Анархо-синдикализм в ХХ веке
Шрифт:
[15] «Прямое действие, — объяснял один из ведущих деятелей французского революционного синдикализма Виктор Гриффюэльс, — означает действие самих рабочих, то есть действие, непосредственно осуществляемое самими заинтересованными людьми. Сам трудящийся прилагает усилия; он лично воздействует на силы, которые господствуют над ним, чтобы добиться от них требуемых выгод. С помощью прямого действия трудящийся сам создает свою борьбу; именно он ведет, полный решимости не передоверять свое освобождение никому иному» (Цит. по: Gerhard Aigte. Uber die Entwicklung der revolutionaren syndikalistischen Arbeiterbewegung Frankreichs und Deutschlands in der Kriegs- und Nachkriegszeit // «Die Internationale». 1931. Februar. Nr.4. S.88).
[16] Thorpe W. «The Workers Themselves»... P.26.
[17] Mecier-Vega L., Griffuelhes V. L‘Anarcho-syndicalisme et le syndicalisme revolutionnaire. Paris, 1978. P.14.
[18] direkte aktion. 1993. Nr.98. Mai-Juni. S.7.
[19] См.: Van der Linden M.,Thorpe W. (ed.). Revolutionary syndicalism: an international perspective. Aldershot / Brookfield, 1990. P.34-36.
[20] Careri G. L‘Unione Sindacale Italiana tra sindacalismo di base e trasformazione sociale. S.l., 1997. P.9.
[21]
[22] Cм.: Adamic L. Dynamit: Geschichte des Klassenkampfs in den USA (1880-1930). 3.Aufl. Stuttgart, 1985. Об ИРМ см. также: Траутман В., Эттор Д. и др. Производственный синдикализм (индустриализм). Сб. статей. Пб.-М., 1919.
[23] Cornelissen C. Die neueste Entwicklung... S.138.
[24] Cornelissen C. Die neueste Entwicklung... S.144-147.
[25] Schapiro A. Preface // Besnard P. L‘Anarcho-syndicalisme et l‘anarchisme. Marseille, 1997. P.1.
Революционный синдикализм и анархизм
Революционный синдикализм начала ХХ века родился не в головах теоретиков. Это была практика рабочего движения, которая искала свою доктрину[26] — прежде всего, практика прямого действия. Она означала, по словам одного из ведущих активистов французской ВКТ Эмиля Пуже, что рабочий класс, находясь в постоянном конфликте с современным обществом, «ничего не ждет от людей, властей или сил, внешних по отношению к нему, но творит условия своей собственной борьбы и черпает в себе самом свои средства действия»[27]. «Прямое действие варьирует в зависимости от обстоятельств, — указывал один из лидеров ВКТ Жорж Ивето. — Трудящиеся ежедневно находят новые средства, в зависимости от своей профессии, воображения, инициативы. В принципе прямое действие исключает любую заботу о законности... Прямое действие состоит в том, чтобы заставить хозяина уступить из соображений страха или интереса»[28]. К таким методам относились, прежде всего, виды экономической борьбы, непосредственно направленные против контрагента рабочих на производстве — предпринимателя (бойкот, индивидуальный и групповой саботаж производства, частичные и всеобщие стачки), а также революционно-синдикалистская пропаганда и антимилитаристское действие. Политическая борьба как задача организованного рабочего движения отвергалась. Предполагалось, что из экономической борьбы рабочих за свои права и улучшение своего положения в рамках существующего общества неизбежно вырастет фронтальное противостояние капиталу и его государству, в результате чего капитализм будет низвергнут, система наемного труда уничтожена, а организованные в профсоюзы рабочие возьмут управление производством в свои руки. В этом смысле стачки играли для революционных синдикалистов совершенно особую роль: они рассматривались не как самоцель, а как «революционная гимнастика», как подготовка рабочих к грядущей революции.
