Американский синдром

— По сравнению с ним, — качая головой, напомнил Грант, — лейтенант Колли — невинный младенец с пугачом. Этот Бекуит бог черноберетчиков.

— Да, на его счету два десятка деревень в Индокитае, — ответил Бек. — Я его знаю.

«Спук» проводил взглядом «шеви». Когда он исчез из виду, мимо бара и гриля О’Тула проехал черный лимузин с затемненными окнами и вытянутой телескопической антенной.

В ТЕНИ ПЕНТАГОНА

Уинстон Бек оставил свой «шеви» недалеко от пятиугольной железобетонной громады Пентагона, каждая сторона которого длиннее футбольного поля. Мимо мчались машины, не наперегонки, а рядами, направляясь к мосту через Потомак. Вокруг простирались пестрые паркинги с несметными дивизионами автомашин всех марок — колеса десятков тысяч сотрудников Пентагона.

— Когда-то, — сказал Бек, — а точнее, в 1944 году Сталин договорился с Рузвельтом в Тегеране о прямой радиосвязи между советскими представителями в Вашингтоне с Москвой по коротковолновым радиостанциям. Рузвельт послал на этот счет меморандум генералу Маршаллу. Тот ответил, что американские законы категорически запрещают иностранным правительствам пользоваться радиостанциями на территории США. Однако Рузвельт приказал удовлетворить просьбу Сталина. И что же ты думаешь? Русским выделили целый сектор Пентагона! И президент, зная повадки наших разведчиков, приказал военной разведке джи-2 не пытаться «взломать» русский шифр, но она, конечно, все равно старалась сделать это за спиной президента. Рузвельт умел ценить русских союзников: они спасли нас, когда Гитлер крепко прищучил нашу Первую армию в Арденнах в конце 1944 года…

Видишь вон тот ближайший подъезд Пентагона? Он называется «речным подъездом», потому что смотрит на Потомак. В него я входил и выходил в последний день своей работы в ЦРУ. Как сейчас помню: светло-зеленые стены, двухтонные звонки, приводимые в действие фотоэлементом, когда проходишь в очередную дверь, надписи «Посторонним вход запрещен». В коридоре номер девять, где находятся кабинеты министров и начальников штабов армии, флота, ВВС, меня пропустил в кабинет председателя Комитета начальников штабов высоченный сержант военной полиции с белой сбруей, в белой каске, с пистолетом в белой кобуре, с дубинкой и наручниками. Расписываясь в книге посетителей, я проставил время прихода: 8.55. Совещание в конференц-зале «Объединенных начальников», как для краткости называют этот высокий комитет Пентагона, начиналось в девять утра. Бирюзовые стены, коричневая мебель, горчичного цвета ковер, флаги родов войск и их командующих, зашторенные окна. За столом — мундиры цвета хаки, голубые, серые, зеленые. Все цвета Пентагона плюс штатские костюмы ЦРУ. На этом совещании родился редактор бюллетеня «Контр-ЦРУ». Повивальными бабками при родах были представители ЦРУ и РУМО, которые уверяли, что, несмотря на разрядку, из-за угрозы со стороны Советского Союза нам необходимо утвердить план подрывных операций против него. Я один выступил против, доказывая, что подобные действия повредят разрядке. Мое выступление было бомбой. Меня сочли сумасшедшим. У председателя, помню, был молоток как у судьи… В тот же день я подал в отставку и перешел на дешевые сигары…

Он закурил, мастерски выпустил несколько колечков дыма.

— Помню, все началось с сомнения относительно моей личной ответственности. Все чаще приходилось мне выполнять приказы, которые я считал неправильными. Постепенно, по мере моего продвижения по служебной лестнице, они становились все неправильнее и преступнее. Я поделился своими сомнениями с чифом. Он сказал: «В агентстве как в армии: сначала выполни приказ, а потом обжалуй его, протестуй сколько хочешь, если считаешь его преступным». Я ответил: «Хорошо! Вызывает меня мистер Хелмс и приказывает ни с того ни с сего укокошить вас, мой дорогой чиф. Следуя вашему указанию, я убиваю вас, а затем опротестовываю приказ. Как вы, интересно, на это посмотрите?» Это, понятно, поставило его в тупик. Вот я и опротестовал неправильное решение, и на этом моя карьера в «фирме» мгновенно закончилась. Вот так. Такая дилемма!

Он закашлялся. Сигара пахла скверно.

— В том коридоре есть военная комната с картами всего мира и увеличенными картами кризисных районов. Сейчас там висят карты Ирана и Ближнего Востока. Круглосуточно дежурят старшие штабные офицеры всех родов войск. Прямая связь с командными штабами Аляски, Атлантики, Европы, Тихого океана, стратегических ВВС в Омахе, Североамериканской и континентальной ПВО в Колорадо-Спрингс, со штабами НАТО. На отдельном столе стоят там два телефона для передачи приказов о начале войны — «Золотой» телефон и красный. Несколько слов по этому телефону — и апокалипсис! Через пять минут взмоют ракеты и все противоракетные ракеты будут готовы к запуску, через десять минут все Б-52 взлетят с ядерными бомбами и крылатыми ракетами и все ядерные подводные лодки отправятся в свой последний рейс. И через полчаса дивизии 1-го авиадесантного корпуса армии США и специального войска взлетят на высоту пятидесяти тысяч футов с ракетами «воздух-воздух». Управление всеми телевизионными студиями и радиостанциями сразу перейдет в руки военных, и в самом скором времени начнут передавать обращение президента к народу с объявлением войны.

Бек ехал, не превышая предельную скорость в пятьдесят пять миль. Его обогнала тускло-оливковая пентагоновская машина, шедшая со скоростью пятьдесят пять миль. На бампере — две генеральских звезды.

— Перед тем как покинуть Пентагон навсегда, — заговорил он снова после короткого молчания, — зашел я в последний раз в Национальный центр в подвале Пентагона, который круглосуточно отмечает каждую деталь, добытую всеми разведслужбами, касающуюся советского блока, в плане военном, политическом, научном, диссидентском и прочее, и прочее. Там меня догнал Колби и сказал осуждающе, что мое выступление было «контрпродуктивным» — одно из любимейших словечек в жаргоне «фирмы». В углу зала стоял стол с белым телефоном, обеспечивающим прямую связь с Белым домом. Помню, смотрел я на этот белый телефон и думал, словно Джефферсон: «Я дрожу за свою страну…»

Еще ниже в недрах Пентагона находится прямой телетайп «горячей линии» с Москвой, которым ведают майор-переводчик и техник-сержант. Одно и то же сообщение передают и принимают, для страховки, два телетайпа со скоростью 186 тысяч миль в час. Расстояние отсюда до Москвы 4823 мили. Каждый час — пробная передача, тексты из Гоголя, Толстого, Лермонтова. Шестьдесят шесть слов в минуту…

Бек вел «шеви» по Арлингтонскому бульвару.

— Ты говорил, что много знаешь о Хелмсе, — напомнил Грант Уину, который закуривал сигару.

— Верно, — откликнулся Бек. — Я дам тебе его досье.

Напоследок поговорили о «горячих точках» планеты: Ближний Восток, Иран, Родезия, ЮАР…

— По моим сведениям, — сказал Уинстон Бек, — со дня на день может вспыхнуть пожар и в Афганистане. После убийства там американского посла я не спускаю глаз с этого дремлющего вулкана Гиндукуша. «Фирма» увеличила переброску оружия душманам…

Когда подъехали к «Уиларду», где решил переночевать Грант, он спросил:

— Скажи, Уинни, ты хоть встречаешься с детьми после развода?

— Суд решил, что я сумасшедший, раз я отказался от тридцати пяти тысяч в год. Мать внушила это сыновьям. А ты, Джонни? Холост, судя по всему?

— Моя девушка была «голубкой» и «мирницей» и прокляла меня как «ястреба» в зеленом берете.

— И теперь ты пишешь книгу, которую пошлешь ей, как только опубликуешь, чтобы доказать неверной, как она была неправа. А пока женщины тебя не интересуют. Всю энергию вкладываешь в книгу. Сублимация, не так ли?

Грант смущенно усмехнулся в ответ. А ведь он попал в «десятку», этот Уинстон Бек. С ним надо держать ухо востро.

КОГДА ПРИДЕТ ПРОДАВЕЦ ЛЬДА

Через два дня он принес в издательство свою заметку, обструганную до четырех машинописных страничек. Тони Десантиса не оказалось на месте.

— Я подожду, — сказал он миловидной секретарше с такими формами, что она вполне могла претендовать на разворот в «Пентхаусе» в чем мать родила. Вся она была начинена сексуальной энергией, как ракета горючим.

— Ждать придется долго, — сказала она с улыбкой, обнажившей почти все тридцать два зуба и заставившей Гранта вспомнить о карточке дантиста в кармане. — Тони… мистер Десантис уехал загорать на Багамские острова.

— И долго будет он там загорать? — скрывая досаду и раздражение, спросил Грант.

— Две недельки, — завистливо вздохнула секретарша, несмотря на свои формы, еще ни разу не видавшая этих дивных островов.

Грант поплелся к двери, но, дойдя до нее и взявшись за вертящуюся круглую ручку, повернулся и спросил:

— А вам, мисс, неизвестен номер телефона тестя мистера Десантиса?

— Нет, — бойко, не моргнув глазом, соврала мисс, в совершенстве давно усвоившая это обязательное для лиц ее профессии умение.