Американский снайпер

И выпускать пар для нас было совершенно необходимо. Это способ выживания. Если вы не понимаете смысла происходящего, вы начинаете искать иные пути справиться со всем этим. Вы смеетесь, потому что надо дать выход эмоциям, вы должны как-то себя выразить.

В каждой операции жизнь и смерть могли смешиваться самым причудливым образом.

В том же самом бою за больницу мы заняли дом, который нужен был нам в качестве наблюдательного пункта. Мы уже находились в нем какое-то время, когда на заднем дворе появился парень с тележкой, в которой он привез самодельное взрывное устройство, и начал его устанавливать. Один из наших «молодых» выстрелил в него, но не убил сразу; раненый стонал и катался по земле.

По случайному совпадению парень, ранивший его, был еще и санитаром.

«Ты его подстрелил, ты его и спасай», — сказали мы ему. «Молодой» спустился вниз и попытался воскресить свою жертву. К сожалению, иракец умер. Ну и в процессе его кишечник дал слабину. Санитар и еще один «молодой» должны были вынести тело, когда мы покидали этот дом.

Ну, они его дотащили до периметра базы морских пехотинцев, а что с ним дальше делать? В конце концов они просто перекинули его через забор и полезли за ним сами. Прямо «Уик-энд у Берни» [113] какой-то.

113

«Уик-энд у Берни» — американская черная комедия 1989 года, где главным героям приходится выдавать мертвого за живого.

В течение одного часа мы стреляли в парня, который хотел нас взорвать, пытались спасти ему жизнь и надругались над его телом.

Поле боя — это странное место.

Вскоре после того, как больница была очищена, мы вернулись к тому месту, где лодки морской пехоты высадили нас на берег. Когда мы вышли на набережную, ночь прорезали очереди пулемета боевиков. Мы упали в грязь, и пролежали так несколько минут, прижатые к земле одним-единственным иракским стрелком.

Слава Богу, стрелял он плохо.

Между жизнью и смертью, комедией и трагедией всегда была очень тонкая грань.

Тая:

Я никогда не включала видео, снятое самим Крисом, на котором он читает книгу нашему сыну. Отчасти потому, что, когда я видела Криса, у меня все немело.

Я и так была достаточно эмоциональна; а если бы я увидела, как он читает детскую книгу, это ранило бы меня еще больше.

Отчасти потому, что я сильно злилась на Криса: уходя, уходи.

Сурово, но это инстинкт выживания.

То же самое относится к его «посмертным» письмам.

Когда он был в командировке, он написал письма, которые должны были быть доставлены детям и мне в случае его гибели. По возвращении из его первой командировки, я поинтересовалась, что там написано. Крис сказал, что у него уже нет этого письма. Больше я никогда не спрашивала, а он не предлагал мне посмотреть эти письма.

Может быть, оттого, что я с ума сходила по нему, я говорила себе: мы не будем прославлять тебя после смерти. Если ты любишь нас и обожаешь, скажи об этом сейчас, пока ты живой.

Может, это и не справедливо, но многое в моей жизни тогда было не справедливо, и именно так я чувствовала.

Покажи свои чувства сейчас. Сделай их реальными. Мне не нужны сладкие слова, когда тебя не станет.

Это все ерунда.

Ангелы-хранители и дьяволы

Девяносто шесть американцев погибли в ходе боев за Рамади; намного больше было ранено и нуждалось в эвакуации с поля боя. К счастью, мне не пришлось быть одним из них, хотя близкие попадания случались настолько часто, что я уже начал думать, будто у меня есть ангел-хранитель.

Однажды мы были в здании, из которого обстреливали боевиков, находившихся снаружи. Я находился в коридоре, и, когда стрельба немного стихла, решил зайти в одну из комнат, чтобы проверить наших парней. При входе я что-то почувствовал и отпрянул назад. В ту же секунду с улицы выстрелили в то место, где только что была моя голова.

Пуля пролетела надо мной, когда я упал.

Как я почувствовал, что в меня стреляют, почему я упал — я не могу сказать. Как будто бы кто-то замедлил время и толкнул меня назад.

Был ли у меня ангел-хранитель? Понятия не имею.

«Вот черт, Криса убили», — сказал один из парней, пока я лежал на спине. «Проклятье», — отозвался другой.

«Нет, нет, — заорал я, все еще лежа на полу. — Со мной все в порядке, все нормально». Я долго искал пулевые отверстия, но так и не нашел ни одного.

Все хорошо.

Самодельные взрывные устройства встречались в Рамади повсюду, намного чаще, чем в Фаллудже. Боевики многому научились в деле их установки за время, прошедшее с начала войны. Мины становились все мощнее — достаточно сильными даже для того, чтобы приподнять над землей БМП «Брэдли», как я уже узнал раньше в Багдаде.

Саперы, работавшие с нами, не были «морскими котиками», но мы доверяли им так, как если бы они служили в SEAL. При входе в здание они были последними, их звали, если обнаруживалось что-то подозрительное. В последнем случае их задачей было изучить найденный предмет; если это была мина, а мы находились внутри здания, всем следовало немедленно его покинуть.

К счастью, с нами такого ни разу не было, зато однажды, пока мы находились в доме, несколько боевиков умудрились установить фугас у парадной двери. Они заложили два 105-мм снаряда, которые должны были взорваться в момент нашего выхода. К счастью, это заметил один из саперов. Мы смогли пробить кувалдой стену на втором этаже и вышли по низкой крыше.

Разыскиваемый

Все американцы в Рамади были на положении разыскиваемых, а особенно снайперы. По некоторым сообщениям, повстанцы назначили награду за мою голову.

А еще они дали мне прозвище: аль-Шайтан Рамади — «Дьявол Рамади». Это наполнило меня гордостью.

Факт остается фактом: меня, отдельного человека, мятежники выделили изо всех за тот ущерб, который я им нанес. Они хотели, чтобы меня не стало. Это грело мне душу.

Они определенно все знали обо мне, и, ясное дело, информацию они получили от иракцев, считавшихся лояльными к нам — они описывали даже красный крест на моей руке.

За голову другого снайпера из сестринского взвода тоже была обещана награда. За него давали больше — и это возбудило во мне определенную ревность.

Но все было хорошо, потому что когда инсургенты делали свои постеры с объявлением о розыске, они перепутали фотографии и поместили его фото вместо моего. Я был более чем счастлив позволить им сделать эту ошибку.

По мере развития сражения награда за голову постепенно росла.

Черт, я думаю, если бы моя жена узнала, сколько я стою, у нее возник бы соблазн продать меня.

Прогресс

Мы помогли создать еще несколько опорных пунктов, в то время как наш сестринский взвод делал аналогичную работу на другом конце города. По мере того как недели превращались в месяцы, Рамади стал меняться.

Это все еще была адская дыра, исключительно опасное место. Но налицо были признаки прогресса. Старейшины племен все чаще говорили о мире, и охотнее стали работать в едином совете старейшин. Центральное правительство по-прежнему не имело здесь реальной власти, иракская армия и полиция даже близко не могли поддерживать хоть какой-то порядок. Но большие сектора города уже находились под контролем.

«Стратегия чернильных пятен» работала. Вот только смогут ли эти «кляксы» распространиться на весь город?