Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Однако через несколько минут в машине я распался. Все травмы начали посылать сигналы в мозг, как солдаты на перекличке. То полезное наркотическое вещество, которое железы вбросили в кровь, больше не действовало. Наступила ломка, как будто подо мною открыли люк. Я превратился в дрожащий, хнычущий, корчащийся от боли комок нервов.

Через двадцать минут Самманн вывез нас левый берег реки; она текла с гор и впадала в Старо-Махщский рукав фьорда. Когда-то здесь была широкая песчаная полоса, потом её застроили чередой промышленных предприятий, которые теперь лежал и в развалинах. В одном её конце располагалась лодочная станция и лужайка для пикников с парой вонючих уборных. Мы подъехали к лужайке, распугав отдыхающих. Меня вынесли из кузовиля и уложили на стол для пикника, застелив его спальниками для мягкости, а сверху брезентом, чтобы не испачкать спальники тем, что из меня вытекало. Юл открыл аптечку;

как всё у него, она была не купленная, а собранная из подручных материалов. В большой плотный полипак он насыпал порошка из полипластовой трубочки: соль и бактерицид, и залил их двумя галлонами водопроводной воды. Получился стерильный физиологический раствор. Юл сунул пакет под мышку и надавил, так что в меня ударила струя раствора. Выбрав рану, он полосовал её струёй, пока я не начинал орать, и ещё секунд тридцать потом. Гнель двигался вслед за Юлом. В руках у него было что-то сильно пахнущее; когда он принялся за мою рассечённую бровь, я понял, что это тюбик обычного клея, каким приклеивают к чашке отбитую ручку. Раны, которые нельзя было заклеить, он залеплял фибергласовой упаковочной лентой. В какой-то момент суура из Звонкой долины принялась тыкать в меня иголкой, за которой тянулась леска из Гнелевой коробки с рыболовными снастями. После того как рану заклеивали, залепляли или зашивали, кто-нибудь в красной футболке замазывал её вазелином и накрывал чем-то белым. Потом некий фраа, очевидно, массажист, промял меня всего руками, не сказав даже: «С твоего позволения». Он искал сломанные кости и внутренние кровоизлияния. Если моя селезёнка не порвалась раньше, она точно была порвана к тому времени, как долист переключился на печень. Его вердикт: лёгкое сотрясение мозга, три сломанных ребра, винтообразный перелом плечевой кости, два сломанных пальца и я, вероятно, некоторое время буду мочиться кровью.

К тому времени я успел устыдиться, что так позорно вёл себя в машине, поэтому старался не орать громче необходимого. Почему-то я думал о Лио. Он с первых дней в конценте боготворил Звонкую долину. Прочёл в библиотеке Эдхара все книжки, написанные долистами, а также людьми, утверждавшими, будто побывали в Долине или были побиты тамошними инаками. Лио бы умер со стыда, если бы узнал, что я не продемонстрировал этим людям полное безразличие к боли.

В нескольких шагах от меня происходили разговоры, в которых мне до смерти хотелось принять участие. Как только мне склеили голову, я смог её повернуть и увидел, что Самманн беседует с пожилым фраа из Звонкой долины, а одна из суур утешает Корд, начинавшую плакать при каждом взгляде на меня. Через какое-то время, когда постановили, что я буду жить и, значит, со мной есть смысл разговаривать, ко мне подошёл пе-эр долистов — фраа Оза. Латальщики ран, за исключением швеи, которая трудилась над длинным порезом на голени, забрали свои причиндалы и отошли в сторону. Юл сгрёб Корд в охапку и практически отнёс к реке, чтоб она выплакалась.

— Позавчера нас призвали, — сказал фраа Оза. Это его я увидел первым: он закрыл меня сферой и стоял на ней на одной ноге. Ему было, наверное, за пятьдесят. — Нам велели ехать в Тредегар. Мы сверились с глобусом и решили, что самый короткий путь — через Махщ.

От Звонкой долины до Махща миль сто, и кратчайший путь оттуда до Тредегара действительно лежит через океан, так что всё звучало вполне логично.

— Местные жители доставили нас в Махщ. Мы увидели то же, что и ты. Те из нас, кто говорит на флукском, пошли узнавать, как погрузиться на корабль. И тут к нам обратился твой магистр.

— Мой магистр?! — воскликнул я и только потом увидел на лице Озы чуть заметное ироническое выражение. Он наполовину шутил.

Но только наполовину.

— Сарк. Мы его хорошо знаем. Он приходит к нам в аперты излагать свои взгляды. — Оза пожал плечами и качнул в воздухе ладонями — жест, видимо, означал, что они стараются взвешивать учение Сарка непредвзято. — Так или иначе, он узнал нас на улице и сообщил, что за одиноким инаком гонится толпа. Мы сочли, что это коллизия.

Я не сразу понял, что он говорит, даже подумал, может, Оза перешёл на флукский. Потом вспомнил те начатки искводо, которые Лио годами пытался в меня вбить.

