Аметистовый венец

«Эмма», – подумал он. Хотел было крикнуть, но из его горла вырвался лишь какой-то невнятный хрип.

Порывами налетал ледяной ветер. Эверард промерз до самых костей, и это помогало ему переносить боль. Подняв глаза, он увидел над собой луну. Разумеется, кричать со сломанной челюстью было невозможно. Ясно было, что до утра он не дотянет. Ко всему еще он захлебывался собственной кровью.

У него не оставалось никаких сомнений, что он умирает.

Приветствую тебя, Цезарь!

Тацит

13

Более ста самых высокопоставленных вельмож Англии собрались в церемониальном зале Винчестера, чтобы принести ежегодную присягу в верности королю. Констанс стояла среди своих суссекских вассалов, которые в свою очередь прибыли в Винчестер, чтобы принести присягу в верности ей. Уильям де Кресси и новый предводитель рыцарей Эрно Фицгамелин смотрели, как самые высокопоставленные и рангом чуть пониже старались подобраться как можно ближе к королевскому трону. Вот-вот должен был появиться сам Генрих.

Констанс отнюдь не разделяла общее стремление быть поближе к королю и тем более не хотела привлечь к себе его внимание, она знала, что в свое время герольд непременно провозгласит ее имя. Обыскивая взглядом большой зал, она надеялась найти де Варреннов и свою сестру Мабель.

Сразу же по прибытии в Винчестер она послала отца Бернара в дом де Варреннов, чтобы он разузнал о ее сестре. По возвращении отец Бернар сообщил, что де Варренны путешествуют в свите графа Харфорда, но находится ли с ними Мабель, никто не может сказать. Учитывая, что она должна вот-вот разрешиться от бремени, скорее всего ее не взяли с собой в дальнюю дорогу, предположил ее духовник.

«Вероятно, он прав», – сказала себе Констанс. Оставалось только надеяться, что ее сестра, если с ней по-прежнему жестоко обращаются, сообщила бы ей об этом через гонца. Если бы, конечно, сообразила это сделать.

День был праздничный, Рождество. В полдень весь двор присутствовал на мессе в кафедральном соборе. Затем король побывал у гробницы святого Суитина, некогда епископа Винчестерского, и посмотрел, как идут строительные работы, продолжающиеся вот уже сорок лет. Судя по тому, что увидел король, эти работы вполне могли продлиться еще столько же. Кафедрал был заполнен канониками, священниками, монахами, членами различных орденов, были здесь и несколько епископов, возглавляемых советником короля Генриха Роджером, епископом Солсберийским.

Когда во время мессы высокопоставленные духовные особы заняли свои места у алтаря, в полумраке собора засверкали расшитые золотом и серебром мантии и митры.

Поскольку Роджер Солсбери являлся главным советником короля и вел все государственные дела, когда Генрих бывал в Нормандии, нетрудно было себе представить, какая сильная вражда, какое расхождение в религиозных взглядах существовали между английской церковью и Генрихом по его восшествии на престол.

После кончины архиепископа Лафранка старший брат принца Генриха, король Вильгельм Руфус, не спешил с назначением его преемника, тем временем широко пользуясь ресурсами его провинций, в чем король Вильгельм весьма преуспел. Его, разумеется, осуждали, но он не обращал на это ни малейшего внимания. Когда наконец он назначил на место архиепископа аббата Ансельма из французского монастыря, в лице Ансельма он нашел непримиримого противника. Новый архиепископ начал с того, что настоял на том, чтобы получить подобающие своему сану регалии не от короля Вильгельма Руфуса, а от самого папы.

Со времен Вильгельма Завоевателя и даже с еще более ранних времен нормандские герцоги сами выбирали кандидатов на высокие церковные посты. Некоторые из них, как, например, брат Вильгельма Завоевателя – Одо, были скорее воинами, чем епископами, и, как все тот же Одо, имели любовниц и детей. Новый архиепископ, человек необычайной святости, настаивал, чтобы архиепископов и епископов назначали не короли или герцоги, а сама церковь. Положение осложнялось тем, что тогда одновременно было два святейшества – Урбан Второй и Клемент Третий, назначенный священным римским императором Генрихом Четвертым. В конце концов Ансельм получил свою епископскую мантию из рук кардинала, посланного из Рима папой Урбаном.

