Андреевское братство [= Право на смерть]

Итог моих размышлений: то, что я сумею им сообщить, их не удовлетворит, и разговор пойдет в другой тональности.

Попытаться убежать? Еще менее реально. Захватить Станислава в заложники, когда он вернется? Тоже бред. И что остается?..

По всем законам античной трагедии сразу после того, как я без особого аппетита пообедал, сопроводив банальную гречневую кашу с приличным куском отварной говядины (мои гастрономические запросы во внимание приняты не были) двумя рюмками водки из крохотного графинчика, на большее тюремщики не расщедрились, появился «Деус экс махина». С его помощью древние драматурги выходили из любой сюжетной коллизии.

Прямо перед глазами, на расстоянии вытянутой руки, возникла знакомая пульсирующая фиолетовым огнем рамка. Вход-выход тоннеля межпространственного перехода. Но не большая, как раньше, а размером с половинку газетного листа.

В глубине рамки я увидел комнату явно технического назначения, напоминающую обилием всяких приборов и устройств рубку космического крейсера. Перед «окном» стоял Шульгин, за его спиной еще один человек, мне ранее неизвестный, но по типажу очень подходящий к остальным «фельдмаршалам» «Братства».

— Мы все видели и слышали, — сказал Шульгин тихим голосом. — Нормально. Держался ты правильно.

Я почувствовал огромное облегчение. Сейчас сделать всего один шаг — и я на свободе, среди единственно близких и понятных мне людей.

— Вот, возьми, — Александр Иванович протянул мне коробочку чуть больше спичечной, с глазком окуляра посередине. — Здесь микропленка с текстом твоих ответов. Перепишешь, раздавишь каблуком и засунешь, ну хоть за плинтус вон… Думаю, ближе к вечеру они повезут тебя по раскрытым явкам. Делай все, что скажут, абсолютно все. Бежать не пытайся, на провокации не поддавайся…

— А как же…

— Все так и задумано. Мы держим тебя под контролем. Ничего не случится. Но нам нужен в их лагере свой Штирлиц…

— ?..

— Неважно. Наш человек в Гаване. Работай раскованно и отчаянно. Соглашайся на все, что угодно, ты нам нужен там, и действующий. Эта штука, — он обвел рукой край рамки, — работает и в одностороннем варианте. Просто раньше мы тебя ненадолго потеряли. Теперь нашли.

— А они — кто? — только и спросил я.

— Люди, которые нам очень мешают жить. Грубо говоря — агенты мирового империализма. Враги «Нового миропорядка» и нас лично. Подробности, какие удастся, — выяснишь сам. Не мотивированное легендой знание тебе только помешает… Еще раз запомни — ты под наблюдением каждую минуту, и с тобой совершенно ничего не может случиться…

Он успокаивал меня так, будто я дрожал от страха и только и мечтал о том, чтобы сбежать отсюда любой ценой.

Нет, радости мне моя роль по-прежнему не доставляла, но отчего же и не поработать на общее благо, особенно не слишком рискуя.

— Это тебе на непредвиденный случай. — Шульгин подал мне тонкий, чуть толще папиросы, и длиной сантиметров двадцать уплощенный цилиндрик. Подобного я раньше не видел.

— Вот кнопка. Внутри ножик жуткой остроты, пилка алмазная по металлу на обушке, в заднем торце сильный фонарик, и еще там есть патрончик с двадцатью таблетками. Одна на стакан любой жидкости, и человек через пять минут превращается в зомби. Можешь ему отдавать любые приказы — выполнит, причем со стороны будет выглядеть в здравом уме. Через полсуток придет в себя и ничего не вспомнит даже под пыткой… То есть будет уверен, что действовал по собственным убеждениям. Две таблетки — длительная потеря оперативной памяти. Три таблетки — смерть в течение часа с симптомами инсульта. Больше — мгновенная смерть. Мало ли что, возможно, и пригодится. Смотри… — Он показал, как пользоваться полезным инструментом.

— И спрячь надежнее. Здесь толком обыскивать не умеют. В общем, мы пока пошли, а ты держись, как начал.

— А если бы пистолет, например?

— Зачем он тебе? Задача — выжить и втереться в доверие, а не палить в каждого, кто тебе не понравится… — Шульгин располагающе усмехнулся, подмигнул даже.

Рамка вместе с моими друзьями и командирами исчезла, не оставив ни следа, ни озонового или там серного запаха.

