Американец. Хочешь мира…

Нью-Йорк, 1 июля 1910 года, пятница, обед

Шифф предложил пообщаться во время делового обеда, и это было отвратительным сигналом, просто хуже некуда! Как ревностный иудей, он соблюдал шаббат, и потому наше время на общение было весьма ограничено. Потому я и бухнул сразу.

– Мистер Шифф, как вы знаете, борьбу за американский рынок анилина и нитратов мы выиграли [28] .

– Поздравляю вас! Это большая победа и большой рынок! – меланхолично заметил банкир. – И вы приехали только для того, чтобы мне этим похвастаться?

28

В реальной истории примерно в этот же период борьбу за американский рынок анилина и нитратов вчистую выиграли немцы. Американская химическая промышленность вернула себе эти позиции только после начала Первой Мировой.

– Разумеется, нет! Если уж хвастаться, то тем, что удалось продавить наш Госсовет!

– Продавить?

– Вы правы, скорее, достигнуть компромисса! Мы с Натали активно проталкивали Закон о всеобщем начальном образовании…

– Не удивительно! Всем известно, что вы всемерно поддерживаете прогресс. И восхищаетесь нашими Соединёнными Штатами. А у нас всеобщее образование внедрено уже в сорока двух штатах!

– Из сорока шести? Солидно! Вот и мы, наконец-то, сумели добиться.

Ну да, сумели… Правда, закон этот вступал в действие только через два года. Да и в других вопросах проект подправили. За десять лет возможность образования для любого ребенка должна была появиться только в городах европейской части Российской Империи. За пятнадцать – в крупных селах и в городах Сибири. И двадцать лет выделялось на полное покрытие страны. К тому же оговаривалось, что в случае непредвиденных обстоятельств неодолимой силы, то есть войны, бунта или масштабного стихийного бедствия, этот, и так не самый быстрый график мог быть пересмотрен в сторону удлинения.

Но хоть так! Всё равно получалось раньше, чем в известном мне варианте истории.

– Что ж, поздравляю! Вы знаете, я всегда поддерживал прогресс в России. Но если вы хотели говорить не об этом, то о чём же?

– Понимаете, борьба с германскими концернами была очень тяжёлой. Нам не только пришлось брать у вас дополнительный кредит, но и заключить огромное количество фьючерсных и форвардных сделок по весьма низким ценам. Они вышли ниже фактической себестоимости не только нашей, но и немцев. Не говоря уже про остальных конкурентов.

– Понимаю, демпинг. Но это же обычный рыночный прием. И пусть у нас поговаривают об его запрете, но пока это разрешено, так что можете не волноваться!

– Я волнуюсь не за это! А за то, что ближайшие полтора-два года не смогу выплачивать по вашим кредитам не только основную сумму, но и проценты.

Молчание.

– Мистер Шифф, сэр! – тут я сделал свой голос слегка заискивающим. – Мне неловко просить вас об этом, но нам нужна отсрочка по выплатам. Вы неоднократно заверяли меня в своём расположении. Проявите его делом, прошу вас! Через два года мы начнём выплаты! А через три рассчитаемся полностью!

Он долго молчал. Потом выдал:

– Это будет непросто, Юрий! Общая сумма выданных вам, вашей жене и тестю кредитов составляет девяносто миллионов долларов. И уже набежало более трёх миллионов процентов. Это очень, повторяю, очень серьёзная сумма. А я – лишь один из владельцев банка. Но даже будь я единственным, сумма всё равно велика. Тем не менее, я не отказываю вам. Я попробую. Не ждите ответа здесь, это займёт неделю или две. А может, и все три. Уезжайте. Я пришлю вам телеграмму!

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…К нашему с Натали безмерному удивлению, ответ Шиффа был положительным. Две недели спустя он согласился не только предоставить нам каникулы по уплате ранее взятых кредитов, но и предоставить нам новый кредит, аж на шестьдесят миллионов долларов. Как он приписал, «для финансирования разницы между себестоимостью и оговоренной ценой поставки».

