Аммалат-бек

– И вы, как буйволы, смотрите, когда вашего брата запрягают в ярмо, громко сказал хан окружающим, - когда вам в глаза смеются над вашими обычаями, топчут под ноги вашу веру! И вы плачете, как старые бабы, вместо того чтобы мстить, как прилично мужам! Трусы! трусы!

– Что мы сделаем!
– возразили ему многие голоса.
– У русских есть пушки! есть штыки!..

– А у вас разве нет ружей, нет кинжалов? Не русские страшны, а вы робки! Позор мусульманам: дагестанская сабля дрожит перед русскою нагайкою. Вы боитесь пушечного грома, а не боитесь укоров. Ферман русского пристава для вас святее главы из Курана. Сибирь пугает вас пуще ада... Так ли поступали деды ваши, так ли думали отцы?.. Они не считали врагов и не рассчитывали, выгодно или невыгодно сопротивляться насилию, а храбра бились и славно умирали. Да и чего бояться? Разве чугунные у русских бока? Разве у их пушек нет заду? Ведь скорпионов ловят за хвост!!

Речь эта возмутила толпу. Татарское самолюбие было тронуто заживо.

– Что смотреть на них? Что позволять им хозяйничать у нас, будто в своем кармане?
– послышалось отовсюду.
– Освободим кузнеца от работы, освободим!
– закричали все и стеснили кружок около русских солдат, посреди коих Алекпер ковал капитанскую лошадь.

Смятение росло.

Довольный возбуждением мятежа, Султан-Ахмет-хан не желал, однако ж, замешиваться в ничтожную схватку и выехал из толпы, оставя там двух нукеров для поддерживания духа запальчивости между татар, а о двумя остальными быстро поскакал в утах [Дом по-татарски авъ; утах - значит палаты, а сарай - вообще здание. Гарам-Хане - женское отделение (от этого происходит русское слово хоромы). В смысле дворца употребляют иногда слово игарат. Русские все это смешивают в одно название - сакли, что по-черкесски значит дом. (Примеч. автора.)]Аммалата.

– Будь победитель!
– сказал Султан-Ахмет-хан Аммалат-беку, который встретил его на пороге.

Это обыкновенное на черкесском языке приветствие было произнесено им с таким значительным видом, что Аммалат, поцеловавшись с ним, спросил:

– Насмешка это или предсказание, дорогой гость мой?

– Зависит от тебя, - отвечал пришелец.
– Настоящему наследнику шамхальства [Отец Аммалата был старший в семействе и потому настоящий наследник шамхальства; но русские, завладев Дагестаном и не надеясь на его доброхотство, отдали власть меньшему брату. (Примеч. автора.)] стоит только вынуть из ножен саблю, чтобы...

– Чтобы никогда ее не вкладывать, хан? Незавидная участь: все-таки лучше владеть Буйнаками, нежели с пустым титулом прятаться в горах, как шакалу.

– Как льву, прядать с гор, Аммалат, и во дворце твоих предков опочить от славных подвигов.

– Не лучше ль не пробуждаться от сна вовсе?

– Чтобы и во сне не видать, чем должен ты владеть наяву? Русские недаром потчуют тебя маком и убаюкивают сказками, между тем как другой рвет золотые цветы [Игра слов, до которой азиатцы большие охотники: кызыль-гюлларь, собственно, значит розы, но хан намекает на кызыль червонец. (Примеч. автора.)] из твоего сада.

– Что могу я предпринять с моими силами?

– Силы - в душе, Аммалат!.. Осмелься, и все преклонится перед тобою... Слышишь ли?
– промолвил Султан-Ахмет-хан, когда раздались в городе выстрелы.
– Это голос победы.

Сафир-Али вбежал в комнату со встревоженным лицом.

– Буйнаки возмутились, - произнес он торопливо, - толпа буянов осыпала роту и завела перестрелку из-за камней...

– Бездельники!
– вскричал Аммалат, взбрасывая на плечо ружье свое. Как смели они шуметь без меня? Беги вперед, Сафир-Али, грози моим именем, убей первого ослушника.

– Я уже унимал их, - возразил Сафир-Али, - да меня никто не слушает, потому что нукеры Султан-Ахмет-хана поджигают их, говорят, что он советовал и велел бить русских.

