Амиль. Сделай меня... своей

— Ксюша! — радостно кричит подруга, бросаясь мне на шею. — А похорошела как, — сделав шаг назад, рассматривает меня.

— Ты тоже отлично выглядишь, — не остаюсь я в долгу. — Пройдемся по магазинам?

— Ну уж нет, — качает Арина головой. — Сразу в кафе посидим, и ты мне все подробно расскажешь.

Мы поднимаемся на фуд-корт, занимаем столик у окна. И я снова задумываюсь. Не так давно мы здесь сидели с Амилем, я тряслась, что кто-то может нас увидеть и донести Толику. Не так давно… А кажется, что в прошлой жизни.

— Эй, подруга, — щелкает Арина перед моим носом пальцами. — Ты в каких облаках витаешь?

— Задумалась.

— Подумаешь дома. Не томи уже, а то у меня столько предположений, что голова скоро лопнет.

Она от нетерпения даже ёрзает на месте. Делаю глоток чая и начинаю говорить. Арина слушает, то хлопая глазами, то приоткрывая рот от удивления, то едва слышно комментируя нецензурными словами. Когда я замолкаю, ее наконец-то прорывает:

— Вот это ничего себе. Да у тебя, Ксюш, не жизнь, а мексиканский сериал. А Амиль… Ну каков мужик! Вот это мужик! И от Толика тебя избавил, и до правды докопался. Может, и с семьёй помиришься.

Это вряд ли. Когда они мне были так нужны, они от меня отвернулись. А сейчас у меня есть Амиль и скоро будет наш ребенок. Они моя семья.

Правду говорят, помянешь… Мне даже сразу кажется, что у меня галлюцинации, когда слышу за спиной:

— Ксюша?

Сажусь вполоборота и рассматриваю женщину напротив, которая стоит и мнется, будто что-то хочет сказать, но не решается.

— Здравствуй, мама, — киваю ей.

И почему я сейчас смотрю на нее как на чужого человека? Даже та Арина, что сидит и переводит взгляд с меня на мать и обратно, кажется роднее.

А ведь ещё недавно я так нуждалась в своей семье, в своих родственниках. Но тогда я была совсем одна. Хотя нет, с мужем, которые долгие годы вытирал об меня ноги и сделал все, чтобы разлучить меня с родными. Что же, это у Толика вышло на ура.

Мама подходит ещё ближе к столику, но садиться не решается. К тому же задаёт банальный донельзя, но в нашей ситуации глупый вопрос:

— Как дела?

Может, во мне уже вовсю шалят гормоны, а может, я хочу, чтобы она почувствовала себя на моем месте.

— Как сажа бела, — отвечаю невозмутимо. — Все так же прыгаю из койки в койку, пока мой разнесчастный и, конечно же, ни в чем не повинный муженёк на нарах.

Арина заходится в кашле, подавившись чаем, а мама покрывается красными пятнами. Они отчётливо выделяются на лбу, щеках, подбородке, шее.

И сразу возникает ассоциация… Очень неприятная. Пока мои родные поливали меня грязью, считали бог знает кем, вот так мое лицо покрывалось синяками.

— Ксюша, — наконец-то, прочистив горло, говорит мама, — мы же ничего не знали…

— Вам просто удобно было закрыть на все глаза! — повышаю голос, хотя обещала себе не нервничать, но сейчас обида накрывает волнами.

— Но Толя же был… — все ещё звучат попытки оправдаться, но я снова пресекаю, выставив руку вперёд:

— Не произноси при мне его имя!

— Извини, — мама не садится ни рядом со мной, ни рядом с Ариной, все ещё мнется у стола. — Он был очень убедителен, у него были доказательства… Как тут не поверить? — с сожалением смотрит на меня.

— Как? — я не верю своим ушам.

То есть сейчас она ещё оправдывает себя? У меня даже дар речи пропадает.

— Прошу прощения, — заговаривает Арина, — вы сейчас серьезно?

Мама хмурится, не понимая, чего от нее хотят. И я уже почти сквозь истерический смех поясняю:

— Потому что я твоя дочь! Я твой ребенок, а ты от меня отвернулась. Я когда-то обманывала тебя? Нет. Тогда почему ты не верила мне? А, мам?

— Ксюш, спокойнее, — Арина кладет свою ладонь мне на руку.

Время сейчас рабочее, обед ещё не начался, так что за соседними столиками никого нет. А ларьки на фуд-корте находятся метрах в десяти от столиков. Думаю, мы не станем с мамой звёздами "Ютуба".

— Милая, Егор тоже очень раскаивается, — продолжает она свою песню, решив поменять тактику и вспомнив брата.

— А что изменит его раскаяние?

Что-то будто перемкнуло во мне, когда все закончилось. Может, не встреть я мать сегодня, и сама бы не поняла, а так…

Ну что мне дадут их извинения, их раскаяние? Будем собираться по выходным пить чай и вести светскую беседу? А я при этом стану вспоминать, как они меня предали. Егор будет дёргаться, понимая, что облажался тогда, а духу страдать за него хватило у меня. Вечное напоминание, что сестра оказалась мужественнее.

Как представила подобную картину, так мутить начало от такой перспективы.

— Ксюш, — не сдается мама, — нам действительно очень жаль. Извини, мы были не правы.

Даже извинение какое-то светское и бездушное. Да если бы мой ребенок из-за моей глупости или бездушности пролил хоть слезинку, я бы не знала, как вымолить прощение.

Поднявшись, обхожу застывшую мать и говорю:

— Не извиняю. Пойдем, Арин.

Глава 31

— Ксюша, Ксюша, да подожди ты, — зовёт меня Арина, пытаясь догнать на своих каблуках.

А я лечу вперёд, не зная, куда и зачем. Сердце барабанит в ушах, перед глазами всё ещё лицо матери.

— Ксюша, черт возьми!

Я резко останавливаюсь, и Арина даже врезается в меня. Смотрит ошалевшим взглядом и пытается отдышаться.

— Ну ты, подруга, даёшь, — наконец произносит, утягивая меня к небольшому кожаному диванчики между двумя бутиками. — Присядь.

Я послушно опускаюсь и откидываюсь на спинку.

— Думаешь, я не права? — спрашиваю тихо.

— Не в этом дело, — качает головой Арина. — Я просто… — не может подобрать правильные слова. — Ты только не обижайся.