Амнистия
Шрифт:
– Я жду весну-у-у-у-у, – пропела певица в телевизоре.
– А, вообще говоря, вся семейка у них преступная, – обобщил Сухоручко. – Вор на воре и вором погоняет. Такая порода воровская.
– А его что-нибудь о друзьях Олега вы не можете рассказать?
– Могу рассказать: все его друзья – воры. И на морду все одинаковы. Вот и весь сказ.
– А вы сами случайно не судимы?
– Вот именно судим, но случайно. Был грех молодости. Отсидел пятерочку за хищение вверенного мне армейского имущества. Я в Краснодарском крае чалился, а не в какой-нибудь поганой Мордовии. Как на курорте отдохнул. Но теперь
Сухоручко повысил голос до крика.
– Мать, ты можешь обратно войти.
Он взмахнул рукой, давая понять, что его судимость, такая жалкая мелочь, такой пустяк, что об этом и говорить не стоит. Он промочил горло пивом, вытащил из-под стола следующую бутылку, полную. Открыл пробку, снизу надавив на неё большим пальцем. Пробка, описав дугу, полетела под стол. Но Сухоручко не наклонился, чтобы её поднять.
Из– за двери появилась Мизяева, села на прежнее место.
– Что ж, будем разрабатывать эту версию, о друзьях Олега, – подвел черту Журавлев.
– Разрабатывайте, – разрешил Сухоручко.
Журавлев обратился к женщине.
– Ах, черт, у меня нет с собой записей, – всплеснул руками Журавлев. – Вы не напомните, какого числа случилась эта трагедия?
– Четвертого июня.
– Вы не путаете?
– Что вы? Разве я могу этот день с другим днем спутать?
– Конечно, конечно, теперь я и сам число вспомнил, – кивнул Журавлев. – Кстати, вы не могли бы дать мне на время парочку фотографий вашего сына. Это нужно для следствия.
Мизяева встала, открыла ящик серванта. Вернувшись к дивану, она положила на колени лже-милиционера толстый семейный альбом, раскрытый на середине.
– Вот его карточка, вот и вот. Берите.
– Давно сделаны эти снимки?
– Нет, это свежие фотографии, последние, – женщина всхлипнула. – Это приятель Олега его снимал месяца три назад.
Журавлев вытащил из-под пленки две крупные фотографии и спрятал их в карман, застегнул папку и поднялся на ноги. Попрощавшись с Сухоручко, он вышел в коридор, присел на табурет и с отвращением посмотрел на темные похожие на чугунные утюги ботинки, в которые сейчас предстояло влезть.
Хозяйка вышла следом.
– Простите, что отнял время.
Журавлев, кряхтя, справился с правым ботинком.
– Ничего, ничего, – сказала Мизяева. – Хорошо, что пришли. А то мне с хлебозавода отпрашиваться.
Журавлев вышел из подъезда и с наслаждением закурил сигарету. От дневной жары не осталось и следа, небо сделалось глубоким и синим, высыпали звезды. Журавлев неторопливо брел по узкому переулку и думал о том, что не напрасно принял эти мучения с милицейской формой, не попусту ухлопал прекрасный субботний вечер.
Уже четверть часа Локтев сидел в детективном агентстве «Северная звезда», заметно нервничая, он то и дело поглаживал ладонью непривычно голую, стриженную под ноль голову. Он неторопливо разглядывал три фотографии покойного Мизяева, разложенные на письменном столе, менял карточки местами и снова смотрел на них и морщился.
Журавлев, раскачиваясь на задних ножках стула, пускал дым в потолок.
– Нет, это не тот человек, – наконец, сказал Локтев. – Не он – и все. И точка.
– Ну, вы что, шутите? – без всякой причины вдруг рассмеялся
Журавлев. – Это снимки Мизяева, которые я получил от его матери. А вы говорите, это не Мизяев.– Я не говорил, что это не Мизяев. Я говорю, что я сбил машиной совершенно другого человека. Мой старше, волосы темнее, да и лицо совсем не похоже.
– Подождите, подождите, – взмахнул руками Журавлев. – Давайте по порядку. Вы сбили машиной человека. Хорошенько его рассмотрели. Так? Затем на Петровке вам показали альбом, где собраны фотографии московских преступников. Точнее показали конкретную страницу из этого альбома. Там фотография некоего человека…
– Фотография и подпись под ней: Мизяев Олег Иннокентиевич. На этой фотографии узнал человека, которого случайно угробил. Это точно. Я не мог ошибиться.
– Тогда вывод следующий: на место фотографии Мизяева в милицейский альбом вклеили фотографию мертвяка.
– Но ведь я способен отличить живого человека от мертвого, – возразил Локтев.
– В милиции работают хорошие фотографы и ретушеры. А карточка, которую вы видели в альбоме, как я понимаю, была слабенькая. Резкость расплывчатая, изображение туманное. Правильно? Короче, это фотография мертвеца. И ещё одна вещь: Мизяев погиб при сходных обстоятельствах. Его тоже сбила машина, водитель скрылся с места аварии. Следователь был очень заинтересован в том, чтобы вы не сели в тюрьму, а стали его осведомителем. Ему пришла в голову эта идея, нагнать на вас страху. Дескать, Мизяев фигура в воровском мире, вы виновны в его смерти, воры вас заочно приговорили. Вот альбом, полюбуйтесь, кого вы сбили машиной. Уловка простая, но эффективная.
Локтев кусал нижнюю губу, и все гладил, все полировал ладонью лысую голову.
– Не могу поверить… Не могу поверить, что люди способны на такие подлости.
– Запомните, молодой человек, даже запишите для памяти: люди способны ещё и не на такие подлости. Это что – семечки. Я ещё прошлый раз удивлялся, как вы можете сочинять пьесы о людях, если совсем ничего о них, о людях, не знаете. Кстати, ваше ДТП произошло седьмого числа. А Мизяев погиб четвертого. Так утверждает его мать.
– Да, мать не перепутает дату гибели сына, – кивнул Локтев.
– Вот именно, не перепутает. У меня знакомый в Лефортовском судебном морге. Я на всякий случай проверил слова Мизяевой. Все правильно, тело её сына доставили в морг четвертого, в день аварии.
– О, Господи, как я облажался, – Локтев застонал. – Сука этот Руденко. Надеюсь, он попадет под автобус. А лучше сразу под электричку. В Москве полно безруких, безногих ампутантов, которые побираются, где попало. Очень бы хотелось однажды встретить среди них Руденко. Встретить и подать ему мелочь на бедность.
– Успокойтесь и не рвите на себе последние волосы. Поберегите их.
– После взрыва у меня на голове не осталось волос. Если вы это заметили.
– На голове не осталось, но на других местах ещё сохранились. Вот их и поберегите.
– Черт, вы все шутите, – Локтев завертелся на стуле. – А мне не до шуток.
– Поймите, наши изыскания ничего не меняют. Какая разница, кого именно вы сбили своей прекрасной машиной? Вы уже дали подписку, дали согласие стать сексотом. И точка.
– Мне нужен пистолет, – вдруг заявил Локтев. – Вы можете достать пистолет?