Амина-кислота

— Крестражи, верно? Так вроде это называлось в «Гарри Поттере», да? — вспомнил я.

— Да, — кивнула Амина, — я же говорю, он любит всю эту лабуду. И псевдоним поэтому себе взял такой созвучный. В общем, чувак подстраховался по полной программе. Я была нужна как основной носитель дара. Меня, как экспонат повесили на стену, зная, что я не умру, а буду как законсервированная. Если бы старый меня не кормил, я бы всё равно жила. Но, скорее всего, сейчас бы была в худшем состоянии. В общем, двенадцать шустрых и подготовленных боевых копий меня носили по частичке моего дара. И даже если бы кто-то погиб, остальные остались бы живы. Короче, кощей разложил свои яйца с иголками по разным корзинам. Что было очень мудро с его стороны. И Амины обычно не собирались вместе, максимум небольшими группами… ну, до сегодняшнего дня. Но, как я уже говорила, тут он сам себя перехитрил. И теперь его жизнь зависит только от меня!

— А ты можешь на это как-то повлиять? — спросил я, — на действие своего дара?

— Думаю, что могу! — радостно сказала Амина, — но здесь тоже всё не очень просто. Нет учебников, по которым мы изучали магию и свои дары. Всё приходилось постигать на собственном опыте, или на опыте знакомых, которые готовы были бы им поделиться.

— Очень знакомо звучит, — сказал я с пониманием, и остальные тоже закивали. Все, осваивая магию, проходили один и тот же путь.

— Я кое-что опустила в рассказе, а, похоже, что зря, потому что непонятно получается, — задумалась Амина, — ладно, я коротко, сугубо по фактам пробегусь. Мы были с Валерой, то бишь с Воландом близки. Очень близки. Парочка магов, мечтающих о великом будущем для себя. Всё омрачала только его болезнь, которую Воланд, а уже тогда он просил его так называть, но ещё без «де Морта», так и не смог победить. В общем, он умер!

— Чего? — удивилась Маша.

— Он умер, но я его вернула, — сказала Амина, — и именно это изменило всё. Он сходил на ту сторону и вдруг понял, что смерть, это ещё не конец, и что этим можно управлять. Переоценка собственных сил и гордыня сыграли с ним злую шутку. Он заигрался и думал, что с ним ничего не может случиться, а если что, то всегда всё можно исправить. Но исправить можно не всё! Он начал рыть и искать все возможные знания и практики, касающиеся жизненной энергии. И этот поиск привёл его, условно говоря, на тёмную сторону. Я не верю, что есть добро и зло в чистом виде, есть только наши поступки и их интерпретация. Но всё равно, магические навыки, знания и дары можно делить на тёмные и светлые. Те, что созидают, и те, что разрушают. И пытаясь постичь искусство некромантии, он влез туда, куда лезть было не нужно, не имея достаточных знаний, и убил себя. Умер во второй раз.

— Но ты его снова вернула, — сказала Маша.

— И да и нет, — пожала плечами Амина.

— Это как? — удивилась Маша.

— Мы все живы, пока в нас есть жизненная энергия. Это тонкая сущность, которую сложно понять и измерить. Но она лежит в основе всего живого. И вот эту свою жизненную энергию Воланд и уничтожил, пытаясь овладеть некромантией. Так что, можно сказать, в каком-то смысле овладел. Но вот жить без этой энергии, в отличие от прирождённых некромантов, не смог. Вернуть я его вернула, но восстановить поток жизненной энергии было уже не в моей власти, — сказала Амина, — и удерживать его в этом мире стоило очень больших усилий.

— Но он нашёл выход, да? — спросил я.

— Да, — сказала с сожалением Амина, — и помогла ему в этом я. Мы пытались понять, как можно возобновить его энергию, и хотя я всегда была против его экспериментов с тёмной стороной, но и бросить не могла… не хочу употреблять это дурацкое слово, но вы понимаете…

Мы понимали и не стали ничего уточнять.

— Ну так вот, — продолжила Амина, — мы собрали к тому моменту уже много знаний, и именно я выдвинула идею, что жизненную энергию можно получать практически из воздуха. То есть, внутренний источник, заменить на внешний. И мы нашли способ, как это делать. Но этой энергии в окружающем нас пространстве очень неравномерное количество. То пусто, то густо. Больше всего её там, где много людей. А если эти люди ещё и испытывают эмоции, то количество этой энергии в пространстве становится просто огромным. Почти никто этого не видит, но многие чувствуют на каком-то интуитивном, подсознательном уровне. И Воланд умеет эту энергию из воздуха получать и аккумулировать в себе. Это своего рода костыли для него. Но именно благодаря им он жив.

