся по комнате. — Коньяку дай!

У лица оказалась рюмка с коньяком. Вавочка нечувствительно проглотил содержимое и замер, тяжело дыша.

— Володька-Володька… — сказала Лека одними губами, с жалостью на него глядя. И затем вслух: — Врача вызвал?

Ответа не последовало.

— И не вызывай, не надо. Болезнь — это расплата за грех, понимаешь? Попробуй перебороть её, Володя…

Вавочка сидел и моргал, пытаясь осмыслить, что же всё-таки там, в коридоре, произошло. Кажется, во второй раз дверь всхлипнула по-другому — чуть выше и протяжнее.

Тут он уловил слабый сверлящий звук, всё понял и засмеялся, истерически привизгивая. Он представил, как выглядел двойник, крадущийся по коридору, и что он почувствовал уже в туалете, когда Вавочка закричал: «Не надо!» — может быть, даже штаны расстегнуть не успел… Всё это Вавочка очень выпукло, рельефно, так сказать, представил, и совсем зашёлся.

Лека стояла над ним с лицом серьёзным и испуганным. Она ничего не понимала, и это тоже было безумно смешно.

— Припадок… — вслух сообщила она самой себе.

Потом нагнулась и тронула губами его лоб. От удивления Вавочка замолчал, но тут же понял, что Лека просто проверила, не температурит ли он.

В возникшей паузе внятно, отчётливо (для него, разумеется, отчётливо) скрипнула сначала одна дверь, потом другая, и Вавочка вроде бы в момент осунулся. Это он осознал, что и у него мочевой пузырь не безразмерный. Поёрзал на стуле. Не помогло. Хуже стало.

И тут пришло спасение.

— Пойди умойся хотя бы, — сказала Лека. — И воды выпей, слышишь? Может, чуть полегче станет.

Вавочка задохнулся от неожиданной радости, но тут же вновь встревожился.

— Только ты, слышь, — потребовал он, — ты за мной не ходи, ясно?

— Если в ванной не грохнешься… — начала Лека.

— Не грохнусь! — обрадованно заверил Вавочка.

Стараясь идти, а не бежать, прошёл в туалет. Одной рукой яростно расстёгивая молнию, прикрыл дверь другой.

Далее всё произошло столь быстро и нагло, что он даже не сразу в это поверил.

Всхлип кухонной двери, два решительных шага — и подлая рука снаружи щёлкнула задвижкой.

Перед Вавочкой вдруг оказалась дверь, а он стоял на окроплённом красно-жёлтом плиточном полу совмещённого санузла и тупо на неё смотрел. Потом толкнул кончиками пальцев. Бесполезно. Заперто. Опустил крышку. Сел. На лице стыли отчаяние и обида.

— Володька! Да ты что? Ты когда успел? — сказала там, в комнате, Лека и расхохоталась.

Вавочка оглядел себя и сообразил, что одеяния у них с двойником несколько различны.

— Да это… — сказал он, избегая глядеть в глаза. — Костюмчик там, галстучек… Чего зря снашивать? Не на работе ведь…

Покашливая от неловкости, подошёл к столу, взял рюмку, зачем-то протянул Леке.

— Я же сказала уже, — напомнила она.

Тогда он выпил сам, повертел рюмку в пальцах, изучил до грани и поставил на стол, так и не придумав, с чего начать.

— Это мы здесь с Лёней уронили… — повёл он издалека.

— Что уронили?

— Ну как же! — удивился Вавочка. — Эту… граммулечку…

Рискнул — и с опаской вгляделся в безмятежно-прозрачные глаза Леки. Та ждала продолжения.

— Лёня здесь был, — как можно многозначительней проговорил он.

— Ну-ну! — подбодрила она.

— Антомин Лёня.

— Так.

— Во дворе сидит Лёня, — признался он тогда в отчаянии. — И сюда смотрит.

— Ты что? — поразилась Лека. — Сквозь стены видишь? — Подумала и сообразила: — Ах да, через окно в кухне… Сидит, говоришь?

Помолчала.

— Я думала, он тоже безнадёжен… — сообщила она наконец.

Вавочка весь подобрался — ждал, что скажет дальше.

— Вообще-то он просил, чтобы я тебе не говорила… — Словно нарочно мучая его, Лека умолкла, развязала рюкзачок, порылась, но вместо душеспасительной книжицы извлекла пачку сигарет с зажигалкой. Прикурила. Жалко улыбнулась углом рта и виновато оглянулась на коричневато-розовые пятки Учителя. — До сих пор бросить не могу, — пожаловалась она. — С алкоголем — легче…