Анатомия бабника

О, я вспомнил вечеринку и худший рэп, который я когда-либо слышал в своей жизни. Мы часто вспоминали об этом в дороге, дразня Бека, просили, чтобы он спел нам серенаду.

— Я не пою.

Черт, я бы сделал все, что угодно. Честно говоря, я бы спел, если бы она этого хотела.

— Ты думаешь…? — слова застряли у меня в горле на секунду, настолько я потерял голову из-за этой девушки. — Ты действительно думаешь, что у меня есть шанс вернуть ее?

— Я думаю, было бы глупо с твоей стороны не попытаться.

Надежда, которую я изо всех сил старался подавить, вспыхнула. Она закашлялась и зашипела от всего, что я на нее бросил, но снова загорелась и испустила слабое свечение. Этого было достаточно? Достаточно ли, выставить себя полным дураком, сделав широкий жест и умоляя простить?

Но у меня в голове возник другой вопрос, который задала мне Бек. Смогу ли я жить без нее?

Я пытался это сделать в течение шести самых долгих и ужасных дней в моей жизни. Казалось, что часть меня умерла, и даже хоккей больше не приносил мне счастья. Я увидел свою жизнь без нее, и пустота, которую я себе представлял, отозвалась эхом в моей груди.

К черту. Я нуждался в ней. Она была всем, чего я хотел, и я знал, что если не попытаюсь вернуть ее, то буду сожалеть об этом всю жизнь.

— Хорошо, я в деле. Я сделаю все, что потребуется.

Глава 47

Уитни

— Что все это значит? — спросила я, когда Линдси и Уилл встретили меня шампанским в отделе новостей в пятницу днем.

— Это поздравления по поводу одной статьи на первой полосе, плюс двойные поздравления по поводу другой, запланированной на понедельник, — Линдси вложила мне в руку наполовину наполненный красный пластиковый стаканчик. — Если кто-нибудь из преподавателей войдет, спрячьте все следы выпивки, потому что это категорически запрещено.

Я сделала глоток, и по моему горлу поползли пузырьки. Оказалось, что Кэлвин Вагнер и его сосед по комнате занимались мошенничеством. Получив доступ к хранилищу тестов и руководствам по решениям, они открыли собственный репетиторский бизнес. Они, как и десять их сотрудников, точно знали, что будет написано в каждом тесте, поэтому подбирали занятия с репетиторством под себя. Что позволило им выглядеть лучшими репетиторами в мире, а при таком высоком показателе успешности, которым можно было похвастаться, они брали больше.

Если кто-то не усваивали информацию даже с такой специализированной помощью, они давали несколько советов, чтобы понять, насколько студенты открыты для «других гарантированных средств», и, если студенты не возражали, они продавали им тесты и руководства.

Кроме того, у них также был адрес электронной почты для людей, которые вообще отказались от репетиторства, сдали экзамен, заплатили свои двести долларов и забрали свои ответы.

Адам Маккаффри, научный руководитель хоккейной команды, раздал игрокам оба адреса электронной почты. Сначала он утверждал, что оба предназначены для репетиторства, но в конце концов признался, что знает и даже поощряет некоторых игроков покупать тесты, чтобы сохранить за собой право на участие в играх. Он клялся, что тренеры понятия не имеют о том, что происходит, а затем подал в отставку. Как бы я ни пыталась убедить себя, что мошенники есть мошенники, я всем сердцем сочувствовала игрокам, которые купили тесты. Когда ваш научный руководитель советует вам схитрить, чтобы не подвести свою команду, то довольно трудно удержаться и не пойти по легкому пути.

В то время как несколько студентов — как спортсменов, так и обычных, которых мне тоже было жаль, — оплатили тесты, в почтовом ящике Кэлвина оказалось, что в электронном письме, отправленном Дэйном, просто просили найти репетитора, который помог бы Хадсону на уроке социологии и статистики. Я предположила, что Дэйн вмешался, потому что Хадсон был слишком упрям, чтобы написать электронное письмо и попросить о помощи, но я не могла подтвердить это, так как сейчас с ним не разговаривала. Из-за этого мне захотелось расплакаться, и это уже становилось смешным.

Конечно, если кто-нибудь спросит, я никогда не видела этого электронного письма, и ни у меня, ни у Уилла его не было. Вместо этого мы воспользовались тем, что оплатили тест для класса, которого никто из нас не посещал, что дало нам достаточно законных доказательств, чтобы передать их декану по работе со студентами. Кэлвин и его команда довольно быстро сдались, и сенсационная новость должна была появиться в следующем выпуске «Heights».

Две статьи подряд на первой полосе, и первая уже вызвала хороший отклик. Это было то, о чем я мечтала с тех пор, как взяла в руки свой первый ярко-розовый блокнот и решила писать в нем истории.

Но я чувствовала себя опустошенной.

Я позвонила своему папе, и он сказал, что всегда знал, что у меня все получится. Когда он спросил, как у меня дела, я ответила, что все отлично, и быстро перевела разговор на него. Он шокировал меня, сказав, что встречается с кем-то. Поскольку его голос звучал радостно, я поборола желание заказать билет на самолет, чтобы самой убедиться, достойна ли она этого.

Что заставило меня вспомнить о Хадсоне. Я хотела позвонить ему — если кто и знал о драме на свиданиях с участием родителей, так это он. Честно говоря, я отчаянно искала предлог, чтобы поговорить с ним, и даже достала телефон и нашла его имя, прежде чем включилась логическая часть моего мозга. Я бы никогда не смогла двигаться дальше, если бы продолжала с ним разговаривать. Разорвать все связи было моим единственным выходом — может, моего бабникодара и не существовало, но, по крайней мере, у меня было хоть какое-то чувство самосохранения.

— Уитни?

Я заставила себя вернуться в настоящее и посмотрела на Линдси.

— Прости. Я засиделась допоздна и последние несколько ночей почти не спала из-за всей этой писанины, — я сделала еще глоток, желая показать ей, что ценю те усилия, которые она приложила, чтобы достать наше контрабандное шампанское.

Но когда я заметила, что она указывает пальцем за что-то позади меня, я резко обернулась — и поперхнулась шипучими пузырьками. Они обожгли мне нос, а глаза наполнились слезами, размывая очертания хоккеистов, вошедших в офис.

Если они пришли жаловаться на то, что я написала, им следовало прочитать первый черновик. Желание отправить Линдси более злую версию было сильным — и, учитывая ее неприязнь к команде, она, вероятно, напечатала бы ее. Но я поняла, что это была агрессивная атака, а не журналистика. Решив быть профессионалом, я изложила факты с обеих сторон.

Итак, если эти ребята были недовольны тем, что я выдавала себя за спортивного обозревателя, чтобы написать упомянутую статью, то я этого заслуживала. На самом деле я был удивлена, что им потребовалось так много времени, чтобы появиться.

Конечно, я машинально поискала взглядом Хадсона, но его не было среди четырех игроков, стоявших у входа в редакцию газеты. Однако среди них были Дэйн и Райдер, и у меня между лопатками все сжалось. Я считала их хорошими парнями, и меня беспокоило, что они тоже меня одурачили.

Подняв подбородок, я направилась к ним, решив дать им высказаться, но в то же время твердо стоять на своем, если они перейдут в наступление. По крайней мере, пока Хадсон не видел этого, у меня был шанс взять себя в руки.