— Так вот зачем они здесь устраивают все эти игры! — дошло до меня.

— Именно! — сказала Амина, — это фабрика человеческих эмоций, и, как следствие, выделяемой людьми в пространство жизненной энергии. Ну, точнее, энергию они выделяют не жизненную, а некую промежуточную субстанцию, замешанную на эмоциях. Этот обмен энергией был всегда, поэтому люди и ходили в клубы, на концерты, на массовые мероприятия, на стадионы, где эта энергия буквально разлита в воздухе. Но как часто бывает, кто-то находит, а кто-то теряет. Тут от человека всё зависит. И одни берут эту энергию, другие отдают. Вот Воланд, только забирает и перерабатывает этот полуфабрикат в жизненную энергию для себя. Для него это вопрос выживания. Я поддерживаю жизнь в его физической оболочке, но без этой энергии он был бы как живой труп. Как растение. Лежал бы и не мог пошевелиться.

— Обалдеть! — с искренним возмущением сказала Маша, — то есть, всё это здесь нагромождено, чтобы поддерживать жизнь в одном человеке? Чтобы только ему было хорошо?

— Ты до магопокалипсиса успела историю изучить? — спросила у неё Амина.

— Немного, — смутилась Маша.

— Вся история человечества, это имена людей. И не простых, а с большими амбициями. И все войны начинали и вели конкретные люди. И не всегда они хотели сделать хорошо для всех. В общем, практически любой человек думает в первую очередь о себе. За редким исключением. И эти исключения бывают, но только подтверждают правило. Эгоизм правит этим миром.

— Так, вернёмся к нашим баранам, — сказал я.

— К кому? — вытаращила на меня глаза Маша.

— К нашей теме, — переформулировал я, — получается, что если ты отключишь его от своей «воскрешалки», то он тут же окачурится?

— Нет, — покачала головой Амина, — не всё так просто. Впрочем, как всегда. Он же привязал мой дар к себе. Как разорвать эту связь, я пока что не знаю. Но обязательно попробую это сделать. Но хорошая новость в том, что если его убить… ну просто, физически прострелить башку, то он умрёт, и наша связь разорвётся. То есть, произойдёт своего рода перезагрузка. И если раньше его могли вытащить мои отражения, для этого он их и создавал, ведь они ему полностью подчинялись. Но теперь осталась только я, а я этого делать, естественно, не буду. Так что, теперь он смертен, хотя пока что и висит на моей, как ты её назвал, «воскрешалке».

— А ты что, можешь воскресить даже того, кому голову прострелили? — удивилась Маша.

— Честно? — хитро взглянула на неё Амина.

— Конечно, честно! — сказала Маша.

— Понятия не имею. Я воскресила только одного человека. А до этого на котятах тренировалась. В прямом смысле этого слова, — сказала Амина.

— А почему? — удивилась Маша.

— Ну как бы с момента обнаружения у себя дара и его осознания, до того как я попала сначала в психологическую, а потом и в физическую зависимость к Воланду, прошло не так уж много времени и при мне просто никто не успел умереть. Тогда времена ведь ещё были не такие суровые. Кризис начался, когда меня уже приковали. Тогда произошли основные смерти и разрушения в городе. Но Воланд к тому времени уже набрался сил и сумел отстоять это место, — сказала Амина.

— Ты очень много знаешь для человека, столько времени провисевшего на стене, — сказала Маша.

— Не забывай, что у меня было двадцать четыре глаза, и двадцать четыре уха. И кто-то из них всегда был рядом с Воландом и с другими важными в этом месте людьми. А я всё это слушала и воспринимала, — сказала Амина.

— А меня очень волнует вопрос, как ты от всего этого не спятила, а производишь впечатление вполне благоразумного человека… в последние десять минут, — сказал я.

— Да! — тут же поддержала меня Маша. Ей, похоже, понравилась фраза про десять минут.

Амина, пообещав серьёзный разговор, держала слово и почти не скатывалась к своей привычной манере общения. А значит, могла вести себя и по-другому.

— Шанс такой был, — усмехнулась Амина, — но, честно говоря, я бы скорее свихнулась, если бы просто висела на стене, без своих отражений. Вот это был бы настоящий ад. А так я смотрела за происходящим, изучала его, запоминала то что мне нужно. В общем, была внимательным наблюдателем.

— Но через двенадцать копий сразу? Как вообще это можно всё воспринять? — удивился я.