Американец. Хозяин Севера
Шрифт:
Но с другой стороны, чем выше напряжение, тем более тонкую и длинную нить накаливания нужно применять. Кстати, Лодыгин это прекрасно понимал, и предложил свивать нити накаливания в спираль.
Вот только вольфрам — очень хрупкий и твердый металл. И нынешние металлурги понятия не имели, как тянуть из него нити. Да и из платины, судя по всему, пока не получалось.
В итоге, мне оставался только тантал. В любимой мной с детства «Энциклопедии юного химика» рассказывалось, что танталовые нити могут быть очень тонкими и прочными, их даже применяют в хирургии. Эврика! Нужно получить нити из тантала!
Вот только металлург Байков, к которому я обратился, меня расстроил. Металлурги на рубеже веков считали, что тантал тоже хрупок и совершенно не тянется.
Целый день после такой новости я проходил, исполненный скорби, а потом меня осенило. Байков-то и полученную мной сталь с высоким содержанием хрома и никеля тоже считал почти чудом. Не получались такие стали до меня ни у кого. А все дело в том, что хром они восстанавливали углеродом. А я — алюминием. Вот нужная мне сталь и получилась. Что, если и с танталом такое попробовать? Мы попробовали и — ура! Тантал вышел пластичным и тянущимся, как надо. Более того, Байков сумел получить из тантала спирали накаливания втрое меньшего диаметра, чем было нужно для ламп этого напряжения.
И тут меня осенило! В конце концов, я химик или кто? В общем, я приостановил на время презентацию «лампы Воронцова» и, захватив запас оборудования и реактивов, ломанулся поездом до Обозерской, а затем на собаках на свой заводик.
Пора было поставить задачу Горобцам. Ребята оказались переимчивые, но главное — жутко преданные лично мне. Так что, если кому и поручить эту серию экспериментов, то только им, ну а заодно и стройку осмотрю.
Семецкий, узнав, куда я собрался, тут же упрекнул меня в легкомыслии, и взялся сопровождать. Причем не один, а с пятёркой подобранных им ветеранов.
На самом заводике я пробыл только три дня. Даже не столько объясняя задачу Горобцам, сколько «разгребая завалы», неизбежные, если владелец долго не посещает предприятие. А потом мы погнали на собаках вдоль будущей трассы канала. Еще на половину дня задержались в Повенце, и двинулись дальше, через Петрозаводск до самого Питера.
Попробуйте представить всю степень охренения и наших, и американцев, когда на первой же дневной стоянке Генри Хамбл сначала потребовал от меня, «показать, во что я превратился без занятий с ним». А после довольно приличных, в целом, результатов и из нагана, и из винчестера, и даже из винтовки Маузера, вдруг мрачно заявил, что так он и думал, что я совершенно разучился стрелять, а затем и изругал меня вдрызг, и лишь напоследок пообещал, что «займётся мной, пока мы вместе».
Думаю, вы поймёте, почему я в ответ лишь крепко обнял его…"
Санкт-Петербург, 16 марта (28 марта) 1899 года, вторник
— Нет, нет и еще раз нет! Вы с ума сошли! Пулемёты для охраны стройки я покупать не буду, и не надейтесь!
— Понимаю, дорого! — не слишком даже и старательно изобразил скорбь Семецкий.
— Юра, да вы совсем обнаглели! Причём тут деньги-то? Нашел бы я эти десять тысяч. Я на стройку уже миллионы потратил, а она еще только началась. А тут десять тысяч какие-то… Хотя и свинство это, старые и раздолбанные «максимы» продавать по цене новых.
— И патроны еще!
— Да будет вам! Эти «максимы» старые, под патрон к берданке, сорок рублей за тысячу. А вы ж не воевать собираетесь, надеюсь? Так что по две с половиной тысячи на ствол, за все про все четыреста рублей. Вообще ни о чём!
— Так значит, покупаем? — изобразил радость поручик. — Так я мигом! Договорено уже все! И расчёты я уже подобрал. Вот только письмо у Великого князя подпишем, денежку переведем, к концу недели все четыре пулемета можно будет на стройку отправлять.
— Ну, зачем, зачем нам пулеметы на стройке? Вы б еще гаубицу предложили купить! Или крейсер!
— Гаубица нам ни к чему. А вот от пулемета толк будет! Помните, что нам в Надвоицах рассказали?