Революционно-синдикалистскому движению так и не удалось сформулировать целостную идейную доктрину. На уровне теории революционный синдикализм остался комплексом различных по своему происхождению идей. Вклад в этот комплекс внесли самые различные течения. Голландский синдикалист (и одновременно один из первых исследователей движения) Христиан Корнелиссен выделял среди активистов революционного синдикализма три группы: профсоюзных активистов, которые считали синдикализм «самодостаточным» помимо любой идеологии и заняли радикальные позиции под влиянием практики классовой борьбы; анархистов, увидевших в профсоюзном движении возможность перейти от агитации к делу; наконец, выходцев из социалистических партий и групп, надеявшихся вывести социализм из тупиков парламентаризма[29].
Анархисты, работавшие в профсоюзах и стремившиеся приблизить их к либертарным позициям, считали их не только органом борьбы рабочих за непосредственное улучшение их положения, но и тем институтом, который в ходе всеобщей стачки совершит социальную революцию, захватит управление экономикой и будет планировать производство и потребление в интересах всего общества. В 1909 г. два видных французских революционных синдикалиста Эмиль Пато и Эмиль Пуже опубликовали программную книгу «Как мы совершим революцию»[30]. Они исходили из предположения, что профсоюзы в ходе революционной стачки экспроприируют капиталистическую собственность и превратятся в ассоциации производителей. Каждый из них займется реорганизацией производства и распределения в своей сфере. Профсоюзы, их территориальные и отраслевые федерации на всех уровнях (вплоть до общенационального конгресса и созданного им комитета) должны будут стать органами нового общества, принимающими и осуществляющими основные решения в сфере хозяйственной и социальной жизни: собирать статистику и обмениваться ею, координировать на этой основе производство и распределение и обеспечивать администрацию общественными процессами снизу вверх. Группам и ассоциациям территориального самоуправления жителей отводилась в этой схеме только вспомогательная роль организации местной жизни.
В разработках и рецептах революционных синдикалистов можно было, таким образом, обнаружить многие основные черты анархистской (либертарной) самоуправленческой альтернативы индустриально-капиталистическому обществу. Однако в некоторых принципиальных пунктах существовали расхождения. Прежде всего, революционный синдикализм гораздо более позитивно относился к индустриальному прогрессу и индустриальным формам организации, чем анархо-коммунистическая доктрина. Анархизм отвергал не только капитализм, частную собственность и государство, но и централизацию общественной жизни, разделение
и специализацию труда. Анархистские теоретики не возражали против профессиональных ассоциаций и объединений по интересам, но считали основой свободного общества будущего самоуправляющиеся, автономные территориальные коммуны, объединенные в федерации. Индустриальной централизации, производственной иерархии и специализации, фабричному деспотизму с его строжайшим разделением труда и функций на управленческие и исполнительские, с его культом производства и производительности анархо-коммунисты противопоставляли разрыв с логикой индустриализма: децентрализацию и разукрупнение промышленности, ее переориентацию на местные нужды, интеграцию промышленного и сельскохозяйственного, умственного и физического труда, максимально возможное самообеспечение коммун и регионов[31]. Напротив, многие синдикалисты стремились к влиянию на процесс труда на существующих предприятиях, а не к ликвидации системы крупной централизованной промышленности. Так, Х.Корнелиссен утверждал, что разделение труда имеет «большие преимущества» для наемного работника и будет способствовать его освобождению. В духе индустриталистского марксизма II Интернационала он заявлял, что ликвидация капиталистической собственности на средства производства отнюдь не означает, что все работники предприятия должны участвовать в управлении. Х.Корнелиссен защищал и сохранение института освобожденных функционеров — профсоюзной бюрократии[32].Иными словами, часть анархистов, работавших в профсоюзах, склонялась к тому, чтобы считать синдикализм своего рода анархизмом нового, индустриального века. «Я — анархист, но анархия меня не интересует», — заявил Э.Пуже[33].