При этом, если первый кредит он выдавал под залог наших российских активов, а второй – под залог активов европейских, то третий он соглашался выдать под залог наших американских акций.

И это было странно! Ведь он прекрасно понимал, что сейчас наши американские активы имеют не просто нулевую, а отрицательную стоимость! Все эти фьючерсы и форварды означали только одно – именно эти американские компании взяли на себя обязательство на продолжении предстоящих девяти месяцев поставить в Соединённые Штаты сотни тысяч тонн различных удобрений – селитры калиевой, натриевой и аммиачной, аммофоски и фосфорно-калиевых. Причём цены были существенно ниже, чем себестоимость производства с доставкой. Выдавая нам этот кредит, он давал шанс сохранить позиции на год-другой. А за это время мы могли, к примеру, все-таки освоить немецкий цикл производства из угля. И сохранять свои позиции и далее.

Такой альтруизм был непонятен, а потому вызывал законные подозрения. Непонятное слишком часто оказывается опасным. Пришлось звать для консультаций Элайю Мэйсона. Тот некоторое время вникал в расклад, а потом просто взвыл:

– Гад! Мерзавец!! Обманул, сволочь!!!»

Глава 8

Беломорск, 4 июля (17 июля) 1910 года, воскресенье

– Гад! Мерзавец!! Обманул, сволочь!!!

И Элайя Мэйсон несколько раз со всей дури грохнул кулаком по столу. Этого ему показалось мало, он вскочил и несколько раз пнул несчастную мебель, потом рухнул в кресло, продолжая бессвязно ругаться под нос.

Мы с Натали около минуты наблюдали это буйство чувств, после чего она подошла к бару и щедро набулькала полстакана виски.

– Элайя, выпейте и успокойтесь! И расскажите нам, наконец, кто именно обманул и кого.

Тот послушно высосал виски, но вместо рассказа протянул пустой стакан и тихо попросил по-русски:

– Повторите, пожалуйста, Наталья Дмит-ри-ев-на!

Вообще, за прошедший год он сильно пообтесался. И русский выучил, и обращение по имени-отчеству. Только акцент остался, да иногда вот так запинался на длинных словах. Вторые полстакана он допил, уже не торопясь, но всё равно до конца. После чего попросил кофе.

– Иначе меня быстро развезёт! – объяснил он. – Вы извините, но это было очень уж неожиданно. Я ведь тогда выложил вам всё, чтобы спасти от нищеты свою Мэри и детей. Но оказывается, этот грязный сукин сын обманул меня! Он и не думал разорять ни вас, ни моего зятя!

– Простите, Элайя, но из чего это следует?

– Из этого предложения о третьем кредите и общей структуры открытых вами позиций на биржах. Не переспрашивайте. Я сейчас всё поясню сам! Смотрите, основная масса обещанных поставок у вас на натриевую селитру. Её можно купить у чилийцев или у французских тихоокеанских компаний, они охотно продадут. И тут достаточно только заплатить разницу. Но есть позиции уникальные. Калийная селитра есть только у вас и у немцев. Ну, англичане ещё немного добывают такой в Индии и Персии, но это сущие слёзы! Да и то, и тем, и другим самим мало! Даже если бы они решились перепродать вам, что имеют, этого всё равно не хватило бы, чтобы закрыть эти позиции. То же и с аммиачной селитрой. Стараясь вышибить немцев с этого рынка, вы заключили контрактов на такой суммарный объем, что им его просто не осилить.

Он прервался, чтобы отпить крепкого кофейку. Правильно, виски он принял немало и ударной дозой, а нам нужен серьёзный собеседник.

– Аммофоска вообще есть только у вас. Её никто в мире больше не производит. Не потому даже, что не может, а просто это никому больше не нужно! Проще доставить чисто фосфорные и чисто азотные удобрения. Это только вы пытаетесь за счёт развитой химии снизить издержки по доставке в дальние регионы мира. Так что получается что?

– Что? – переспросила моя супруга. Причём редкий случай – я не смог понять, задала она этот вопрос для продолжения беседы или реально не понимает, что имеет в виду Мэйсон.