Анатомия призраков

— Было решено, что после встречи клуба я останусь на ночь в Ламборн-хаусе. Она… пришла ко мне, в мою спальню.

Повисла тишина. Кот обвел взглядом комнату. После мгновенного размышления он запрыгнул на колени к Джону.

Фрэнк встал.

— Я уже возложил на ваши плечи слишком большой груз, мистер Холдсворт, — произнес он с головокружительным благородством, каким может руководствоваться лишь очень юный человек. — Простите. Я должен научиться нести его сам.

— Сэр, вы не можете остановиться на этом. Расскажите мне все.

— Я сгорал от страсти. Боготворил саму землю, по которой она ступала. Сделал бы для нее что угодно. К моему изумлению, оказалось, что мои чувства взаимны и… говоря начистоту, в ту ночь она уступила моим домогательствам.

Холдсворт погладил кота по голове.

— И где в это время был мистер Уичкот?

— Его не было дома… он провожал некоторых членов клуба. Большинство из них были пьяны в стельку и не могли найти дорогу в свои колледжи, — Фрэнк снова сел и положил руки на стол. — Но он вернулся, вот в чем беда. Он увидел, как она выходит из моей комнаты, и тогда… одному богу известно, что случилось. Уичкот — дьявол. Я слышал его крики и ее. Мне кажется, он ударил ее.

«И что ты сделал, чтобы ему помешать?»

Олдершоу заторопился, как будто Холдсворт задал вопрос вслух:

— Я остановил бы его, если б мог, но он запер меня в моей комнате. А потом было уже поздно. На рассвете Мепал заколотил в дверь и сообщил ужасную новость, — он обхватил голову руками. — Боже праведный, Сильвия была такой красивой, мистер Холдсворт, такой милой. Она была для меня всем на свете. И она нашла свой конец, промчавшись по ночным улицам и утонув в пруду. Возможно ли что-то более жестокое?

36

Несчастья, как и соперничество, пробуждали в докторе Карбери все лучшее и худшее. Порой он казался почти прежним, решительным и энергичным. Носился по колледжу и, как и Ричардсон, разговаривал почти со всеми членами совета с глазу на глаз. Он объявил, что завтра в полдень будет проведена чрезвычайная встреча совета.

Не годится, сказал он Элинор, чтобы в колледже думали, будто он прячется в Директорском доме из-за того, что его протеже скомпрометирован. Она с беспокойством наблюдала за ним, как и положено жене, хотя вряд ли понимала, о ком больше тревожится — о нем или о себе.

Мистера Аркдейла вызвали к директору. Элинор узнала от мужа, что Соресби посетил службу, как обычно, и пообедал в зале. Но сайзар сидел отдельно и ни с кем не разговаривал.

Запала директору хватило до середины вечера. Он рано вернулся с ужина, опираясь на руку Бена, и его пришлось проводить в постель. Элинор зашла повидаться с ним. Он выглядел изможденным и явно испытывал боль, но не позволил жене послать за врачом или хотя бы за сиделкой.

— Нет-нет, — вспылил доктор, мотая головой из стороны в сторону. — Я и так прекрасно справлюсь, миссис Карбери. К тому же, если мы за кем-то пошлем, новость облетит колледж за пять минут. — Он мрачно ухмыльнулся и тут же поморщился. — И Грязный Дик начнет сочинять для меня некролог. Если уже не сочинил.

Он отвернулся и застонал. Элинор заранее запаслась в аптеке опийными пилюлями. Она достала из кармана маленькую вощеную коробочку, заручилась помощью Бена и уговорила мужа принять две сразу. Пилюли, по крайней мере, облегчат его боль, а это уже больше, чем способны сделать врачи со своими диагнозами и учеными степенями.

Спал доктор Карбери неспокойно. Элинор, Сьюзен и Бен сменялись у постели. Элинор не спала. Всю ночь куранты колледжа неустанно отмеряли медленное течение времени. Днем и ночью часы напоминали, что она в Иерусалиме, своей тюрьме и своем святилище.

Элинор задумалась, не позвать ли священника, но отказалась от этой мысли на основании того, что это только разъярит мужа, поскольку его подлинное состояние станет тогда известно за пределами дома. К тому же это может усилить его страх, поскольку покажет, что Элинор считает его умирающим. Долгие часы она твердила себе вновь и вновь, что у него — и у нее — есть основания надеяться. Телосложение ее мужа на редкость могуче, и он переживал бури и похуже этой. Она отгоняла прочь мысли о том, что станет с ней, если он умрет. Она отгоняла мысли о Джоне Холдсворте.

Пробило два часа, когда Элинор вышла из комнаты больного, где место у кровати заняла Сьюзен. Доктор Карбери не спал, но был без сознания. Казалось, он не чувствует боли. Элинор закрыла за собой дверь и медленно и тихо пошла по коридору к своей комнате. Она испытывала усталость, но не сонливость. Женщина остановилась у окна, которое освещало лестничную площадку, и отвела занавеску на несколько дюймов.

Окно выходило на запад, на маленький дворик перед домом и город за ним. Дождь после полудня прекратился. Небо прояснилось. Крыши, башни и шпили расстилались перед ней, как спящая стая чудовищ. В их тени теснились низенькие домишки горожан.

Ее внимание привлекло движение. Кто-то шел по двору внизу. Она различила темную фигуру, которая пробиралась к ограде, отделявшей северную сторону двора от Иерусалим-лейн. Неуклюжие хаотичные движения человека напомнили ей несуразных насекомых с длинными ногами — долгоножек.

Элинор тут же вспомнила, как в детстве, еще в школе, они называли подобных насекомых дергунчиками и как Сильвия поймала одного и оторвала ему ножки — скорее ради эксперимента, чем из жестокости. В действительности Сильвия никогда не была жестокой. Но она всегда отчаянно стремилась к знаниям и была охоча до экспериментов. Иногда это приводило к тому же результату, поскольку желание служило оправданием самому себе.

Воспоминание вызвало гадкое и безымянное чувство, горькое, как полынь. Одновременно, как будто Сильвия лично запалила факел, который на мгновение осветил настоящее, Элинор узнала в фигуре внизу мистера Соресби. Он добрался до дальнего угла двора, где ограда встречалась с каменной кладкой. Подтянулся на руках и осторожно перебрался через шипы. Несколько секунд она наблюдала, как он сражается с преградой, но внезапно он исчез, проглоченный Иерусалим-лейн.

Она позволила занавеске упасть на место и вернулась в свою комнату. Мистер Соресби скрылся. Вероятно, ее долг немедленно сообщить об этом мужу или, если сие окажется невозможным, послать Бена с сообщением к мистеру Ричардсону. С другой стороны, кому это пойдет во благо? Уж точно не колледжу и не мистеру Соресби. Она не могла винить сайзара за то, что он сбежал от ситуации, которая обещала ему один лишь позор. И кто она такая, чтобы усугубить его положение?

Утром в среду Джон проснулся и услышал, как Малгрейв весело насвистывает, хлопоча на кухне. Было около восьми часов. Он спустился, умылся и обосновался в гостиной, куда Малгрейв принес ему чаю. Джип вернулся вчера поздно вечером. Он сказал только, что обстряпал небольшое личное дельце и что все прошло как нельзя более гладко.

— Мистер Олдершоу внизу? — спросил Холдсворт.

— Еще спит, сэр. Можно рассказать вам кое-что по секрету, сэр?

— Что именно?