Аналогичный мир - 2

Жариков сдержал вздох. Опять, как всегда. Сказав что-то своё, искреннее, буквально бежит в своё прошлое, сам себя убеждает в своём рабстве.

Чак искоса внимательно посмотрел на Жарикова и осторожно спросил:

— Сэр, а когда всё восстановится, вы оставите меня здесь, в госпитале?

— Зачем? — ответил вопросом Жариков. — Вы хотите здесь работать?

Чак пожал плечами.

— Я же всё равно должен отработать. Лечение, еду, всё остальное… лучше уж здесь.

— Как бывший раб вы имеете право на бесплатное лечение.

— Так что? — изумился Чак. — Парни не за это работают?

— Нет, — улыбнулся Жариков. — Они получают деньги, зарплату.

— За деньги, значит, — Чак даже головой покрутил. — Они мне говорили, я не верил.

— Скажите, Чак, а вы кому-нибудь верите?

Чак отвернулся, явно пересиливая себя, не давая самому себе говорить, несколько раз дёрнул кадыком и снова повернулся к Жарикову.

— Сэр, я могу говорить правду?

— Да, — твёрдо ответил Жариков.

— Я стараюсь не верить, сэр, меня всегда обманывали. Все, — и не смог удержаться, — белые. Простите, сэр, но это правда.

— А своему хозяину вы верили?

— Которому, сэр?

— Грину.

— Ему я верил, — в голосе Чака зазвенела сдерживаемая ненависть. — А он… Он сделал меня таким. И предал. Продал и меня, и клятву мою. Вы… вы ведь знаете об этом, сэр, ну, о рабской клятве?

— Да, я слышал об этом.

— А… а разве парни не вам давали клятву? — вырвалось у Чака.

— Нет, — глаза у Жарикова еле заметно напряглись. — Я не рабовладелец, и клятва раба мне не нужна.

— Сэр, я не хотел обидеть… — Чак на мгновение втянул голову в плечи. — но… простите, сэр, но они так верят вам. Я думал, они на клятве.

— А Говарду вы тоже верили? — мягко спросил Жариков.

— Старому Хозяину? — помедлив в секунду, уточнил Чак и усмехнулся. — Ему это было безразлично, сэр.

— А вам?

— После того… что нам сделал Грин, тоже, сэр. Он, если он считал, что мы можем не выполнить приказ, он говорил… эти слова. И тогда мы уже делали всё.

— А Грин?

— Тому они были не нужны, не так нужны. Мы и так делали всё, что он велел. А, — и с видимым усилием, — Старый Хозяин не доверял нам. Он никому не доверял. А верил… он верил деньгам, сэр.

— А Ротбусу?

— Они все служили ему. Как… как рабы. И он на всех смотрел, как на рабов, — продолжил о своём Чак.

— Вы верили Ротбусу? — повторил вопрос Жариков.

— Он… он заставил меня дать ему клятву, — Чак улыбнулся. — Думал, это ему поможет, когда придётся вернуться.

— Вторая клятва недействительна?

— Мне уже было всё равно, сэр. Ротбус… это даже не человек, сэр. Он любил видеть пытки. Всё равно, кого пытают, за что, нужно, не нужно… Старый Хозяин, — с каждым разом произнесение этого имени давалось Чаку всё легче, — всё делал… с пользой, нет, с выгодой. А этот…

— Вы долго были у него?

— Больше года, сэр. И до этого… меня часто ему сдавали.

— А когда он заставил вас дать ему клятву?

— В последнюю аренду, сэр, — Чак пожал плечами. — Наверное догадывался, что последняя.

Жариков задумчиво кивнул.

— Устали, Чак?

Тот с настороженной неопределённостью повёл плечом.

— Не очень, сэр. Вы… вы не сердитесь на меня? Я тут наговорил вам всякого.

— Я хочу помочь вам, Чак. Чтобы вы могли нормально жить. Не палачом по приказу, и не маньяком, который не может жить без убийств, без насилия. Но и вы должны хотеть этого, Чак. Вы, именно вы сами, должны захотеть и решить.

Чак молча опустил голову. Жариков ждал. И, наконец, тихое, еле слышное:

— Это… это невозможно, сэр.

— Почему? — терпеливо спросил Жариков.

— Это… это как клеймо, — Чак ещё ниже опустил голову, уткнулся лбом в колени, свернулся клубком, подставляя спину под возможные, а для него неизбежные удары. — Андре верно сказал… необратимо, это необратимо… — и вдруг резко вскинул голову: — А где Андре, сэр? Вы… его наказали, сэр? За что?

— А вы хотите его видеть? — Жариков улыбнулся. — Вы же ругались всё время.

Чак пожал плечами.

— Да как со всеми. Просто… — и, не договорив, отвёл глаза.

— Он заболел. Простудился, — Жариков по-прежнему улыбался. — Я скажу ему, чтобы зашёл к вам, когда выздоровеет.

— Спасибо, сэр, — ответил заученным тоном Чак. — Вы очень добры, сэр.

Жариков понял, что разговор можно считать законченным. Чак ему больше не верит.

— Не стоит благодарности.

Жариков встал, и сразу встал Чак.

— Спасибо, сэр, я могу идти, сэр?

— Да, Чак, идите отдыхать. И завтра, в это же время, мы продолжим.

— Слушаюсь, сэр.

Когда за Чаком закрылась дверь, Жариков достал его медкарту и свои тетради и сел заполнять многочисленные графы и разделы.

Писал быстро, не поднимая головы, даже когда кто-то без стука вошёл в кабинет. Потому что знал — это Аристов.

— Ну что, Юра? — Жариков поставил точку, ещё пару значков на полях и закрыл тетрадь, окинул взглядом и захлопнул пухлую папку карты. — Что скажешь?

— Ничего, — пожал плечами Аристов. — Достаётся тебе, я вижу.

— Ничего, — Жариков встал, убирая стол. — Будем живы — не помрём, помрём — так не воскреснем, а воскреснем — так нам же лучше будет. Я сейчас к Шерману. Хочешь со мной?

— Нет уж. Я лучше посижу, почитаю.

Жариков кивнул и открыл сейф.

— Тебе общее?

— Да, — Аристов вытащил из кармана халата свёрнутую в трубку толстую тетрадь. — Выясни у Шермана насчёт… обработки.

— Ладно-ладно. Не хочешь со мной идти, так и получай то, что сочту нужным.

Жариков выложил на стол толстую книгу в скучно-серой обложке. «Общее руководство по разведению, дрессировке и содержанию рабов специфического назначения». Одно из творений доктора Шермана.

— Я закрою тебя.

— Ладно-ладно, — Аристов уже сел за стол, взял книгу и потому был на всё согласен.

Жариков усмехнулся и вышел. Захлопнул и запер дверь. А то с Юрки станется выйти с книгой. А это, даже если забыть о данных подписках о неразглашении и подобном, весьма опасно. Для неподготовленных случайных, но слишком любознательных читателей. Есть вещи, которые непрофессионалам лучше не знать. Для них лучше. А теперь к Шерману. Конечно, удовольствие ниже среднего. Но надо… а что надо? Рассчитаться за исковерканные жизни таких, как Крис, Андрей, Эд, Джо с Джимом, всех парней. И Чака с Гэбом. И остальных. А сам Рассел Шерман? Разве доктор Шерман не сломал и его? Но парни выдираются из этой трясины…