Во времена Реконструкции, буквально в нулевом году, когда на участках будущих матиков проводили геодезическую съёмку, чтобы заложить соборы и часы, группа новоиспечённых инаков подверглась нападению со стороны местных жителей. Дело происходило в пустынной местности. Участок, выделенный для концента, занимали плантации дурнопли; отряд наткнулся на сарай, где из неё варили более сильный, запрещённый наркотик. Все инаки были безоружны. Они прибыли с разных концов света и не успели толком познакомиться. Некоторые даже не говорили на орте. Но так вышло, что многие

из них принадлежали к древней школе боевых искусств, которая тогда не имела отношения к матическому миру, хоть и развивалась в монастырях. Так или иначе, никто из них не применял свои навыки за пределами спортзала. Теперь им пришлось действовать. Кто-то погиб. Кто-то дрался умело. Кто-то от растерянности проявил себя не лучше необученных новичков. Такие ситуации стали называться коллизиями. Несколько выживших инаков основали концент в Звонкой долине. По словам Лио, они уделяли размышлениям о коллизиях почти столько же времени, сколько тренировкам: основная мысль состояла в том, что любые навыки бесполезны, если не знаешь, когда их применить. А это много труднее, чем может показаться, потому что иногда всё губит промедление, иногда — спешка.

— Самой заметной чертой противника была его безрассудная агрессия. — Фраа Оза выставил руку и сжал кулак, словно перехватывая нацеленный в себя удар. Жест был очень красноречив, и хорошо, что так, потому что фраа Оза, похоже, не собирался ничего больше говорить про свою стратегию.

— И вы решили, раз уж они так настроены, дать им реальный повод для агрессии, — сказал я в надежде вытянуть из него ещё хоть что-нибудь. — Поэтому вы схватили того человека и начали… э…

Здесь я осёкся, потому что не мог сказать правду. А именно, что они пытали того гытоса. Мне не хотелось критиковать людей, которые полчаса назад спасли меня с риском для своей жизни. Фраа Оза только улыбался и кивал.

— Нервный зажим, — объяснил он. — Впечатление очень сильной боли, но никакого вреда.

Здесь возникала куча интересных вопросов. Есть ли разница между болью и впечатлением боли? Допустимо ли пытать человека, если физически его это не травмирует? Но опять-таки по самым разным причинам я не мог задать свои вопросы сейчас.

— В любом случае тактика сработала, — сказал я. — Толпа обратилась против вас, вы ложным отступлением заманили её в ловушку и там обратили в панику.

Снова улыбки и кивки. Фраа Оза явно не хотел мусолить подробности.

— И много времени вам потребовалось, чтобы составить план? — спросил я.

— Немного.

— Простите?

— Во время коллизии некогда составлять планы. Я сказал, что мы будем действовать как кавалерия лорда Фрода во второй битве на Камышовых равнинах, когда тот заманил в ловушку эскадрон принца Теразина, только вместо Высоких тростников у нас канал, а вместо Кровавой бреши — площадь.

Я кивнул, как будто понимал, о чём речь, хотя представления не имел, о какой это войне, в каком тысячелетии.

— А почему красные футболки? — спросил я. Впрочем, у меня уже были догадки.

Фраа Оза скорбно кивнул.

— Их нам выдали на воко. Благотворительная помощь от местной скинии. Скорее бы добраться до Тредегара и надеть стлу с хордой.

— Кстати о…

Оза покачал головой.

— Твои стла, хорда и сфера остались у гытосов. Наверное, можно было бы их отбить, но мы отступали в некоторой спешке.

— Конечно! — сказал я. — Пустяки!

В каком-то смысле это и впрямь была невелика беда. Стлы, хорды и сферы время от времени теряются, вместо них инакам выдают новые. Но я очень горевал. Я прожил с этими вещами больше десяти лет, и каждая из них успела обрасти воспоминаниями. Они были последней живой ниточкой, связывающей меня с матическим миром. Без них я стал как будто мирянин. Может, так и безопасней — никто не сможет их у меня вырвать и показать озверевшей толпе. Однако без них мне было одиноко.

Самманн подошёл к Юлу и что-то ему сказал, после чего тот вскочил, сбегал за ружьём, схватил его за дуло и с разгона зашвырнул в реку. Ружьё, вращаясь, долетело до середины течения, воткнулось дулом в воду и пошло ко дну. Примерно через минуту появились два моба с мигалками и сиренами. Из них высыпали полицейские. К тому времени все долисты, кроме фраа Озы и зашивавшей меня сууры, уже сидели с отрешённым видом, поджав под себя ноги. Полицейские в основном таращились на них. Сколько спилей снято о вымышленных подвигах долистов? Для полицейских эти люди были кем угодно — цирковыми зверями, кинозвёздами, туристическим аттракционом — но только не подозреваемыми. Более того, долисты это знали и умело использовали. Они делали вид, будто погружены в медитацию. Уловка сработала. Покуда полицейские глазели на долистов, их главный начал длинный и (поначалу) резкий разговор с Юлом и фраа Озой. Суура из Звонкой долины продолжала класть стежок за стежком. Я стиснул зубы так, что слышал, как они хрустят. Наконец она завязала последний узел и ушла не попрощавшись — даже не глянув в мою сторону. И тут меня снизарило. Я испытываю к этим людям тёплые чувства, потому что они мне помогли и потому что до прихода в концент видел о них множество спилей. Однако долистов призвали на конвокс не за доброту и мягкосердечие.

Поделиться с друзьями: