Анди. Сердце пустыни

— Ты, наверное, скучаешь по своим? Не хочешь вернуться?

Не поверила. Промолчала.

Ирлан вздохнул — сложно с ней. Как с пустыней. Где без воды ты покойник.

— Я тут подумал… Может, ты права? И мне стоит наведаться в это ваше сердце пустыни, чтобы избавиться от проклятия? Я даже готов ночевать на песке, если покажешь, как правильно это делать. А по пути твою семью навестим. Только отпустить тебя я не могу, прости. Но обещаю, никто не узнает, что ты рабыня.

Сел, взыскующе вгляделся в лицо Анди. Та смотрела в одну точку и явно видела что-то большее, чем лужайку и фонтан. Вздохнула, втянула носом воздух, посмотрела на небо. Качнула головой. Поморщилась. Цокнула языком.

— Выходим через два дня.

И все. Большего от нее Ирлан не добился. Давить же дерхи не дали, предупреждающе оскалив клыки.

И было непонятно, пойдут ли они сразу в сердце или сначала завернут к троглодам.

Ирлан плюнул и пошел готовиться ко всему сразу. Главное — найти толкового мага и наложить солнцезащитное заклинание на всех, особенно на дерхов, которые без этого путешествие по пустыне не перенесут.

Со стены незаметно соскользнула фигурка в черном. Прокралась вдоль ограды, нырнула в пристройку заброшенного дома, в чьем саду так полюбилось гулять дерхам. Протиснулась меж гигантских кувшинов, в былые времена там хранилось масло, а ныне здесь, как и в самом доме, все покрывал толстый слой пыли.

Мужчина отодвинул грязную тряпку, служившую занавеской, и его встретил холодный блеск ножа. Напарник кивнул товарищу, убрал нож в сапог. Расслабленно потянулся.

— Они возвращаются в пустыню, — еле различимым шепотом проговорил вошедший, — через два дня.

Его товарищ встряхнулся, окончательно прогоняя остатки сна.

— Хорошо.

Прикрыл глаза.

— Пусть идут.

— Но нудук приказала не пускать ее в пустыню живой! — возмутился мужчина, и старший посмотрел на него с укоризной. Тот смутился, продолжил едва слышным шепотом:

— Мы не можем ослушаться приказа. Девчонка должна умереть. Сегодня.

— Даже нудук никогда не спорит с волей Матери, а ты, — старший поморщился, — бесполезный кусок навоза смеешь спорить? Сколько раз надо, чтобы ты убедился в ее воле?

— Два, — пробормотал пристыженно мужчина.

— А третий она исполнит сама, — озвучил старший один постулатов заветов племени, — если Мать так хочет, мы проводим девчонку в пустыню.

Усмехнулся, потянулся за темным куском ткани, чтобы обмотать идеально выбритую голову. Задумчиво проговорил:

— Девчонка чем-то заслужила ее расположение, раз Мать желает даровать смерть ей в песках.

Ирлан ощущал себя так, словно по нему потоптался табун верблюдов. К вечеру двор заполнили торговцы, прослышавшие о том, что безумный богач собирает караван в пустыню. Глупо было надеяться сохранить их отъезд в секрете. В Хайде все завязано на деньгах. Сегодня ты поделишься с соседом, завтра он шепнет тебе о перспективном клиенте.

Вот и шли на двор нескончаемым потоком владельцы «лучших» верблюдов, палаток, ковров, серебряных и золотых блюд, оружия, кувшинов с вином и просто проходимцы.

— Жарк, — простонал Ирлан, пытаясь отвязаться от ушлого бальярца, жаждущего непременно всучить ему рулон шелка. Зачем шелк в пустыне Ирлан не представлял, зато торговец смерть как желал избавиться от давно уже таскаемого по рынку рулона:

— Уважаемый, только посмотри. Не шелк — ветер! Прохладный, точно вода. Прикроешь таким свою драгоценность — кожа белее снега останется.

Ирлан припомнил лицо троглодки. За последние дни кожа у девушки действительно чуть посветлела, но все равно выделялась среди других своей краснотой. До белизны там было… еще белеть и белеть. Но лицо — это ерунда, а вот характер…

«А может, правда, купить шелк? Завернуть в него и вывезти ночью, чтобы никто не увязался? Еще и обмотать этим рулоном с ног до головы, дабы шага ступить не могла».

А в голове зазвучали возмущенные слова Жарка:

— Господин, вы же не собираете доверить ей путь? Помяните мое слово, заведет нас в погибель, а сама уйдет сквозь песок, только и видали…

— Сквозь песок здесь уходят умирать, — проговорил Орикс, подходя ближе, — а что касается дороги — до Нурсовых врат я вас и сам доведу, а там местного наймем. Только к троглодам нас никто не поведет. Гостей там не любят, зато удобрять песок считают крайне полезным.

Намек вышел мрачным, и Жарк побледнел.

— Идем до Нурсовых врат, а там на месте решим, — поставил точку в споре Ирлан.

— Господин, — за рукав дернули, возвращая в реальность, — только посмотрите. Не шелк, а радость души.

И алым заструился тонкий блестящий материал в руках торговца. Прям как кровь, — подумал Ирлан, но неожиданно ему представилось, как льнет шелк к девичьей коже, как облегает точеную фигуру, как красиво оттеняет черные волосы и красную кожу.

— Беру, — согласился внезапно и крикнул через двор: — Жарклан, расплатись, а потом гони всех прочь. Мы выходим через неделю, еще успеем закупиться.

Главное, что с магом договорился, и завтра утром тот обещал зайти к ним.

Барухи* — доступные женщины

Глава 8

Вышли через два дня. Ранним утром, едва начало светать, они стояли перед Западными вратами.

— Кто такие? — зевая, спросил стражник.

— Господин Асирган со слугами и охраной, — проговорил Ирлан, соскакивая с повозки и с поклоном подавая стопку документов. Одетый в простую одежду, с непричесанными волосами и дурным, от раннего подъема, настроением он был совсем не похож на себя. Голос и тот изменился.

— Что за надоть такая с утра? — солдат изучающе оглядел небольшой караван — пара повозок, запряженная мулами, один верблюд с походным шатром и пятнадцать порожних. Подозрительно.

— У господина гемульская лихорадка, — с почтением пояснил Ирлан, подходя к повозке и откидывая полог. Оттуда раздался хорошо различимый стон, — едем в Ануньский монастырь за исцелением.

Солдат поморщился. Гемульская лихорадка была крайне неприятным заболеванием. Заразившийся покрывался красными язвами, раздувался, точно опившийся ишак, потел и вонял, словно пожиратель навоза. Но проверить надо. Командир — зверь. Три шкуры спустит, если что не так.

Стражник огляделся.

— Эй ты, — крикнул мальчишку водовоза, — глянь, что там и доложи.

— Да, господин, — кивнул мальчишка, опуская ручки тележки с бочкой на землю.

Нырнул в повозку и тут же метнулся обратно, зажимая ладонью рот. Его вид говорил сам за себя. Волна удушающей вони дошла и до солдата, и тот поспешил отойти в сторону.

— Там что? — ткнул во вторую повозку.

— Вещи больного, — ответил слуга, — согласно распоряжению салгаса все, до чего касался больной, должно быть вывезено из города вместе с ним.