Анди. Сердце пустыни

В глазах видно что-то промелькнуло, потому как Орикс одобрительно кивнул.

— Вот с таким лицом и поедешь. А теперь иди, договаривайся, — и он мотнул головой в сторону дерхов.

Анди так и не разобралась в своих чувствах к этим великолепным зверям. Любила она их? Наверное, да. Ей было приятно заботиться о них, она беспокоилась — сыты ли они, здоровы. Но была ли между ними та особая связь, на которую намекал Ирлан? Вряд ли. Она не ощущала себя особенной для дерхов. Их проводником в мире людей.

Подошла, опустилась рядом на траву. Ночь тут же подползла, положила тяжелую голову на колени, подставляя башку под ласку.

— Мне придется вас здесь оставить. До вечера.

Звери смотрели выжидательно.

Понимают ли они меня? — озадачилась Анди. И понадеялась, что да. Потому как иначе им не вырваться из города.

— Когда стемнеет, я вас позову. Вот так, — и она тихо свистнула в данный ей свисток. Дерхи насторожились, хвосты нервно заметались по траве.

— Пойдете на звук, за стеной я вас буду ждать. Вот и все, — нервно убрала свисток за пазуху. Поправила платок. Дурацкий алый шелк. Это так странно — надеть на себя наряд невесты. Невеста-рабыня без жениха, без рода. Обманщица судьбы.

Ночь, точно почувствовав ее тревогу, лизнула руку. Анди потрепала ее по голове. Поцеловала между ушей. Проговорила больше себе, чем дерхам:

— Все будет хорошо.

Глава 11

На рынке они притормозили около неприметной палатки, куда мальчишки стаскали купленный по списку Ирлана товар.

Орикс кинул мелкую монету дежурившему там слуге, и тот торопливо принялся кидать в повозки меха с водой, финики, лепешки, высушенный сыр, жареные зерна пшеницы, вяленое мясо, местные дыньки — округлые плоды, содержащие сочную мякоть и прекрасно удаляющие жажду.

Жарк слез с повозки. От нервов — как там грудь — ногу свело, и ему захотелось чуть размяться. Он буквально отошел пару шагов, как сзади прозвучало сладкое:

— Такая красавица и одна?

В панике подпрыгнул, обернулся — ему скалил гнилые зубы старик в грязно белом халате. Жарк хотел было метнуться к повозкам, но вспомнил о чести «мужа» — грязный халат еще хранил следы богатой вышивки и по логике туземцев мог считаться более высоким по статусу, чем Орикс с его простым темно-коричневым халатом. Жарк дергано поклонился. Голова мотнулась, как у болванчика.

— Еще и вежливая — настоящее сокровище. А уж ухватить есть за что, — и он, причмокнув, обвел пухлую фигуру слуги горячим взглядом. Жарк ощутил, как от ужаса подкатывает тошнота. Никогда еще ему не было так страшно, как сейчас, в свете дня, на базаре среди толпы народа.

— Кем это, многоуважаемый сосед, вы так восхищаетесь? — и на Жарка уставилась очередная пара любопытных глаз. Их обладатель был замотан в темно-синее одеяние, из которого выпирал внушительный животик, а еще он был явно моложе старика и вполне мог не только пожирать женщин глазами.

Жарк похолодел. В голове мелькнуло много всего панического, и он, кланяясь, попятился к повозкам, потому как повернуться и дать деру не хватило смелости, да и вдруг бегать женщинам здесь считалось чудовищно неприличным?

— О! Персик! — восхитился еще один любитель крупных форм.

— А может, она вдова? — с нехорошей задумчивостью протянул старик, ощерившись в ласковой улыбке, и сделал шаг следом.

— Вот ты где, гм, персик.

Жарк едва не заорал, когда на талию легла сильная рука, стискивая ребра, но вовремя узнал голос и успел остановить нацеленный локоть в живот.

— Многоуважаемые, — наемник раскланялся с торговцами, — надеюсь, моя супруга вас не побеспокоила?

Жарк обижено засопел — кто кого еще побеспокоил. Хамы! Так приставать к честной женщине, тьфу, мужчине. Эта маскировка его с ума сведет.

Многоуважаемые принялись дружно возражать, что столь чудная женщина — услада глаз — не может беспокоить, разве что в приятном смысле этого слова.

Жарк терпел. Тем более, что пальцы у наемника, впивающиеся в ребра, казались железными. И ярко представлялось, как они сдавливают горло…

После десятка цветистых фраз. Раскланиваний. Литра пота, стекшего по спине Жарка и тонне выкипевшего возмущения они, наконец, вернулись к повозкам.

— Персик, даже не надейся стать вдовой, скорее я овдовею, чем позволю тебе выкидывать подобные фокусы, — прошипел ему на ухо Орикс, а потом самым наглым образом подпихнул под зад к повозке.

Надо ли говорить, что по пути к воротам Жарк кипел от невысказанного — женщина, молчать — возмущения. Болела от поклонов поясница. Чесалась вспотевшая под набитыми тряпками грудь. И больше не хотелось быть младшей женой. Вообще ничьей женой не хотелось.

— Стой! — повелительно взмахнул рукой стражник, останавливая маленький караван, и Ирлан, сжав губы, отметил бодрость солдат. Плохо.

— Спешиться, — к ним уже направлялся главный.

— Куда? — спросил, цепко и не без восхищения наблюдая, как сходит с упавшего на колени верблюда замотанная в алый шелк гибкая женская фигура.

— Поселение Дарги, многоуважаемый, — с поклоном протянул ему бумаги Орикс. Ирлан замер. Вот он момент истины. Ох, как прав был посол, снабдив их пустыми идентификаторами. Ирлан еще пытался отказаться, но господин Сафаев проявил настойчивость:

— Берите, не сомневайтесь. Мне они в качестве оплаты одной услуги достались, а вам, в вашем путешествии, могут пригодиться. Бумаги подлинные, с печатями и подписями. Останется только вписать нужные имена.

Когда они в спешке покидали Хайду, он показал бумаги Ориксу — пусть знает, что у них есть запасной вариант.

— Валид, сын Айгула из Чайшеров, — повторил Ирлан, макая перо в чернила.

— С двумя женами, — кивнул наемник, — и младшей незамужней сестрой.

— Имена?

Орикс воззрился на него в искреннем изумлении:

— Зачем имена? Жены за мужем, а сестра при брате. Родители у них умерли.

Ирлан вскинул брови. Ему до сих пор были непривычны местные порядки — записывать в бумагу женщин как скот — по головам.

Прищурился.

— Ты их знаешь, — произнес утвердительно.

— Конечно, — не стал отрицать Орикс, — и да, я из Чайшеров, только местный наполовину. Мать где-то нагуляла, — пожал плечами, давай понять, что развивать тему своей родословной не намерен.