Амулет Самарканда
Шрифт:
Натаниэль не слышал его. Мыслями он был далеко отсюда.
— Тут не то местечко, где можно сидеть полуголым, — не унимался мальчишка. — Ты только глянь! В стенах трещины, в потолке дыра… Мы открыты всем стихиям. Бррр! Дубак.
Они сидели на верхнем этаже здания, в котором раньше явно размещалось какое-то учреждение. Похожая на пещеру комната была пуста; по беленым стенам расползлись жёлтые и зелёные пятна плесени. Вдоль стен тянулись ряды пустых полок, покрытых пылью, грязью и птичьим пометом. В углу громоздились обломки — должно быть, всё, что осталось от столов или стульев.
— Хочешь, я помогу тебе избавиться от холода? — спросил мальчишка, искоса поглядывая на Натаниэля. — Тебе стоит лишь попросить.
Натаниэль не ответил. Изо рта у него при дыхании вырывались клубы пара. Джинн подошёл поближе.
— Я могу сотворить огонь, — сказал он. — Прекрасный жаркий огонь. Я властен над этой стихией. Смотри!
На ладони у него заплясал крохотный огонек.
— А здесь столько деревяшек, валяющихся без пользы… Как по-твоему, что здесь было? Может, библиотека? Да, наверное, библиотека. Похоже, простолюдинам больше не дозволяется слишком много читать. Да, всё как обычно.
Огонек разгорелся поярче.
— Тебе нужно лишь попросить, о мой повелитель. Я сделаю это просто в качестве дружеской услуги.
Натаниэль стучал зубами. Он нуждался в тепле сильнее, чем в чем бы то ни было, даже сильнее, чем в еде, — хотя голод уже вгрызался в его внутренности, словно пёс. Огонек плясал и извивался.
— Да, — сипло произнёс Натаниэль. — Разведи огонь.
Огонек тут же погас. Мальчишка нахмурился.
— Не слишком-то вежливо. — Натаниэль зажмурился и выдохнул:
— Пожалуйста.
— Вот так уже намного лучше.
Искорка скакнула на ближайшую груду деревяшек, и та загорелась.
Натаниэль, шаркая, подобрался к ней и скорчился рядом, сунув руки едва ли не прямо в пламя.
Несколько минут джинн молчал — только расхаживал по комнате взад-вперёд. Постепенно к пальцам Натаниэля вернулась чувствительность, хотя лицо всё ещё не отошло от окоченения. Лишь теперь он осознал, что джинн остановился рядом, присел на корточки и лениво ворошит в костерке какой-то длинной деревяшкой.
— Ну, и как самочувствие? — спросил Бартимеус. — Надеюсь, оттаиваешь понемногу?
Джинн вежливо подождал, не воспоследует ли ответ, но Натаниэль промолчал.
— Я тебе вот что скажу, — доверительно произнёс джинн. — Ты — интересный тип. Я знавал немало волшебников, но среди них не было ни одного с такими суицидальными наклонностями. Большинство из них решило бы, что являться к могущественному врагу и сообщать, что это ты спер его сокровище, — не самая разумная идея. Особенно если сам ты совершенно беззащитен. А ты? Это ж надо было столько наворотить за один-единственный день!
— Надо, — отрезал Натаниэль. Ему было не до разговоров.
— Хм. Несомненно, у тебя был блестящий план, но я — да и Лавлейс, похоже — его не понял. Не поделишься, в чем он заключался?
— Пошел ты! — Джинн сморщил нос.
— Что, и это всё? Да, негусто. Кстати, не забывай: ты рисковал и моей жизнью тоже, из-за этого твоего странного приступа угрызений совести.
Он вдруг запустил руку в костёр,
извлек оттуда горящий уголек и принялся вертеть его в пальцах.— У меня когда-то был хозяин, смахивающий на тебя. Тоже был упрямый как осел и часто действовал себе же во вред. Долго не прожил.
Джинн вздохнул и сунул уголек обратно в огонь.
— Ну да ладно — всё хорошо, что хорошо кончается.
Натаниэль впервые за это время взглянул на джинна.
— Хорошо?!
— Ты жив. Это разве не считается за хорошее?
На миг Натаниэлю почудилось, будто из огня на него смотрит миссис Андервуд. Он потёр глаза.
— Не хотелось бы этого говорить, — сказал джинн, — но Лавлейс был прав. Ты вчера повел себя совершенно неразумно. Волшебники так не поступают. Мне пришлось попотеть, чтобы спасти тебя. Ну, и куда ты теперь направишься? В Прагу?
— Что?
— Ну, Лавлейс знает, что тебе удалось бежать. Он будет искать тебя — и ты сам понимаешь, что он постарается утихомирить тебя навеки. Тебе остается лишь одно: покинуть Лондон и затаиться. Безопаснее всего будет отправиться за границу. То есть в Прагу.
— А что я забыл в Праге?
— Тамошние волшебники могут тебе помочь. Да и пиво там, говорят, хорошее.
Натаниэль скривился.
— Я не предатель. — Мальчишка пожал плечами.
— Ну, тогда тебе придётся начать здесь новую жизнь, тихую и неприметную. Ну-ка… Глядя на тебя, я бы сказал, что о тяжелых физических работах речи быть не может — слишком уж ты тщедушен. Значит, работяги из тебя не выйдет.
Натаниэль возмущенно насупился.
— Я не собираюсь!..
Но джинн его не слушал.
— Но ты можешь извлечь выгоду как раз из своих невеликих габаритов. Ага! Помощник трубочиста! Им всегда нужны пацаны, чтобы лазать по дымоходам!
— Подожди! Я не…
— Или ты можешь пойти в ученики к чистильщику канализации. А что? Возьмешь щетку и багор, будешь забираться в самые узкие трубы, искать, что где засорилось.
— Я не…
— Да вокруг море возможностей! И всё это лучше, чем быть мертвым волшебником.
— Заткнись! — От усилий, потраченных на этот крик, голова Натаниэля едва не раскололась надвое. — Я не нуждаюсь в твоих советах!
Он с трудом поднялся на ноги. Глаза его горели гневом. Насмешки джинна пробили пелену усталости и горя, и Натаниэля внезапно охватила таившаяся где-то в душе ярость. Она была порождена чувством вины, потрясением и жестокими душевными терзаниями. Лавлейс сказал, что чести не существует, что волшебники действуют исключительно исходя из личных интересов. Ну что ж, отлично! Натаниэль учтет его слова. Он больше не станет совершать подобных ошибок.
Но Лавлейс и сам допустил ошибку. Он недооценил своего врага. Он назвал Натаниэля слабаком, потом попытался убить его. А Натаниэль выжил.
— Ты хочешь, чтоб я сбежал и затаился? — выкрикнул он. — Я не могу! Лавлейс убил единственного человека, который обо мне заботился…
Натаниэль осёкся, на мгновение лишившись голоса. Но глаза его по-прежнему оставались сухими.
— Кого — Андервуда? Ты что, шутишь? Да он терпеть тебя не мог! Это был в высшей степени благоразумный человек.