Амулет Судьбы

Но он не просто злодей, а настоящий безумец!

— Он пытался убить Люцифера! И меня тоже!

— Филипп, умоляю, выброси из головы этого Азиэля, — взмолилась девушка, слова ее и вправду прозвучали как молитва. — Его нет, и он никогда не вернется. Пожалуйста, выброси его из головы!

Филипп хотел продолжить разговор, но Сатина объявила, что чай готов.

Когда Сатина разливала чай по чашкам, Филипп заметил, что он плохо заварился, но намек он понял и больше ничего не говорил на эту тему. Хотя так и не мог взять в толк, отчего Сатина становится такой резкой всякий раз, когда речь заходит об Азиэле. Как будто скрывает от него что-то.

Друзья прошли в гостиную, где Драная Борода как раз разводил огонь.

— Вы чертовски быстро управились! Располагайтесь поудобнее! — привратник хихикнул себе под нос. — Не часто в наших краях доводится говорить такие приятные слова.

Филипп и Сатина устроились на диване.

Филипп откинулся на спинку, и тут же раздался приглушенный писк. Он разом вскочил на ноги и уставился на белую подушку, к которой секунду назад хотел прислониться. И только сейчас заметил слабое движение. Словно подушка была набита чем-то живым. На чехле было вышито сердечко. Не совсем обычное, конечно.

— Почему… почему мне кажется, что сердце истекает кровью? — беспокойно спросил Филипп.

На что получил именно тот ответ, который больше всего боялся услышать:

— Потому чтооно истекает кровью, — подтвердил Драная Борода. — Тонкая работа, правда? Настоящая человеческая кожа!

«И человек все еще жив, — подумал Филипп, покрываясь мурашками. Он понимал — потребуется какое-то время, чтобы снова привыкнуть к местным обычаям. — Сердце все еще бьется».

— Кто подарил ее тебе? — полюбопытствовала Сатина, а Филипп тем временем отодвинулся от подушки как можно дальше.

— Знакомые, — спокойно ответил привратник и обратился к Филиппу, прежде чем Сатина успела задать новый вопрос: — Ну, рассказывай, Филипп. По каким делам ты к нам? Надеюсь, на этот раз никакой ошибки? Я не натыкался на твое имя ни в одной из своих книг, так что исхожу из того, что в кандалы тебя заковывать пока рано.

— Нет, я… меня пригласили, если можно так выразиться, — ответил Филипп, украдкой поглядывая на Сатину, которая незаметно кивнула.

— Странный ты тип, Филипп, — демон улыбнулся и сделал глоток чая. — Не многие добровольно вернулись бы сюда, раз уж однажды им удалось сбежать.

— Это было приглашение, от которого я не смог отказаться.

— От плохого бывает трудно отказаться, — сказал привратник и в свою очередь — с улыбкой на лице, — краем глаза посмотрел на Сатину.

Кровь прилила к щекам Филиппа, и он поспешил перевести разговор на другую тему, поинтересовавшись, как поживает сам привратник.

— Спасибо, держу рога по ветру и хвост пистолетом, как говорится. У нас здесь все по-прежнему, так что и новостей-то никаких нет. В последний раз, когда случилось что-то интересное, тому причиной был ты сам. О тебе все еще толкуют по углам, Филипп. И разговоры, по правде говоря, не утихли, после того, как Люцифер поставил тебе памятник, скорее напротив…

— Что? — Филипп чуть не поперхнулся чаем. — Памятник?

— Разве ты не слышал об этом?

Филипп посмотрел на Сатину, но она не отрывала глаз от чашки.

— Нет, не слышал.

— Ну, а это так. Огромная статуя посреди площади, чтобы всем было видно.

— Ложь!

— Ну, что ты, какая там ложь, — Драная Борода достал трубку и принялся набивать ее табаком. — Так что все равно кончил ты плохо — попал к нам в Ад. К тому же за доброе по всем статьям дело. Кто может в такое поверить?

— Почему ты ничего не сказала? — Филипп продолжал смотреть на Сатину, беспокойно ерзавшую на месте. Ей было явно не по себе.

Филипп не знал, как себя вести. Памятник ему в Преисподней? Какая-то нелепица. Может, поэтому он едва сдерживал смех?

— Памятник! Это уж слишком!

— Остерегайся гордыни, Филипп, — сказал Драная Борода, попыхивая трубкой. Дым окутал его демоническое лицо. — Чем выше летаешь, тем больнее падать. Предположу, что Сатина молчала об этом, потому что прониклась твоим добрым нравом. Я прав, девочка моя?

Сначала Сатина смущенно пожала плечами. Потом кивнула.

— О чем это вы? — Филипп недоумевающее посмотрел на обоих и вдруг догадался, что привратник имел в виду. И почему ему все время казалось, что Сатина что-то скрывает от него?

— С ним что-то не так? С этим памятником что-то не так?

— Нет, сам по себе памятник замечательный, хотя, на мой взгляд, не очень на тебя похож. Но ты должен знать, Филипп, что далеко не всем дьяволам ты по душе. О тебе здесь говорят, но не всегда хорошие слова. В последние ночи народ много шепчется по закоулкам, а такие разговоры не к добру. Многие из нас благодарны тебе за то, что ты выдворил Азиэля из Преисподней, не сомневаюсь. Но есть и такие, кто не слишком обрадовался. Совсем не обрадовался. У этого парнишки по нашу сторону ворот остались друзья и поклонники. Молодые заблудшие дьяволы, считающие, что не так уж неправ был Азиэль, когда попытался свергнуть Люцифера с трона. Хотя у них нет мужества сказать об этом вслух.

Филипп вспомнил холодный взгляд, которым измерил его Ворчливый Коготь, коллега Драной Бороды, и задумался о том, что, вероятно, на стороне Азиэля были не только молодые дьяволы.

Драная Борода пустил два колечка дыма из ноздрей. Они соединились, превратившись в лежащую на боку восьмерку:

— То, о чем не решаются говорить вслух, выражают иначе.

— Поэтому я молчала о памятнике, Филипп, — только сейчас в разговор вмешалась Сатина. Она посмотрела на Филиппа грустными глазами: — Его постоянно уродуют вандалы.

— Вандалы?

— Каждую ночь без исключения, — продолжил привратник. — Люцифер пытался найти виновных, но до настоящего времени им удавалось скрыться, так что ничего не вышло из…

Речь демона была прервана громким трезвоном, и он раздраженно фыркнул.

— Кто на этот раз? — бормотал привратник, протягивая руку к телефону, стоявшему на столике рядом с креслом. — Слушаю!

Филипп наблюдал за Сатиной. Ее взгляд снова впился в чашку, которую она держала обеими руками. Теперь он понял, чем объяснялась ее категоричность, когда речь заходила об Азиеле. Ей было стыдно. Стыдно за поведение своих сородичей-дьяволов. Стыдно за то, что Азиэль не исчез, а продолжал жить в тайных слухах. Стыдно за то, что однажды была сама влюблена в него. Она просила, нет, умоляла Филиппа выбросить Азиэля из головы. На самом деле наверняка ей самой хотелось забыть о нем. Потому что ей было стыдно.