Аметист (Том 1)
Шрифт:
В коридоре послышались чьи-то торопливые шаги, в дверь постучали, раздались приглушенные вскрики, звон разбившегося бокала, веселый смех.
– О, черт, - прошипел молодой человек и заставил себя собраться. Катриона, выходи за меня замуж. Пожалуйста.
Ты так прекрасна. Ты должна выйти за меня замуж.
Катриона чувствовала холод и одиночество, словно стояла совершенно одна в кромешной темноте на скалистой горной вершине. Она не понимала, зачем Джонатан просит ее выйти за него замуж, если сам он того не хочет?
"Счастье достается великой ценой. Но тогда.., тогда...
Какая
– Вот же, Джонатан просит меня выйти за него замуж. Милый, милый Джонатан, которого я люблю столько лет! Бедный Джонатан, он совершенно изнервничался, готовясь весь вечер сделать мне предложение, и он ждет ответа".
– Дорогой мой, - прошептала Катриона, отбрасывая сомнения, страх и темноту, чувствуя охватывающие все ее существо радость и торжество (именно так она это себе и представляла).
– Ах, дорогой, я так тебя люблю! Конечно же, я выйду за тебя замуж.
И Катриона поняла, что она - счастливейшая девушка в мире.
– О Боже!
– простонал Джонатан и порывисто поцеловал Катриону, крепко обняв ее и больно впившись пальцами в обнаженную спину своей будущей жены.
Катриона почувствовала, как зубы Джонатана стукнулись о ее губы, и ощутила во рту солоноватый привкус крови, но не стала обращать на это внимания. Джонатан целовал ее так, как она столько раз представляла в своих фантазиях, одиноко мечтая об этом поцелуе в своей роскошной девичьей постели.
– О, Джонатан, - выдохнула Катриона.
– Я так тебя люблю...
Глава 6
Впоследствии июньский бал в сознании Катрионы как-то незаметно слился с ее свадьбой в сентябре, превратившись в одно и то же событие.
Как и в июне, над ее прической в сверкающем великолепием номере отеля "Гайд-парк" трудился приехавший специально по этому случаю из Лондона Мартино. Он беспрерывно кудахтал и ворковал, укладывая под прелестную кружевную фату многочисленные витые локоны и романтичные завиточки отливавших золотом волос.
Джесс и Гвиннет тоже принимали участие в церемонии обряжения невесты. Сами они были в нарядах подружек невесты - коротких пышных платьях: одно из них серебряное, другое - сине-серое. Прически девушкам сделал все тот же Мартино.
И еще там присутствовала Виктория, в бесподобном дымчатом платье, при каждом движении отливавшем серебром.
Аметистовое кольцо на пальце Виктории пылало пурпурным огнем.
– Зачем ты пригласила ее в подружки?
– еще раньше недовольно допытывалась у Катрионы Джесс.
– Кажется, Виктория приносит мне счастье, - улыбнулась Катриона.
– В конце концов, не постучи Виктория вовремя к отцу в кабинет, Джонатан, возможно, так и не решился бы сделать мне предложение.
– Когда-нибудь все равно бы решился, - возразила Джесс.
– И я думала над последними словами, выданными планшеткой...
Но Катриона уже дала себе полностью рациональное объяснение предупреждению планшетки. Разумеется, цена будет великой: отцу Катрионы придется выложить немалую сумму на реставрацию Барнхем-Парка, находившегося просто в катастрофически разрушающемся состоянии. Обойдется восстановление в тысячи и тысячи фунтов.
– Папуля ничего не будет иметь против, - с сияющим лицом сообщила Катриона Джонатану.
–
Любопытно, что шафером на свадьбу пригласили Танкреди.
– Теперь Джонатан с Танкреди большие друзья. Джонатан останавливался у него в Лондоне, и тот водил его на вечеринки. Он таскал его с собой повсюду. И это было очень кстати, поскольку последние несколько недель я откровенно замоталась.
– Но шафером?
– допытывалась Джесс.
– Ведь у Джонатана должна быть масса других друзей. Почему Танкреди?
– А почему не Танкреди?
– мечтательно улыбнулась своему отражению в зеркале Гвиннет.
Джесс пристально посмотрела на подругу.
"Боже мой, а ведь брат Виктории прав, - неожиданно подумалось ей. Гвиннет действительно прекрасна!"
***
– Можно пригласить тебя на обед?
– Пять слов, которые могли изменить всю ее жизнь.
– Конечно, - с решительностью самоубийцы ответила Гвиннет...
Тем же днем, накануне свадьбы Катрионы, Гвин встретилась с Танкреди в ресторане "Каприз" на Сент-Джеймс.
Традиционный французский интерьер, чудовищные цены, ужасно важные официанты, которые насмерть перепугали бы Гвиннет, не будь рядом с ней Танкреди. Боже, с каким терпением и даже вниманием он слушал ее болтовню. Гвиннет чувствовала себя удивительно остроумной и удивительно красивой. Совершенно новой личностью. Женщиной.
Наконец обед закончился, и Танкреди, слегка поддерживая Гвиннет под локоть, вывел ее через прекрасные, украшенные резьбой стеклянные двери на улицу.
Сев в такси, Танкреди вальяжно развалился на заднем сиденье, вытянув свои длинные ноги, и заговорщицки улыбнулся Гвиннет:
– А сейчас мы поедем ко мне домой и выпьем по стаканчику бренди. Времени у нас предостаточно. Потом я отвезу тебя, чтобы ты могла переодеться к ужину.
– Мне нравится такой план, - ответила Гвиннет, наслаждаясь собственной непринужденностью.
Квартира Танкреди располагалась на набережной в Челси. Она занимала весь первый этаж П-образного многоэтажного дома со сплошь увитым виноградом внутренним двором, который украшали греческие скульптуры и огромные каменные урны. В доме Гвиннет обнаружила черные мраморные полы, множество больших напольных ваз с дурманяще благоухающими цветами, сводчатые резные деревянные потолки, концертный рояль, четыре прекрасных антикварных шахматных столика с инкрустацией и шахматными фигурами из оникса, бесчисленные полки с книгами в кожаных переплетах, великолепные старинные персидские ковры.
– Несмотря на все свои недостатки, Скарсдейл имел хороший вкус, заметил Танкреди, наливая из хрустального графина коньяк в два коньячных бокала из баккара.
– Салют.
– Танкреди слегка чокнулся с Гвиннет.
Глядя Танкреди прямо в глаза, Гвиннет поймала себя на мысли, что Танкреди - единственный молодой человек, на которого она может так вот запросто, без тени смущения, смотреть.
– У тебя прекрасные глаза, - мягко сказал Танкреди, - Пообещай мне, что выбросишь очки и вставишь контактные линзы.
– Он ласково взял Гвиннет за подбородок, слегка наклонился и нежно поцеловал, после чего приложил кончик указательного пальца к ее губам и, глядя в упор, спросил: