Аналогичный мир - 3

Эркин кивнул. Он сел напротив Жени и занялся перебором белых продолговатых зёрнышек.

— Стол тогда к ёлке перенесём, да, Женя?

— Да, конечно. Накроем скатертью, поставим всё, зажжём свечи, — перечисляла Женя, быстро двигая по клеёнке рисинки. — Какой чистый рис, правда? Совсем грязи нет.

— Да, хороший, — согласился Эркин. — А что, на Рождество надо рис есть?

— В Сочельник, мне рассказали, едят кутью, ну, кашу из пшеницы с ягодами и взвар, — Женя улыбнулась. — Но рис вкуснее, и варится быстро. А взвар… вроде компота.

— Ага, понял, — Эркин улыбнулся. — Ну вот, у меня всё.

— И у меня всё.

Женя быстро сгребла рисинки в кастрюлю и встала.

— Сейчас промою и поставлю.

Эркин сидел за столом и смотрел на Женю. Блаженное чувство покоя, безопасности… он вдруг как-то ощутил его. Женя оглянулась на его взгляд и улыбнулась ему.

— Устал?

— Нет, что ты? — Эркин даже удивился её предположению. — Просто смотрю… на тебя.

— И как?

— Хорошо, — блаженно вздохнул Эркин.

Женя рассмеялась, накрыла кастрюлю крышкой и подошла к нему. Эркин ловко, не вставая со стула, вывернулся из-за стола, протянул ей навстречу руки, и Женя сама не поняла, как оказалась у него на коленях.

— Господи, Эркин, — Женя обняла его голову, прижала к себе, — господи…

Эркин уткнулся лицом в её шею и замер. Женя перебирала его волосы, взъерошивала и приглаживала иссиня-чёрные упругие пряди.

— Эркин, милый мой, Эркин…

Наконец Эркин оторвался от неё, поднял голову и немного виновато улыбнулся.

— Женя, я поверить не могу, что это всё на самом деле, что не сон… Я тебя столько раз во сне видел… И летом когда, на выпасе, и раньше ещё… И вот… Это же вправду, Женя? Не обман, да?

— Ну, конечно. Конечно, всё — правда.

Она поцеловала его в щёку и ещё не сказать ничего, ни шевельнуться не успела, как он сам разжал объятия, и они одновременно встали.

— Будем делать ёлку, да?

— Ну, она уже сделана. Почти, — Женя ласково погладила его по плечу. — Я там купила кое-чего по мелочи, орехи, мандарины… Вот их и добавим.

— А я конфет купил, — засмеялся Эркин. — Мне так и сказали в магазине, что они для ёлки. И… стол сейчас переставить?

— Да, — сразу согласилась Женя. — Давай сейчас.

Она сняла со стола клеёнку, и Эркин — она-то думала, что он перетащит стол волоком, ну, если вдвоём, то перенесут, а он — обхватил стол, поднял его и пошёл. Женя только ахнула и бросилась вдогонку, чтобы хоть дверь ему подержать.

— Господи, Эркин, ты же надорваться мог.

— Женя, да разве это тяжесть, что ты, — рассмеялся Эркин. — Вот здесь поставим, чтобы ёлку видеть, да?

— Ага, левее чуть, вот так. Сейчас я пакеты принесу.

Женя принесла оба пакета, свою коробку с нитками и иголками, и они сели за работу.

Орехи вешать не стали: Женя не могла вспомнить, как делается петелька, а мандарины и конфеты в блестящих золотых и серебряных обёртках они повесили. Не все, конечно, впереди целая неделя, придётся ещё вешать.

— Я помню, — Женя ловко протыкает мандарин толстой длинной иглой, — приходили гости, поздравляли, и папа прямо с ёлки снимал и угощал. Мандаринку и конфету. Или яблочко… Маленькие такие яблочки, их ещё райскими называют.

— Ага, — радостно кивнул Эркин. — И мы так сделаем, да?

— Конечно! Ой, каша! — Женя вскочила и убежала на кухню.

Эркин развесил подготовленный конфеты и мандаринки, собрал нитки и иголки в коробку и отнёс её в спальню, поставил на комод рядом с памятной по Джексонвиллю шкатулкой для денег и низкой широкой вазочкой, больше похожей на чашку без ручки — Женя называла её смешным словом «пиалушка» — для мелочи. Там, в Джексонвилле, ещё была фарфоровая статуэтка — пеликан с птенцами, но её Женя взяла, а грабители разбили, он увидел тогда на полу осколки. Ладно. Эркин тряхнул головой и хитро улыбнулся. Ладно, завтра посмотрим.

Он вернулся в большую комнату, где Женя уже разворачивала большую, подаренную им на новоселье, белую скатерть с вытканными белыми же розами. Он помог Жене ровно её выложить.

— Ну вот, у меня уже всё готово. Давай переодеваться, и я буду Алису будить.

Эркин кивнул. Ну да, вечер же праздничный, так что надо, как Колька говорит… припарадиться, вот. И ещё: полный парад, адмиральский смотр. Интересно, что такое «адмиральский», но это потом.

В спальне он быстро переоделся, вернее, снял тёплое бельё и сменил рубашку. Многоцветная, яркая. За призовое место на ножах. И пояс нарядный, тоже приз. Эркин оглядел себя в трюмо и улыбнулся возникшему вдруг отражению Жени.

— Какая нарядная рубашка, — восхитилась Женя. — Тебе очень идёт.

Эркин порывисто повернулся к ней, обнял. Женя поцеловала его в щёку рядом со шрамом, поправила ему прядь на лбу.

— Ты очень красивый, Эркин, — убеждённо сказала она.

— Это ты красивая, Женя, — ответил Эркин, касаясь губами её виска.

Женя рассмеялась.

— Ну вот, а я ещё тоже принаряжусь, так то ли ещё будет.

— Ага, — Эркин сразу разжал объятия. — Ага, я не буду мешать.

— Ты не мешаешь, — Женя ещё раз поцеловала его.

Эркин отпустил её: конечно, Жене надо переодеться. Он сел на пуф у двери и смотрел, как Женя сосредоточенно перебирала в шкафу свои вещи, выкладывая отобранные на кровать, и как она переодевается. Поясок, длинные тонкие чулки, туфли на каблучках, бюстгальтер, белая кофточка с кружевами и чёрная юбка, маленькие блестящие серёжки в ушах… и золотая шаль на плечах.

— Ну как? — обернулась к нему Женя.

Эркин восхищённо улыбнулся, и Женя рассмеялась.

— Ну вот. Пойду Алиску поднимать.

— Давай я, — встал Эркин. — А то ты такая нарядная…

— Ладно, — не стала спорить Женя, медленно поворачиваясь перед трюмо.

Эркин с трудом оторвал от неё взгляд и буквально вытащил себя из спальни.

В комнате Алисы стояла темнота, и эта темнота была очень уютной. Эркин щёлкнул выключателем. Алиса спала, как всегда, раскинувшись. Благо, кровать большая, «на вырост» Женя брала. «Ну и правильно, — подумал Эркин, — Растут дети быстро, не менять же мебель каждый год». Когда зажёгся свет, Алиса не проснулась, а вздохнула и повернулась набок. Эркин подошёл к окну, поправил штору.