Американские рассказы и повести в жанре "ужаса" 20-50 годов

Себастьян не сознавал, что бормочет все это вслух, потом произносит вполголоса страшное заклинание… Его рассудок работал медленно, мысли текли, словно вязкая ледяная вода. Старик никуда не уходил, сказал он себе с жуткой, тупо-безразличной уверенностью. Надо было предупредить его; убрать и запереть зловещую книгу… Тиммерс получил неплохое образование и всегда проявлял интерес к оккультным изысканиям Джона. Слуга знал греческий и вполне мог прочитать то место в «Заветах Карнамагоса», которое привело в ужас хозяина … даже роковую формулу, призывающую явиться из немыслимо далекого уголка космоса Куачила Уттауса, демона абсолютного распада. Теперь ясно, откуда взялась серая пыль, в чем причина странного запустения, царящего в особняке…

Инстинкт вновь подсказывал ему, что надо бежать, но тело словно превратилось в иссохший безжизненный панцирь и отказывалось повиноваться. В любом случае, уже слишком поздно: все признаки говорят о том, что дом и его обитатель обречены. … Но ведь у него никогда не возникало желания умереть и бесследно исчезнуть из этого мира! Себастьян лишь мечтал проникнуть в самые сокровенные тайны, окружавшие человеческое существование. Он всегда соблюдал сугубую осторожность, не связывался с магическими кругами, не пытался пробудить опасные силы. Он знал, что существуют духи зла, демоны ненависти, адской злобы и разрушения, но никогда по собственной воле не призвал бы их явиться из черной бездны…

Его с новой силой охватили слабость и мертвящее безразличие. С каждым вздохом он старел на пять, десять лет. Мысли прерывались, он едва мог вспомнить, о чем думал несколько мгновений назад. Казалось, рассудок вот-вот достигнет крайнего предела, за которым уже нет ничего, ни воспоминаний, ни даже страха. Напрягая слабеющий слух, он различал, как где-то в доме с треском ломаются балки; щуря подслеповатые, словно у дряхлого старика глаза, видел, как неяркий свет мерцает и гаснет, поглощенный абсолютной чернотой.

Вокруг сгустился мрак, будто он перенесся в темные глубины полуразрушенного подземелья. Его овевал ледяной ветер, загадка которого так и осталась нераскрытой; он снова задыхался от пыли. Но темноту рассеивало какое-то слабое сияние: перед ним маячили неясные очертания пюпитра. Плотные шторы на окнах не пропускали ни единого лунного луча, однако свет как-то проникал в комнату. С огромным усилием подняв голову, он увидел неровное отверстие в северном углу стены, у самого потолка. Сквозь него в дом заглядывала единственная звезда. Она сверкала холодным блеском, словно глаз демона, следящего за ним из немыслимо далекого уголка вселенной.

От этой звезды, а может из темных глубин за ее пределами, протянулся бледно-серый луч; мертвящий и тусклый свет его, подобно брошенному копью, мгновенно достиг Себастьяна. Широкий, плоский как доска, неподвижный и прямой, он будто вонзился в тело, образовав некое подобие моста между одиноким домом и неизведанными мирами.

Себастьян застыл, окаменев как от взгляда Горгоны. А сквозь полуразрушенную кирпичную преграду, быстро и ровно скользя по лучу, к нему уже что-то спускалось. Неведомый гость проник в комнату, и кажется, стена стала рассыпаться, отверстие расширилось, пропуская его.

Существо было совсем маленьким, не больше ребенка, но съежившимся и высохшим, будто тысячелетняя мумия. Густая сеть морщин покрывала лицо со стершимися чертами, безволосый череп, длинную тощую шею. Тщедушное тельце, казалось, принадлежало отвратительному недоноску, так и не появившемуся на свет. Длинные тощие руки с массивными когтями простерты вперед и застыли в вечном поиске жертвы. Не шевелились и крохотные ножки этого карликового подобия Смерти, плотно прижатые друг к другу, словно стесненные узкой гробницей. Неподвижное как изваяние, неземное чудовище быстро скользило к Себастьяну по тусклому мертвенно-серому лучу.