Некоторые из анархистов в революционно-синдикалистском движении сознавали разрыв между анархистской социальной доктриной и моделью иерархического централизованного производства, управляемого профсоюзами. Однако они утверждали, что такой «синдикалистский строй» хотя и не уничтожает еще государство, но при своей дальнейшей эволюции приведет к «полному проведению коммунистических принципов в экономических отношениях» и «к полному исчезновению» государства «вследствие... ненужности», то есть к анархии[34].
Теория анархистского коммунизма исходила из того, что сразу же после социальной революции, уничтожающей частную собственность и государство, общество перейдет к коммунистической системе производства и распределения по принципу «от каждого по способностям, каждому по потребностям». В книге Э.Пато и Э.Пуже предлагался промежуточный, «коллективистский» вариант, близкий к тому, который в те годы отстаивали марксисты: коммунистическое распределение предметов первой необходимости и распределение «по труду» (по рабочим книжкам) всех остальных благ. А Х.Корнелиссен, подобно правым социал-демократам, утверждал, что в современную индустриальную эпоху, при росте взаимозависимости в мировой экономике самопроизводство невозможно и потому как цены, так и вознаграждение за труд в денежной форме неизбежны и в социалистическом обществе, по крайней, пока не наступило изобилие[35].
Немалое число марксистов конца XIX — начала XX веков, разочаровавшись в «старческой немощи» парламентского социализма и реформизма, увидело в революционном синдикализме способ оживить и спасти социализм. Синдикалистские «неомарксистские» теоретики (Жорж Сорель, Эдуард Берт, Юбер Лагардель во Франции, Артуро Лабриола, С. Леоне в Италии и т.д.) стремились вернуться к тем сторонам марксистского учения, которые критиковали государство и фабричный деспотизм и ориентировались на их ликвидацию. Однако их представление о мобилизующей роли насилия, об авангардно-элитарной функции «революционного меньшинства» в противовес «демократии числа» и, наконец, о мифах, в которые должен верить каждый участник движения, даже если ему не суждено в полной мере реализовать их (к таким мифам Сорель относил, например, синдикалистскую идею всеобщей стачки и марксово учение о «катастрофической революции»[36]) коренным образом противоречили либертарным взглядам. Тем не менее, работы этих авторов получили широкое распространение и во многих странах стали ассоциироваться с революционно-синдикалистским движением, оказав на его развитие существенное влияние.
Теоретики анархистского коммунизма (Петр Кропоткин, Эррико Малатеста и другие) утверждали, что в основе общественного развития лежит прогресс этических идей человечества, что капитализм является регрессивным строем, поскольку он подрывает социальную природу человека со свойственными ему началами взаимопомощи, а разделение на противоборствующие классы играет реакционную роль, тормозя самореализацию человеческой личности. Отсюда анархо-коммунисты выводили потребность в ликвидации классового разделения общества. Путь к этому они видели в сопротивлении угнетенных социальных слоев, но подчеркивали: «Анархистская революция, к которой мы стремимся, выходит далеко за интересы одного отдельного класса. Ее цель — полное освобождение всего порабощенного в настоящее время человечества в тройном смысле слова — экономическом, политическом и этическом»[37]. Напротив, революционный синдикализм заимствовал в марксизме представление о примате экономики и прогрессивности классовой борьбы в развитии общества. Он исходил из представления, будто развитие индустриального капитализма создает экономическую и производственную основу для свободного общества, а борьба пролетариата за свои классовые интересы необходимым образом приводит его к свержению капитализма. Отсюда проистекали организационные и программные взгляды революционных синдикалистов, нашедшие отражение прежде всего в «Амьенской хартии» — документе, принятом конгрессом французской ВКТ в Амьене в 1906 г. Хотя в хартии был зафиксирован компромисс между различными течениями, составлявшими французскую профсоюзную конфедерацию, он оказал решающее воздействие на рабочее движение многих стран именно как декларация принципов революционного синдикализма.