Амсдамский гамбит

Отстранившись от письма, ван Лоу уставился на него с холодным интересом и, повинуясь взгляду, листок вдруг воспарил над ладонью. Если бы в этот момент кто-то зашёл в комнату, он мог бы заметить, как по краям колышущегося в воздухе листа бумаги скользят тонкие струйки чёрного дыма, свиваются словно змеи, поднимаются к потолку и растворяются там без следа. Но в квартире Рида не было никого, кто мог бы наблюдать эту картину, кроме самого хозяина. А тот отнёсся к происходящему вполне спокойно. Только на миг дрогнули губы в намёке на улыбку.

— Вот так-так… — пробормотал Рид и, схватив письмо пальцами, положил его обратно на стол. — Интересно. Весьма интересно. Что ж, свиту господина имперского посла, пожалуй, можно исключить. Сомневаюсь, что в его окружении найдётся хоть один запретник… Но, не помешает кое-что проверить.

Оглядевшись по сторонам, словно в поисках чего-то, ван Лоу хлопнул себя ладонью по лбу и выскочил в коридор, где дожидались своего часа уже собранные к отъезду вещи. Через миг он приволок в комнату небольшой чёрный саквояж с солидными медными уголками и, нисколько не заботясь о целостности полировки стола, с грохотом водрузил на него принесённую сумку, аккурат рядом с письмом.

Тугие замки саквояжа нехотя щёлкнули, и Рид принялся извлекать из его нутра различные приспособления. Небольшой, можно сказать, миниатюрный треножник, пинцет, футляр-держатель, в котором оказалась закреплена добрая дюжина колбочек с разноцветными порошками и плоская, отливающая серебром, лопатка, тонкий и явно очень древний нож с потрескавшейся от времени костяной рукоятью, десяток чёрных игл, тонкое медное блюдо и горелка.

Окинув взглядом извлечённые из саквояжа инструменты, Рид провёл ладонью по подбородку и, мимоходом отметив, что не мешало бы побриться, решительно присоединил к выложенной на стол коллекции три тонких чёрных свечи в походных подсвечниках.

— Можно было бы, конечно, обойтись и без этого, но ведь нам не нужны здесь очередные гости из РСУ? — Ван Лоу подмигнул своему отражению в зеркале и, кивнув, довольно покрутил кистями рук. — Ну-с, приступим, пожалуй!

Одним коротким жестом затемнив зеркало, Рид убрал со стола саквояж и отодвинул в сторону письмо. Первыми в ход пошли свечи. Выстроив их треугольником, ван Лоу поместил в центр фигуры горелку, над ней установил треножник, а увенчало всю конструкцию медное блюдо. Окинув получившуюся композицию критическим взглядом, он сместил одну из свечей чуть в сторону и, ещё раз придирчиво всё осмотрев, удовлетворённо кивнул.

Теперь пришла очередь содержимого колбочек. Протянув руку, Рид чуть помедлил, и решительно ухватил фиал с бордовым, слабо искрящимся на свету порошком. Ловкое движение большого пальца — и зажим, удерживающий пробку, откидывается в сторону, а толика содержимого колбы отправляется на блюдо. Следом наступил черёд фиала, наполненного чем-то очень похожим на обычную крупную соль. Ещё один выверенный жест — и кристаллы еле слышно застучали по тонкому медному листу блюда.

Тщательно перемешав порошки серебряной лопаткой, Рид вернул фиалы на место и взялся за нож. Аккуратный, короткий порез на пальце — и на свечи падают алые капли крови, но не стекают вниз по глянцево блестящему чёрному воску, а словно бы впитываются, окрашивая белоснежные фитили в насыщенный красный цвет. Ещё пара капель попадает на блюдо, расплываясь неопрятными тёмными пятнышками поверх схватывающейся комочками смеси порошков.

Рид провёл рукой над порезом, и тот исчез без следа. Осталось чуть-чуть. Чёрные иглы с плоскими головками, делающими их похожими на несуразные гвозди, устанавливаются на блюдо остриями вверх. Щелчок пальцев — и багровые искры, сорвавшись с них, моментально воспламеняют напитанные кровью фитили свечей. А следом, словно сама собой, вспыхивает, еле слышно гудя, миниатюрная горелка.

Не прошло и минуты, как порошок на медном блюде начинает тлеть и дымить. Струйки дыма скользят меж игл, обвивают их и, превращаясь в клубы, зависают над блюдом, не выходя за пределы треугольника, образованного свечами, горящими колдовским синим пламенем. Пока ещё еле заметный, но чем дольше тлеет смесь, тем явственнее становится этот столб дыма, упирающийся в ещё недавно белый потолок комнаты. Рид облизнул внезапно ставшие сухими губы и, почувствовав, казалось, давно забытый ветерок из-за кромки, неожиданно для себя улыбнулся.

Подхватив пинцетом письмо, ван Лоу, аккуратно, чтобы руки не попали за очерченные дымом границы, водрузил лист на острия игл. Осталось последнее.

Ещё один порез — и измазанное в крови лезвие ножа ложится на огонь горелки.

— Кто?

Это не голос, это даже не шёпот. Так могло бы звучать эхо несуществующего ветра. Тихий, пробирающий до дрожи шорох, едва слышимый, но отчётливый. Холодный, нездешний… неживой, словно забытое воспоминание.

— Вопрошающий, — голос Рида негромок, но по сравнению с шёпотом из-за Грани он кажется почти криком.

— Слушаю.

— Плата? — Рид прищурился, всматриваясь в столб дыма, где начала проявляться чья-то смутная тень.

— Умный, — в шорохе собеседника слышится насмешка, но… она холодна и нежива, как и сам голос. Будто чужая реплика в устах бездарного актера. — Призыв.

— Без разума, — подумав, отвечает ван Лоу. — На сутки.

— Без разума, — равнодушно подтверждает невидимый собеседник и добавляет: — Трое суток.

— Договор, — в напряжённом голосе Рида чувствуется довольство.

— Договор, — появившаяся в столбе дыма, тень вздрагивает, и на мгновение заклинателю кажется, что та вдруг становится живее. — Вопрос?

— Автор? — Ван Лоу указывает пинцетом на письмо.

— Портрет?

Нет, определённо, в интонациях тени скользит усмешка, и на этот раз она совсем не кажется неуместной.

— Адрес, — отвечает Рид, качая головой, и протягивает к столбу дыма уже очищенный от крови нож. Сталь касается призрачной границы, тонкие завитки дыма тут же устремляются по лезвию к рукояти и от неё к руке заклинателя. А в следующую секунду разум ван Лоу пронзает знание. Нет, он не может сказать, на какой улице и в каком доме находится отправитель письма, зато чувствует направление, и этого вполне достаточно.

— До новой встречи, вопрошающий. Мы рады, что ты не забыл нас, — дым резко оседает и взгляду Рида предстаёт погасшая горелка, чистое блюдо без следа сгоревших порошков и пустые подсвечники, без малейшего намёка на расплавленный воск. Собеседник, как всегда, аккуратен и чистоплотен. Никаких намёков на то, что в комнате только что провели запрещённый ритуал. Разве что… Рид аккуратно снял с игл побагровевший лист письма и, перевернув его чистой стороной вверх, неопределённо хмыкнул. Кажется, тень действительно была рада, что он пригласил её для беседы. Ну, насколько это слово вообще применимо к существу из Запределья. На оборотной, чистой от текста стороне листа виднелся, словно выжженный огнём, размашистый, но удивительно точный набросок-портрет. Ван Лоу побарабанил пальцами по столешнице. Где-то он уже видел эту девушку… Но вот где… и когда?

Радио на полке негромко блямкнуло, оповещая о наступившем новом часе, и в уши ворвалась веселая мелодия из ставшего популярным прошедшим летом мюзикла.

Рид спохватился и принялся убирать инструменты обратно в саквояж. А из головы всё никак не хотел идти портрет девушки. Вот только… почему именно девушка? Почерк-то был явно мужской… Подделка?

Ван Лоу вздохнул и, помотав головой, чтобы выбить из неё зряшные мысли, вернулся к уборке стола. Забота тени — это, конечно, здорово, но не факт, что достаточно.