Америка off…

— Что требуется от меня?..

— Вы главнокомандующий, сэр! — Генерал принял строевую стойку. — Это не локальный конфликт, а настоящая война, и только вы можете отдать приказ о применении ядерного оружия. Наши ракетные базы и подводные ракетоносцы в Мировом океане приведены в состояние повышенной боеготовности. Дело за вами, сэр.

— Но это означает ядерную войну, Портер.

— Так точно, сэр!

— Ядерные ракеты Китая могут достичь нашей территории?

— Да, сэр!

— В таком случае это самоубийство, Портер.

— Но мы потеряем Тайвань и Южную Корею. Под ударом окажутся наши базы на Филиппинах, в Японии и всей Юго-Восточной Азии…

— Портер, мы уже потеряли почти всю территорию США! Мы не можем рисковать тем, что осталось. Как главнокомандующий я отдаю приказ начать эвакуацию персонала военных баз из Южной Кореи в Японию.

— Это предательство, сэр!

— Да, но не самоубийство. Даже потеря всех военных баз по всему миру ничего не стоит по сравнению с угрозой гибели ни в чем не повинного населения в Штатах…

— Сэр! Я вынужден буду изложить конгрессу свое особое мнение.

— Излагайте. Все равно я собираюсь подать в отставку. Можете меня судить или даже пристрелить на месте, но приказа о ядерном ударе по территории Китая я не отдам.

— Вы ответите перед нацией, сэр! — вскинул подбородок генерал, четко, как на плацу, повернулся кругом и вышел, не прощаясь.

— Отвечу… — эхом откликнулся ему вслед президент, подумал немного и поднял телефонную трубку:

— Реджи? Еще не спите? Срочно соберите спичрайтеров. Я намерен обратиться к нации с радиообращением…

* * *

— А как вы все же считаете? — доставал Бэрринстона неутомимый Форстер, ежеминутно приникая к дырке в брезенте, которую проковырял вопреки всем запретам капрала. — Куда нас перебросят?

Роджер не отвечал, привалившись спиной к пружинящему тенту и прикрыв глаза. Не рассказывать же недалекому парню о своих смутных предчувствиях и подозрениях, которым за годы службы привык доверять больше, чем официальной информации, очень дозированно выдаваемой подчиненным начальством. Беспокойство не покидало его все последние месяцы, превратившись в некое подобие застарелой экземы, то забывающейся на время, то снова заставлявшей вспомнить о себе. Однако сегодня оно было особенно острым, напоминая уже не чесотку, а зубную боль…

— Хорошо бы домой! — мечтательно продолжал чернокожий солдат, снова усевшись на место. — Как раз к Рождеству успели бы…

— Да и в Европу неплохо бы, — подхватил Лайонелл, время от времени бесцельно отсоединяя магазин от своей винтовки и со щелчком снова примыкая его на место, — там сейчас классно — снежок, елки кругом, девчонки симпатичные…

— Все бы тебе, Фрэнки, о девках думать! — перебил мечтателя Миллер, только что сожравший в одиночку двухфунтовую банку тушеной говядины и теперь сосредоточенно ковырявший в зубах здоровенной щепкой. — А мне вот хоть Европа, хоть Африка, лишь бы пожрать чего-нибудь пристойного… До смерти надоел этот кошачий корм!

Он размахнулся и вышвырнул пустую банку наружу.

— Не скажи… те, сэр, — вовремя вспомнил солдат о свежих капральских нашивках вчерашнего «ровни», — девки-то, они получше всякой там жрачки будут…

— Прекратите, — бросил Бэрринстон, не открывая глаз. — Оба. Лайонелл — оставьте в покое оружие, вы его выведете из строя. Миллер — я же запрещал вам трогать неприкосновенный запас.

— Да чего его беречь?.. — смущенно буркнул капрал, задвигая ботинком под скамью вскрытый ящик с консервами. — Через полчаса на базе будем, а там этого добра…

— Вы не поняли приказ?

— Есть, сэр!

Несколько километров проехали молча, потом Лайонелл снова стал канючить:

— В Италии девки особенно податливые… Ну и все при них, разумеется. И сверху и снизу… Немного чумазенькие, но это уже на любителя. Линкольну вон только таких и подавай… Бывало, идешь по улице, а они так глазками и стреляют, так и стреляют. Подцепишь, бывало…

— …триппер! — под общий хохот перебил рассказчика Миллер, со всего размаху припечатав его огромной пятерней по острой коленке. — А потом ноги смозолишь до самой задницы, по врачам бегая!..

Солдаты оживленно включились в обсуждение животрепещущей темы, причем некоторые по степени скабрезности брали такие высоты, что сержант непроизвольно заслушался.

— Да прекратите вы, жеребцы!.. — обиженно пытался вставить слово Лайонелл и только добился более-менее приемлемой тишины, как наблюдатель в лице Форстера, не отлипавшего от своего «иллюминатора», завопил:

— Тихо вы! Приехали вроде бы…

Грузовик въехал во двор базы и остановился.

Солдаты принялись было выскакивать наружу, чтобы размять ноги, но только тут заметили вооруженных людей в песочно-коричневом камуфляже британского экспедиционного корпуса, оцепивших двор по периметру.

— В чем дело, сэр! — обернулся Миллер к Бэрринстону. — Это засада?

Сержант не успел ответить. Над территорией раздался резкий свист, и громовой жестяной голос объявил с сильным британским акцентом:

— Господа! Прошу оставить все оружие в грузовике и выходить на плац безоружными…

— В чем дело? — крикнул Роджер, высовываясь. — Великобритания объявила войну Штатам?

— Согласно резолюции Организации Объединенных Наций от пятнадцатого декабря Соединенные Штаты Америки признаны агрессивным государством, — торжественно объявил невидимый диктор, видимо, зачитывая вслух какой-то текст, — попирающим все нормы международного права, а их руководители — военными преступниками, подлежащими суду международного трибунала. Военнослужащие сухопутных сил, авиации и ВМФ США, пребывающие на территории, контролируемой другими государствами, должны быть в обязательном порядке разоружены и интернированы вплоть до дальнейших распоряжений. В случае сопротивления разрешается применять оружие без предупреждения… Я не советовал бы вам сопротивляться, господа, — добавил говоривший от себя другим, извиняющимся тоном. — Сила не на вашей стороне…

— Вот тебе, Форстер, и Рождество… — пробормотал сержант, повертел в руках автомат и аккуратно положил его на дощатый пол…

* * *

Сигнал тревоги поднял личный состав базы на ноги в третьем часу ночи.

Раздирая рот в зевоте, тычась спросонья друг в друга и застегиваясь на ходу, пилоты и техники кое-как построились на плацу, стараясь занять места в задних рядах, чтобы еще немного подремать стоя, по старой армейской привычке. Никто не сомневался, что это очередная учебная тревога, которые объявляли в последнее время частенько.

Однако то, что командующий базой Нусруллимов прибыл в полном обмундировании местных вооруженных сил, не могло не насторожить. Натянули чужую форму и его заместители, включая полковника Степанцова, причем последний — с явным отвращением.

— Господа, — торжественно начал полковник (хотя чем черт не шутит, может быть, и фельдмаршал туземной армии или вообще какой-нибудь курбаши — кто их разберет, эти местные знаки различия!), когда шевеление в рядах прекратилось, обводя взглядом разом построжавших офицеров. — Конечно, мне бы хотелось оттянуть этот миг, насколько возможно, но…