Аналогичный мир

— А сладкое? — подала голос Алиса.

— Кто аккуратно есть не умеет, тем сладкое не положено.

Алиса гневно нахмурилась, но решила промолчать. Женя дождалась, пока Эркин доест, и стала собирать посуду. Эркин встал.

— Я чайник принесу.

— Ага, спасибо.

Женя быстро, как всё, что она делала, накрыла для чая, достала было коробочку с «пьяной» вишней, но тут же убрала и выложила печенье. Алиса собралась возмутиться, но была остановлена строгим взглядом Жени.

— Нельзя всё сразу.

— Ла-адно, — протянула Алиса, поймав лукавую улыбку Эркина, пристраивающего на столе чайник.

Женя подозрительно посмотрела на них и вздохнула.

Сели пить чай.

— Сохнет уже печенье.

Эркин кивнул, вгрызаясь в своё.

— Тогда их надо побыстрее съесть, — заявила Алиса.

Женя невольно засмеялась: настолько серьёзно согласился с этим высказыванием Эркин.

— Ну, Эркин, опять?

— Опять, — упрямо кивнул Эркин, подвигая к Алисе половинку своего печенья.

— Расскажи лучше про королевский ужин, — попросила Женя. — Или при олимпиаду.

— Ага, — кивнул Эркин. — Про борьбу я уже рассказывал, так? Давай про ножи расскажу. Андрей там всех… обставил.

Женя поставила на стол локти, подпирая кулачками подбородок, и стала слушать. Слушала она так, что Эркин, рассказывая, забыл обо всём. А Алиса потихоньку грызла одно печенье за другим. Нет, за языком Эркин не забывал следить. Говорил по-английски, потому что вечер сегодня английский, и обходился без ругани. Ну, только изредка запинался, проглатывая неуместное за этим столом слово.

Когда он закончил, Женя вздохнула, словно просыпаясь.

— Как хорошо ты рассказываешь, Эркин. Я словно сама там побывала. А знаешь, давным-давно на олимпиадах, я читала, ещё соревновались в пении, в стихах, ну, кто больше знает…

— Ага, — рассмеялся Эркин, — это и у меня было. Не в Бифпите, правда, на перегоне. Знаешь, я много их помню… Ну, я думал, песни, а это стихи, сонеты, — он с еле заметной неуверенностью выговорил это слово. — Их оказывается… Шекспир сочинил, мне сказали. И вот спорили, ну, все я знаю или нет.

— Их же очень много, — удивилась Женя.

— Сто пятьдесят четыре, — гордо ответил Эркин. — Мне сказали когда, я не поверил.

— И ты все знаешь? — ахнула Женя.

— Ага, — счастливо кивнул Эркин. — Мне даже подарили… сейчас покажу.

Он выскочил из-за стола, метнулся к двери и быстро — Женя даже не успела заметить, что Алиса уже сгрызла и его, и её печенья и запустила руку в пакет — вернулся и сел, протягивая Жене пухлый затрёпанный томик.

— Вот. Если хочешь, проверь меня, Женя.

Женя бережно раскрыла книгу наугад и прочитала:

— Скажи, что я уплатой пренебрёг…

За всё добро, каким тебе обязан, — подхватил Эркин, — что я забыл заветный твой порог, с которым всеми узами я связан…

Эркин говорил чуть нараспев, глядя на Женю, И она следила за ним, а не за текстом. И покачала головой, когда он закончил:

— Я виноват, но вся моя вина покажет, как любовь твоя верна.

— Нет, Эркин ты ни в чём не виноват, это не про тебя, нет.

Он оторопело заморгал, покраснел и наконец, смущённо нагнув голову, признался:

— Женя, я когда их говорю, не понимаю ничего, так, болтает язык, и всё.

Женя улыбнулась.

— Тогда слушай, — и стала читать.

Скажи, что я уплатой пренебрег За все добро, каким тебе обязан, Что я забыл заветный твой порог, С которым всеми узами я связан, Что я не знал цены твоим часам, Безжалостно чужим их отдавая, Что позволял безвестным парусам Себя нести от милого мне края. Все преступленья вольности моей Ты положи с моей любовью рядом, Представь на строгий суд твоих очей, Но не казни меня смертельным взглядом. Я виноват. Но вся моя вина Покажет, как любовь твоя верна.

Она читала медленно, словно сама с трудом понимала. А он слушал и всё сильнее краснел, даже слёзы на глазах выступили.

— Женя, — у него дрогнул голос, — Женя…

— Ну что ты, милый, — засмеялась Женя. — Это же стихи, только стихи.

И тут она заметила заснувшую за столом Алису с недоеденным печеньем в руке и ахнула:

— Господи, ну, наказание, а не девчонка!

Женя сунула книгу в руки Эркину, вскочила и захлопотала.

Эркин так и сидел за столом, пока Женя бегала взад и вперёд, убирая со стола, расстилая постель и укладывая Алису. Мимоходом она взъерошила ему волосы, но он, против своего обыкновения, даже не попытался поймать её руку. И, закончив дела, Женя подошла к нему, наклонилась заглядывая в его лицо:

— Ну? Ты что, Эркин?

Он поднял на неё глаза.

— Ты… ты думаешь, я… нарочно… я же всё время помнил тебя, Женя, всё время.

— Глупыш мой, — она мягко взяла у него книгу и положила на стол. — Я же сразу сказала, что это не про тебя.

Он обхватил её за талию и прижал к себе, уткнулся лицом в её халатик. Женя пригладила ему волосы на макушке, взъерошила и снова пригладила.

— Ох, Эркин…

— Что, Женя? — ответил он, не поднимая головы.

Вместо ответа она только прижала его голову к себе. Эркин потёрся лицом о её живот, осторожно раздвигая полы халатика, пока не коснулся губами её кожи. Женя негромко рассмеялась, и он уже смелее повёл губами по её телу. Приоткрыв губы, касался её тела языком короткими щекочущими толчками. И руки Жени всё плотнее прижимали его голову, становились всё горячее, а её тело мягче и податливее. И вот она уже теребит ворот его тенниски, гладит его шею и плечи.

Эркин вставал медленно, скользя губами, всем лицом по её телу, не отпуская её от себя, прижимаясь к ней. И когда их лица встретились, он так же мягко коснулся губами её губ. И Женя ответила на его поцелуй. Губы в губы, глаза в глаза. Она никогда не жмурилась и не отводила взгляда, он всегда видел её глаза, внимательные и ласковые. И сам не боялся смотреть на неё. Руки Жени мягко соскользнули по его спине вниз, выдернули тенниску и уже под ней начали движение вверх.

— Ага! — выдохнул он, на секунду оторвавшись от её губ.

— Тебе нравится? — успела она спросить.

Но он уже опять целовал её и только моргнул в ответ. Руки Жени блуждали по его спине, гладили, то щекотно, еле касаясь, то вжимаясь всей ладонью. Неумело, беспорядочно, но у него перехватывало дыхание от этих прикосновений.

Тенниска затрещала, и Женя остановилась.

— Ой, порвала, да?

— А н-ну её!

Он рывком содрал тенниску, путаясь и недовольно фыркая в ткань, бросил на пол.

— Ну, что ты, Эркин, я зашью…

— Да ну её, Женя. Не люблю я…