Однако продолжение борьбы между Лафранком и королем Вильгельмом Руфусом привело к изгнанию Лафранка во Францию, где он вынужден был пребывать до самой кончины короля Вильгельма Второго, погибшего во время охоты в Новом Лесу. Ансельм вернулся в Англию только для того, чтобы схлестнуться с новым королем Генрихом, младшим братом Вильгельма Руфуса. Спорный вопрос был все тот же: кто должен назначать епископов и архиепископов: короли или церковь и римский папа. Ансельм вынужден был снова удалиться в ссылку. После долгой борьбы и сложных переговоров в конце концов был достигнут компромисс, король Генрих всегда умел находить компромиссные решения. Король отказывался от своего права назначать духовенство на высшие посты при том, однако, условии, что будет непосредственно наблюдать за выборами и выбираемый кандидат должен будет воздать королю дань надлежащего поклонения. Лишь через несколько лет после того, как этот порядок назначения вошел в силу, стало ясно, что хитрый Генрих если чем-нибудь и поступился, то лишь самой малостью.

За церемонией в кафедральном соборе последовала обычная рождественская процессия по улицам. Рядом с королем ехали его сестры, последние из девяти детей Вильгельма Завоевателя. Они были уже старыми женщинами, Аделаида, Адела, графиня Блуа, ехавшая вместе со своим красивым, всеми любимым сыном Стивеном, Констанс, графиня Бретанская. Сесили, аббатиса Кайенская, умерла за несколько лет до этого.

Погода была ясная и холодная. Придворные вельможи и леди выглядели великолепно в своих шитых золотом одеждах и мехах. Перед королем ехали два рыцаря с большими кошелями, полными монет, которые бросали в толпу. Щедрый брат короля, Вильгельм Руфус, кидал своим подданным серебряные монеты. Щедрость короля Генриха не простиралась дальше медяков достоинством не больше фартинга.

Констанс ехала за королем и его сестрами, сопровождаемая своими суссекскими вассалами де Кресси и Фицгамелином и отрядом рыцарей. Одета она была в отделанное золотым шитьем красное шелковое платье с двойной юбкой и в красный, подбитый мехом плащ поверх него. Ее повязанные красными лентами, высоко взбитые волосы со сверкающими в них золотыми бусинами не мешали любоваться ее стройной шеей. Она не ожидала такого приема, но собравшиеся толпы приветствовали графиню Морле восхищенными криками.

Вот уже король торжественно вошел в Винчестер для принятия присяги. Зашуршала одежда, все стали поворачивать головы. Плотно сбитый, коренастый Генрих шел по залу в окружении казначея, камергера, своего блистательно умного незаконнорожденного сына Роджера и епископа Солсберийского, могуществом уступавшего лишь самому королю. Когда король уселся на резной трон под нормандским знаменем с изображением бегущего леопарда, придворные продолжали стоять.

Констанс подумала, что, обремененный своей горностаевой мантией, мечом и ножнами, усыпанными драгоценными каменьями, короной Завоевателя, отделанной сапфирами и бриллиантами, король выглядит утомленным. Вокруг него столпились писцы со своими пергаментными свитками, письменными принадлежностями и судебными повестками, которые получили широкое распространение в царствование Генриха. Они вели тихий, серьезный разговор.

За спиной Констанс послышался чей-то вздох. Ей было хорошо понятно, чем он вызван. Шла вторая половина дня, а двор все еще вынужден был соблюдать пост. Люди не столь знатные могли себе позволить выскользнуть на улицу, купить пирожки у разносчиков или отправиться на скачки, в театр, на представление какой-нибудь мистерии или на винчестерскую рождественскую ярмарку, которая длится до самого Крещения. Но те, кто прибыл, чтобы присягнуть на верность королю, должны были долгими часами ждать в церемониальном зале.