Анабиоз

Замок проржавел. Ключ не желал поворачиваться.

— Дай-ка я, — подошел Колян, не ставший дожидаться снаружи.

Брат отступил. Пальцы нашего нового знакомца тронули ключ так, словно он брал не ржавую железку, а смычок. И собирался не вскрывать дверь, а играть четвертый концерт Рахманинова.

Щелкнуло.

— Я в свое время слесарил малость, — поделился Колян и надавил на дверь. — От ё, н-на!

Несмотря на то, что замок Колян отпер, дверь не поддалась. Приржавела, что ли?

Колян шагнул назад, накренился, завис, словно мультяшный самолет, разогревающий турбины. А потом немного качнулся и с глухим «н-на» врубился плечом в дверь.

Створка влетела внутрь. Колян провалился за ней по инерции, тормозя и ругаясь уже в полную силу.

Остановился, отступил на полшага. Гордо сообщил:

— Вот теперь давайте свет.

На этот раз я успел раньше Бориса. Поднял факел и ступил в дверной проем.

Насекомых и мышей здесь не было. Небольшой коридорчик затопило по щиколотку. Пахло гнилью, канализацией. В конце коридорчика, между двумя дверями, лежал на животе человек.

Я подошел ближе. Страшно не было, но внутри что-то опасливо сжалось.

— Эй, — тихо позвал я.

Человек продолжал лежать без движения. Я присел на корточки, посветил и отшатнулся. Это только со спины он казался спящим. Несчастный был мертв. Возможно, не сумел очнуться: захлебнулся, приходя в себя.

Давясь слюной и часто дыша, я поднялся на ноги.

— Приплыл, — прозвучал над ухом спокойный хрипловатый голос.

Борис стоял за спиной и смотрел на меня.

— Давай проверим, чего стоять, — предложил он и, не дожидаясь ответа, протиснулся мимо меня.

Нам повезло. За одной из дверей был сортир, другая не открылась, зато за третьей обнаружилась небольшая комната, заваленная коробками и упаковками с тем, что раньше составляло ассортимент магазина.

Канистры с машинным маслом и пачки заплесневевших глянцевых журналов нам были сейчас не особенно интересны, но наружу мы выбрались вовсе не с пустыми руками. Упаковка минералки без газа, упаковка кока-колы, коробка с шоколадными батончиками, коробка с растворимым картофельным пюре, коробка с какой-то дрянью типа доширака и ящик с инструментами, который Борис откопал в дальнем углу.

Впрочем, половина добычи оказалась бесполезной. Колян хватанул батончик, раздербанил обертку и поморщился. Хотел куснуть содержимое, но быстро передумал. Судя по выражению его лица, толстый-толстый слой шоколада вместе с орехами, нугой и карамелью превратился в толстый-толстый слой чего-то гораздо менее аппетитного. Кола тоже годилась лишь для тушения костра. Зато негазированная минералка была вполне пригодна, и яичная лапша хрустела так же задорно, как в голодно-запойном студенчестве.

Во всяком случае, так выразился Борис. Впрочем, он как-то по молодости и пиво собачьим кормом закусывал. Лично мне лапша в сухом виде не очень нравилась.

— Может, поищем какую железку, — предложил я. — Воду погреем и заварим по-человечески.

Бессмысленность предложения дошла до меня быстро. Колян просто пожал плечами и продолжил хрустеть макаронами. Борис же, при упоминании о железе, подтянул к себе ящик с инструментами.

Я вздохнул и, решив не выпендриваться, захрустел лапшой. Как все.

Брат жевал и неторопливо раскладывал перед собой содержимое ящика. Ржавые гаечные ключи, наборная отвертка, ножовка, подернувшаяся рыжими пятнами. Борис преобразился, просиял, словно у него в голове лампочку включили. С абсолютно счастливой рожей достал топор.

— Брат, я дарю тебе саперную лопату, — торжественно сообщил Борис, будто оглашал завещание, по которому мне доставался как минимум небольшой остров в Тихом океане.

— Нашел себе новую игрушку?

— Э-э, Глебыч, — встрял в разговор Колян. — Это не игрушка, это оружие, н-на.

На Бориса он смотрел с плохо скрываемой завистью. Было видно: Колян жалеет, что не нашел ящик с инструментом первым.

— Орудие труда, — утешил я его. — Чтоб топор стал оружием, нужно уметь с ним обращаться.

— Не обязательно, — покачал головой Борис. — Топор штука замечательная. Какой стороной не кинь, все равно попадешь.

— Берсерк среднего звена, — усмехнулся я и осекся.

Подначка прошла мимо. Это я простой риэлтор, средний класс.

Борис, хоть и младше на пять лет, а хватка у него что надо. Деловая. Пока я манагерствовал, а потом сдавал-продавал чужие квартиры, брат успешно строил собственный бизнес.

Борис молча ухмылялся. Надежда, что он не понял моей реплики, таяла как воск. И услышал, и понял. И гораздо раньше, чем я сообразил, как облажался.

— Ладно, — пробормотал я. — Фиг с ними, с вашими топорами-лопатами. Дай мне пилу.

Борис подначивать не стал, молча протянул ножовку.

— Спасибо.

— Еще заходи.

Я поднялся с ножовкой в руке и направился к кустам.

— Эй, — хрипло окликнул Борис.

Я обернулся.

— Ты куда, брат?

В его голосе прозвучали нотки беспокойства.

— До ветру, — соврал я. — Скоро вернусь.

Он посмотрел недоверчиво. Сказал:

— Не задерживайся. Темнеет.

Я кивнул и зашагал сквозь кусты обратно к дороге. Идея возникла давно, когда Борис только выудил ножовку.

Кусты хлестали ветками, вокруг все шуршало и стрекотало не по-московски. Так стрекочут насекомые под вечер на лугу, у опушки леса.

Птицы притихли, чувствуя близкую ночь. Окружающий мир менялся. Звучал по-другому, пах по-другому и жил совсем не так, как должен был жить на Киевском шоссе.

Зябко ежась — не от холода, а от напряжения, — я вскарабкался по откосу и выскочил на дорогу.

Немного промазал. Остановка осталась метров на пятьдесят в стороне.

Я развернулся и быстро зашагал вдоль шоссе.

Солнце скрылось, подкрасив небо над горизонтом розовым. Наметились сумерки. Но фонари не загорались, фары не светили, не горели огни заправок, домов и магазинов. Ни рядом, ни вдалеке. И людей не было, хотя нельзя было пожаловаться на отсутствие жизни.

Возле остановки я притормозил. Сел на остов скамейки, убрал очки в футляр, приладился и, выбрав удобный угол, стал пилить проросшее сквозь разбитую крышу дерево. Заныло поцарапанное плечо. Ножовка оказалась тупой и ходила неохотно, но сгущающиеся сумерки и незнакомые ночные звуки нового мира добавляли адреналина в кровь, заставляли шевелиться быстрее.