Андреев Д.Л. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 4: Автобиографические материалы. Проза. Стихотворения. Письма.

Еще голоса

— Срам, кто рычит на Судью псом: Он при Тиране страдал сам. — В тюрьмах свой суп отдавал всем… — Вникните в суть! не в размер сумм!

Главный судья, обращаясь к сопровождающим

Горек удел хитрить и лавировать Между Харибд и Сцилл. Радость — в одном: неусыпно веровать, Что идеал — цел.

Главный Судья покидает балкон.

В бараке странная тишина.

Двое прохожих

— А видели у костров — юродивого? — Видел. Чудно! Осмеивают в народе его И поделом. — Но Везде отыщутся женщины, Чуткие до чудес… — Им все равно, что — жемчуг, Что глина, что Бог, что бес. — Но он заставляет слушать Всех нас другие слои… — Э, бросьте. Заржала лошадь, А вы уж, друзья мои, Готовы поверить в демона, Ревущего где-то в аду. — Понятно: от этого гомона И сам я точно в бреду.

Из барака крадучись выскальзывают несколько фигур. Девушки не видно.

Порыв ветра из радиоактивных пустынь медленно проносится над крышами.

Молодой архитектор, присев на груду битого кирпича

Где-то вот так же заносят пепел и вьюга Щебень Парижа, руины Святого Петра, И не жаль никому их, и нет задушевного друга, С кем подумать о «завтра», понять и осмыслить «вчера»…

Двое из народной милиции, входя в барак

Запляшет любой хулиган, Раз двум миллионам — помилование…

Долгая пауза.

Те же двое, выходя на крыльцо

Двенадцать ножевых ран И, кажется, изнасилование.

Голос Укурмии

Уицраоры Запада, Юга, Кто помог сокрушению ига! Властью новою, данною свыше, Назначаю вам сроки и ноши.

Голоса чужеземных уицраоров

Один

Невольным данником миротворствующего Сам обуздал я свою судьбу.

Другой

Язвимый жалом страстей упорствующих, Свой зев кусаю — убить алчбу.

Третий

Влачусь, послушный приказу царствующего, Не смея плетью вжечь знак рабу.

Укурмия

Вы — гонители Велг, вы — их стражи. Едините ж усилия строже! Каждый глыбу отломит от кряжа, Обоймет ее крепче и туже.

Уицраоры

— Откалываю скалу незыблемую Ох, тяжела. Ох, высока! — Поднимаю громаду вздыбленную — Два шага, Три шага. — Опускаю ношу зазубренную В щель врага, В дом врага.

В трещину, пересекающую город, вдвигаются одна за другой циклопические плиты. На месте трещины — площадь и проспект, совершенно гладкие.

Крики в народе

— Песку бы! цемента! гравия!.. — Заклепана пасть Везувия… — Но, Боже… какою кровию! — Ценой какого бесславия!

Главный судья, теперь — Председатель учредительной комиссии, открывая заседание в развалинах дворца

Достопочтенные господа Члены! С разных концов страны Съехались мы в эти древние стены Доблестной старины. Чтобы народ в дни глада и мора Глубже не смог пасть, С помощью освободителей мира Нам вручена власть. Мы — представители разных партий, Мнений, платформ, каст, И небывалый узор на карте Общий наш труд даст.

Фырканье в бараках

— Брехун без роду, без племени. — Фантом переходного времени. — Марионетка без знамени В период всемирной темени!

Сотрудник Экклезиаста, теперь — Воспитатель, в крошечном училище, среди группы ребят

Наш мир — это код. Все факты Нельзя перечислить в речи ведь, Но если делать вот так-то — Материя станет просвечивать.

Один из ребят

Просвечивать? Точно стекла?

Воспитатель

Отчасти. Сначала блекло, А дальше, с теченьем дней — Торжественней и ясней. Когда с души нашей сорвано Безверье, слепое как мания, — Раскроются новые органы Духовного воспринимания. Уже и теперь для некоторых Мерцают в узкие щели Иные просторы и недра, И духи в светлейшем теле. Среди природы — успешнее Можно решить задачу, И в первое ж утро вешнее Мы переедем на дачу.

Ребята

— А тот учитель, которого Вы сами зовете главным?

Воспитатель

— Наведаться очень скоро Он обещал.

Один из мальчиков, с несколько странным лицом

Вот славно… А то раз меж разговора Произнес он имя: Навна. Мне оно знакомо, дядя. Надо в руки, точно в нишу, Спрятать все лицо, не глядя; Пять минут пройдет — и слышу Ах, такой нездешний голос, Вижу синеву такую, Что потом без них мне — голой Наша жизнь… и вот тоскую.