Вот оно повисло рядом, так что уродливая головка почти касалась лба, а ножки — груди. Мгновение спустя Джон осознал, что создание притронулось к нему протянутыми руками и висящими в воздухе ступнями. Он почувствовал, как оно проникает в него, сливается с ним в единое целое. Сосуды заполнила пыль, а мозг стал рассыпаться, клетка за клеткой. Человек по имени Джон Себастьян перестал существовать, превратился во вселенную мертвых солнц и миров, затянутых космическим вихрем в темную бездну …

Создание, которое маги древности назвали Куачил Уттаус, исчезло; ночь и звездное небо вновь простерлись над разрушенным домом. Но от Джона Себастьяна не осталось и тени, лишь невысокая горка праха возле пюпитра, в центре которой виднелось небольшое углубление, словно отпечаток маленькой ступни… или двух ножек, плотно прижатых друг к другу.

Атлантида: ВТОРАЯ ТЕНЬ (Double shadow, 1939)

Имя мое — Харпетрон, так называли меня в Посейдонии; но даже я сам, последний и лучший из учеников мудрого Авикта, не ведаю имени того, во что суждено мне превратиться завтра. И вот, сидя в мраморном доме учителя, при неверном свете серебряных светильников, я торопливой рукой вывожу эти строки чернилами магического свойства на бесценном сером свитке, что сделан из кожи драконов. Записав же свое свидетельство, я заключу свиток в цилиндр и, запечатав, брошу из окна в морские волны, дабы существо, в которое суждено мне перевоплотиться, не уничтожило запись о том, что случилось. И кто знает, может, моряки из Лефары, проплывая мимо по пути в Умбру и Пнеору в высоких триремах, найдут цилиндр, или рыбаки поймают его в свои сети вместо добычи. Тогда, прочитав мою историю, люди узнают правду, внемлют словам предостережения, и нога человеческая более не ступит на дорожку, ведущую к дому Авикта, где нашли себе прибежище демоны.

Долгих шесть лет я жил вместе со старым учителем, забыв все услады юности ради постижения заветных тайн мироздания. Никто не проникал глубже нас в запретные предания и науки: мы вызывали к жизни тех, кто покоился в запечатанных гробницах, кто обитал в черной страшной пустоте за пределами известного мудрецам пространства и времени. Немногие из числа смертных дерзали посещать наше прибежище здесь, среди источенных ветром, обнаженных утесов, но множество гостей, описать которых не в силах язык человеческий, являлись по зову мага из неведомых краев.

Строгой и белой как надгробие была наша обитель. А внизу, свирепо рыча, налетало на черные, обнаженные скалы северное море, или, успокоившись, забывалось в неумолчном ворчании, словно полчище поверженных демонов; и дом наш полнился эхом бесконечно разных голосов, что отдавались в покоях, как в опустевшем склепе. И ветры в бессильной злобе завывали, кружась вокруг его высоких башен, но они стояли непоколебимо. Со стороны моря дом словно вырастает из отвесной скалы, но вокруг есть узкие проходы, где искривленные, карликовые кедры склоняются перед яростью налетавшего шквала. Гигантские мраморные чудовища стоят на страже у обращенных к суше порталов, громадные каменные изваяния женщин охраняют прямые портики там, где бьются о скалы волны прибоя. Величественные статуи и мумии расставлены во всех покоях и вдоль проходов. Но кроме них, а также созданий, которых мы вызывали, некому было разделить с нами наше одиночество: вокруг лишь тени да заросли лишайника.

С трудом сдерживая панический страх (ибо каждый из нас, смертных, слаб) смотрел я, неофит, впервые пришедший сюда, на исполненные мрачного величия лики тех, кто служил Авикту. Я дрожал при виде жутких тварей, возникавших из дыма огромных жаровен; вскрикивал в ужасе, когда серые, зловонные и бесформенные существа злобно толпились у начертанного на полу семицветного круга, пытаясь проникнуть в него и наброситься на нас, стоящих в его центре. Преодолевая отвращение, пил я вино, которое наливали трупы и ел хлеб, что подавали мне призраки. Но со временем я перестал ощущать необычность происходящего и преодолел страх; я нисколько не сомневался в том, что Авикт овладел всеми заклинаниями и экзорцизмами, и способен без труда избавиться от вызванных им фантомов.