Ещё бы мне не помнить! Разумеется, тёзка имел в виду не памятный мне из будущего поселок Надвоицы, в котором стоял алюминиевый
комбинат, а деревеньку, расположенную неподалеку. Мы остановились там на обед, а заодно, как всегда, Генри погонял меня, тренируя в стрельбе. В тот раз стреляли из винтовки Маузера образца 1998 года. Мишени были разные, и расстояния тоже менялись от пятидесяти до двухсот метров примерно. И вот когда я отстрелялся, кто-то из зрителей и бросил: «Волочевых» тоже так-то из винтовок стрелять натаскивают!'Разумеется, мы с Семецким ухватились за эту фразу и стали разматывать клубок. Оказалось, что примерно месяц назад кто-то снабдил ватаги, обитающие на четырех волоках, новенькими винтовками Бердана №2. К ним так же добавили приличный запас патронов, так что нынче «сволочи с волока», как называют их местные, регулярно упражнялись в стрельбе. А дальше — больше. Выяснилось, что кто-то понимающий подсказал им, как поставить древесно-земляные укрепления на волоках. Нет, «волочевые» есть «волочевые», где-то они недопоняли, где-то поленились лес валить да землицу перекидывать, но в целом укрепились они прилично. Так что я внял Семецкому, и усилил нашу охрану верховыми разъездами, а также начал тянуть от Петрозаводска до Белого моря линию телеграфа. Про важность оперативной связи я понял сразу. Также я совершенно не препятствовал ему закупить полторы тысячи берданок с патронами к ним. Опять же, вооружить строителей, чтобы отбиться от нападения могли, это я понимал. Я даже согласился создать отряд эдаких «егерей» из специально нанятых молодых людей, которые будут использоваться для разведки и действий в тайге. Нет, милитаризма не хотелось, но я все понимал. Но пулеметы-то зачем?!
— Мы их на баржи поставим. И на поезда. Там экипажи малочисленные. Если отряд нападет — не отбиться. А вот с «максимом» — иной коленкор. С ним пара человек может по скорости стрельбы с парой десятков сравниться. Да к тому же стрелять они будут из-за большого щита. То есть, если надо будет, и полусотне отпор дадут. Так что мы так весь транспорт прикроем.
— Что?! Весь транспорт! Ау, тёзка, ты считать разучился?! «Максимов» у тебя четыре будет, а поездов и барж — несколько десятков! — от шока я не только заорал на него, но и перешел на «ты».
— А ты дослушай сперва! — в том же тоне ответил мне Семецкий. — Мы на весь транспорт деревянные муляжи поставим, да брезентом прикроем. А четыре настоящих «максима» менять местами будем. И время от времени станем показывать местным, что эти машинки могут. Ручаюсь, они не сразу поймут, что пулеметов у нас немного. Но даже когда догадаются, проверять, где макет, а где настоящий могут и не решиться, верно? Так что нападений намного меньше будет, чем без пулеметов, так?
— Согласен! — без колебаний ответил я. — Одобряю. Покупай свои «максимы». И «винчестеров» тоже прикупи. Все же пятнадцать патронов — тоже немало. Если «волочевые» просекут нашу фальшивку, то наши смогут из этих скорострелок отбиваться. Можно штуки по четыре-пять на каждый борт поставить. Они недорогие, так что… И это, извини, что я наорал, не разобравшись. Мир?
И я протянул ладонь, которую Семецкий без колебаний пожал. Извинения были приняты. Отныне мы были «на ты».
Тут нас прервали стуком в дверь.
— Юрий Анатольевич, разрешите? Срочные новости!
— Разумеется, Кирилл Бенедиктович! Входите, мы закончили уже, — пригласил я Артузова. Надо сказать, свою дельность он показал очень быстро. Когда мы с Семецким вернулись из своего «турне по трассе», бывший сыщик достаточно буднично доложил, что «им выявлен иностранный шпион». И объяснил, каким именно образом к некоему литовцу утекали секреты моей начинающейся корпорации. А затем изложил «за» и «против» немедленного пресечения данной утечки. Похоже, он сам склонялся к «поиграть со шпионом», а то и «дезу» слить. Но меня интересовало совсем другое. Поэтому я первым делом уточнил, известно ли, к кому утекала информация. «Данный господин прибыл в страну вместе с неким Ником Картером, на это же имя в Нью-Йорк отправляются раз в неделю добытые материалы!» — невозмутимо сообщил нам Артузов.