– В самом деле мои нукеры это говорили?
– спросил хан.

– Не только говорили, да и примером ободряли, - сказал Сафир-Али.

– В таком случае я очень ими доволен, - молвил Сул-тан-Ахмет-хан, это по-молодецки.

– Что ты сделал, хан?
– вскричал с огорчением Аммалат.

– То, что бы тебе давно следовало делать.
– Как оправдаюсь я перед русскими?!

– Свинцом и железом... Пальба загорелась, судьба за тебя работает. Сабли наголо, и пойдем искать русских...

– Они здесь!
– возгласил капитан, который с десятью человеками пробился сквозь нестройные толпы татар в дом владетеля.

Смущен неожиданным бунтом, в котором его могли счесть участником, Аммалат приветливо встретил разгневанного гостя.

– Приди на радость, - сказал он ему по-татарски.

– Не забочусь, на радость ли пришел я к тебе, - отвечал капитан, - но знаю и испытываю, что меня встречают в Буйнаках не по-дружески. Твои татары, Аммалаг-бек, осмелились стрелять в солдат моего, твоего, общего нашего царя!

– В самом деле, это очень дурно, что они стреляли в русских... сказал хан, презрительно разлегаясь на подушках, - когда им бы должно было убивать их.

– Вот причина всему злу, Аммалат, - сказал с гневом капитан, указывая на хана.
– Без этого дерзкого мятежника ни один курок не брякнул бы в Буйнаках! Но хорош и ты, Аммалат-бек... Зовешься другом русских и принимаешь врага их как гостя, укрываешь как товарища, честишь как друга. Аммалат-бек! именем главнокомандующего требую: выдай его.

– Капитан, - отвечал Аммалат, - у нас гость - святыня. Выдача его навлекла бы на мою душу грех, на голову - позор неокупимый; уважьте мою просьбу, уважьте наши обычаи.

– Я скажу тебе в свою очередь: вспомни русские законы, вспомни долг свой; ты присягал русскому государю, а присяга велит не жалеть родного, если он преступник.

– Скорее брата выдам, чем гостя, г. капитан! Не ваше дело судить, что и как обещал я выполнять. В моей вине мне диван (суд) аллах и падишах!.. Пускай в поле бережет хана судьба, но за моим порогом, под моею кровлею я обязан быть его защитником и буду им!

– И будешь в ответе за этого изменника!

Хан безмолвно лежал во время этого спора, гордо пуская дым из трубки, но при слове изменник кровь его вспыхнула; он вскочил и с негодованием подбежал к капитану.

– Изменник я, говоришь ты?
– сказал он.
– Скажи лучше, что я не хотел быть изменником тем, кому обязан верностию. Русский падишах дал мне чин, сардарь ласкал меня, и я был верен, покуда от меня не требовали невозможного или унизительного. И вдруг захотели, чтоб я впустил в Аварию войска, чтобы позволил выстроить там крепости; но какого имени достоин бы я стал, если б продал кровь и пот аварцев, братьев моих! Да если бы я покусился на это, то неужели думаете вы, что мог бы это исполнить? Тысячи вольных кинжалов и неподкупных пуль устремились бы в сердце предателя, самые скалы рухнули бы на голову сына-отцепродавца. Я отказался от дружбы русских, но еще не был врагом их, и что ж было наградой за мое доброжелательство, за добрые советы? Я был лично, кровно обижен письмом вашего генерала, когда предостерегал его... Ему дорого стоила в Башлах дерзость... Реку крови пролил я за несколько капель бран-чивых чернил, и эта река делит меня навечно с вами.

– Эта кровь зовет месть!
– вскричал капитан сердито.
– И ты не уйдешь от нее, разбойник!

– А ты от меня, - возразил вспыльчивый хан, вонзая кинжал в живот капитана, когда тот занес руку, чтобы схватить его за ворот.

Тяжело раненный капитан, простонав, упал на ковер.

– Ты погубил мепя, - произнес Аммалат, всплеснув руками, - он русский и гость мой.

– Есть обиды, которых не покрывает кровля, - возразил мрачно хан. Кости судьбы выпали; колебаться не время; запирай ворота, скличь своих, и ударим на неприятелей.