Вот тебе и техника далекого, примитивного прошлого. Если бы у них было достаточное количество таких установок и операторов при них, никакая тайная разведывательно-оперативная деятельность не нужна в принципе, и все свои проблемы члены «Братства» решали бы в момент их возникновения, а то и раньше. Но Шульгин мне дал понять уже в Харькове, что по невыясненному закону природы в пределах Земли может одновременно функционировать лишь один канал. То есть если действует проход из форта в Харьков или Москву, то остальные установки, сколько бы их ни было, просто не включаются… Таким вот образом. Значит… Очередной артефакт получается, и притом неизвестного происхождения. В моем времени таких штук еще нет, и к ним скорее всего она попала откуда-то извне.

Тема, достойная специального изучения, но не сейчас.

Папирос у меня было еще достаточно, я не торопясь закурил и принялся старательно переписывать свой «диктант». Ровно в семнадцать, ни минутой раньше или позже, явился мой англичанин.

— Жалоб нет, обед вас устроил? — поинтересовался он, как любезный хозяин, усаживаясь за стол и надевая на переносицу очки в тонкой металлической оправе.

— Безусловно, есть. Обед больше подходит для казармы, а не приличного дома, водка из древесного спирта, хуже деревенского самогона, курева вообще не принесли, а мое заканчивается. Если так пойдет дальше, не уверен, что захочу продолжать с вами сотрудничество.

Он удивленно посмотрел поверх очков, продолжая бегло вчитываться в мой труд.

По выражению его лица я не мог сообразить, нравится ли ему то, что я подготовил.

На мой взгляд, такого материала хватило бы, чтобы бежать, спотыкаясь, к своим начальникам и, брызгая слюной, докладывать об успехе операции.

Но с выдержкой у Станислава Викентьевича все было в порядке. Он аккуратно сложил тетрадку по сгибу.

— Интересно. Весьма интересно. Особенно если все подтвердится…

— Это уже ваша забота, любезнейший, проверяйте. Но ежели где-нибудь там нарветесь на пулю — меня прошу не винить. Никаких паролей, кроме действительных для встречи курьера, не имею. Там, куда мне следует явиться, меня знают в лицо… И вообще я участвовал в сем предприятии на несколько иных принципах, чем банальный шпион…

Мне забавно было представлять, что Шульгин с напарником, оставаясь невидимыми, наблюдают сейчас за нами и могут теперь сопровождать англичанина куда угодно и подготовить в любом месте любой сюрприз, приятный или неприятный, зависимо от ситуации.

— Да уж проверим. Если все так и есть, наши с вами отношения тоже непременно перейдут на совсем другой уровень…

— Не сомневаюсь, а в ожидании этого не прочь бы сменить номер. Я предпочитаю с окнами или хотя бы с одним окном и чуть больше удобств. Вот это, — я снова сделал рукой вращательный жест, — слишком напоминает мне слегка облагороженную, но камеру в замке Иф. Не приходилось бывать?

— Слава богу, нет. Но до утра вряд ли что-то можно сделать. Вы уж потерпите, уважаемый Игорь Моисеевич. Насчет ужина распоряжусь. Книгу, газеты?

— Свежую «Джерузалем пост» можете предложить? Ладно, это я так, не стоит затрудняться. Тогда «Известия» или «Правду», на ваше усмотрение.

Принесли обе газеты, и я углубился в чтение передовицы, против обыкновения — подписанной. Да еще и самим Троцким. «Демократический диктатор» с вялостью, совершенно не отвечающей остроте переживаемого страной момента, увещевал всех, стремящихся к новым потрясениям и беспорядкам, сохранять здравомыслие. Мол, возможности для компромиссов далеко не исчерпаны, и прочая словесная жвачка, вряд ли способная погасить разбушевавшиеся страсти.

Но одна фраза меня заинтересовала своей туманностью и одновременно неким содержащимся в ней намеком: «Цель оправдывает средства до тех пор, пока что-то иное оправдывает цель…» Я просмотрел остальные материалы, из которых следовало, что либо народное восстание может начаться со дня на день, либо вот-вот власть перейдет от уговоров к репрессиям. Кто — кого, одним словом…

А сейчас неплохо бы как следует выспаться. Последние месяцы спать больше чем по пять-шесть часов у меня не получалось. Вчера вообще подремал час-полтора. И вдруг появился шанс добрать все упущенное разом.