Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Все чаще и чаще мне начинает казаться, что старец Серафим – единственно несокрушимо-важная и нужная для России скала в наш исторический момент. Величина его настолько крупна, что у меня неоднократно являлось, по отношению к нему, особое, неразложимое чувство – чувство Серафима – напоминающее в меньшей степени… Христово чувство, но о другом… Люди, знающие, что такое молитвенное созерцание Христа (наступающее после длинной молитвы обращения), или чувствующие внезапный приход, невидимое приближение Его, – до некоторой степени заговорщики… Не заговорщики ли во Христе мы? Не анархисты ли мы по отношению ко всему, что прямо вопреки Ему? (Кстати: я ужасно легко себя чувствую со всяким анархистом – мы понимаем друг друга, хотя и о разном – мы). Мне хочется, чтобы мы были и заговорщиками в Серафиме – анархистами во имя его. В самом деле: многое темное, касающееся Серафима, есть, быть может, лишь внецветное, восьмое – новозаветное слишком новозаветное [519] . Вот пункт важный и драгоценный для психологического анализа: где историческое христианство черно (ужасно) и где оно внецветно (о восьмом, Отчее), т. е. невыносимо нежно и мило – несказанно, а внешне высказанно – кажущееся ужасным. И к чему относятся «старушки» – к 1-ому или к 8-му? У Исаака Сирианина (аскета) очень много кажущегося черным внецветного; теперь я понимаю, отчего его неофитам не рекомендуют читать (где слабым очам различать черное от внецветного?). Вот вопрос: аскетизм исторического христианства черен или внецветен по преимуществу (по осуществлениям)? Как ветхозаветно-пурпурное-Отчее на плоскости воплощения легко смешать с огненным ужасом третьей стадии (грехи, как багряное) внутреннего пути (огонек Денницы и огонек Отца – раздвоение нижней бездны – срыв), так и черное (1-ой стадии) и внецветное (8-ой стадии) часто сливаются на плоскости символа для неопытных, но дерзновенных богоискателей. Тут вся неоценимая, сокровенная глубина Его слов об Отце: «Принимающий Меня, принимает и Отца» [520] . Везде Отец сквозь Христа в Новом Завете, и обратно: Христос сквозь Отца в Ветхом. Изображаю графически.

519

Формулировка по аналогии с названием книги Ницше «Человеческое, слишком человеческое» («Menschliches, Allzumenschliches», 1878).

520

Мф. 10: 40 («…кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня»); Мк. 9: 37 («…кто Меня примет, тот не Меня принимает, но Пославшего Меня»).

1) В Ветхом Завете всегда «a» на «c» дает «b». 2) В Новом Завете «b» на «c» дает «a». Христос в «b» занавесил нижние бездны – дал возможность не смешивать пурпурное с огненнокрасным (желтокрасным), а познавать внецветным сквозь белое и голубое.

Был я у Николая Карловича [521] . Слушал его исполнение бетховенской сонаты – кажется, ор. 14 (или сонаты № 14 – не знаю). Это – сплошная несказанная гениальность; действительно: выше Бетховена никогда не существовало большего гения по силе углубленных и созидающих начал (мы говорим об искусстве, конечно). Прекрасно «Schkerzo infernale» Николая Карловича [522] – вот здесь сила буревых налетов – пролетов, столь характерных для современности. Как я верю в Вашего брата, как надеюсь на него!.. Ал<ексей> Сер<геевич> говорил мне, что недавно написал Вам о картине Врубеля «Фауст и Маргарита» [523] . Я уверен, что будь Вы на выставке «Мира Искусства», Вы заболели бы даже от силы и глубины этой картины (признаюсь – я всего два раза был на выставке, но образ Фауста, ведущего под руку Маргариту, которая в свою очередь длинной и бледной рукой срывает, проходя, маргаритку, врезался нестерпимой ясностью в мое сознание). Вот ходят они, кружатся – оборачиваются; уйдут из рамки картины, где останется лишь декоративный пейзаж – и опять вернутся; в это время им Кто-то аккомпанирует неизменно оборотами веретена – шубертовской музыкой к «Песне Маргариты» [524] . И эти обороты веретена суть обороты времени. Если я остался здоров, а я едва не занемог от этой картины, – то только потому, что Гёте мне менее известен, нежели Вам, а потому я, вероятно, и не мог до конца воспринять «это» идущее от Гёте и преподносимое публике в репродукции (транскрипции) Ницше – это «вечно-женственно» – жалобное и вечно-фаустовское – любопытно-мужское… Оно приходит и уходит – и приходит под звук веретена. И эти обороты веретена суть обороты времени.

521

Н. К. Метнер.

522

«Инфернальное скерцо» (Ор. 2. «Три импровизации» для фортепиано, № 3).

523

См. п. 21, примеч. 25.

524

См.: «Фауст», ч. 1, сцена 15 («Комната Гретхен»). Песня Ф. Шуберта – «Гретхен за прялкой» («Gretchen am Spinnrade», op. 2; 1814).

Не забывайте меня, дорогой Эмилий Карлович, и простите, если редко и сравнительно мало пишу Вам – бледно пишу. Но я устаю: надвигаются государ<ственные> экзамены и все еще не поданное мною сочинение [525] . Поэтому я так бесцветно вял. Сообщите о себе. Буду ждать с нетерпением. Господь с Вами.

А пока остаюсь глубокоуважающий Вас и горячо любящий

Борис Бугаев.

P. S. Мое уважение и сердечный привет Анне Михайловне [526] .

525

Подразумевается выпускная университетская работа Белого – кандидатское сочинение «Об оврагах». Текст его не обнаружен.

526

А. М. Метнер.

P. P. S. Посылаю этот маленький песенник «о прошлом».

1. Объяснение в любви

Сияет роса на листочках.И солнце над прудом горит.Красавица с мушкой на щечках,Как пышная роза сидит.Любезная сердцу картина!Вся в белых сквозных кружевах –Мечтает под звук клавесина…Горит в золотистых лучах.Под вешнею лаской фортуныИ хмелью обвитый карниз,И стены. Прекрасный и юныйПред нею склонился маркизВ привычно заученной роли,В волнисто-седом парике,В лазурно-атласном камзоле,С малиновой розой в руке.«Я вас обожаю кузина!..Извольте цветок сей принять…»Смеются под звук клавесина.И хочет подругу обнять.Целует напудренный локонИ плечи скрывающий шелк.Глядит из отворенных оконПодкравшийся муж, точно волк.Уже вдоль газонов росистыхТуман бледнобелый ползет.В волнах фиолетово-мглистыхЛуна золотая плывет [527] .

527

Впервые опубликовано в книге Белого «Золото в лазури» (С. 66–67), с изъятием строфы VI. См.: СП – 1. С. 106–107.

2. Встреча

Вельможа встречает гостью.Он рад соседке.Вертя драгоценною тростью,Стоит у беседки.На белом атласе – сафиры.На дочках – кисейные шарфы.Подули зефиры –Воздушный аккордЭоловой арфы…Любезен, но горд,Готовит изящный сонетСтарик.Глядит в глубь аллеи, приставив лорнет,Надев треуголку на белый парик…Вот… негры вдали показались – все в красном – лакеи…Вот… блеск этих золотом шитых кафтанов.Идут вдоль аллеиПо старому парку…Под шепот алмазных фонтановПроходят сквозь арку.Вельможа идет для встречи.Он снял треуголку.Готовит любезные речи.Шуршит от шелку [528] .

528

Впервые опубликовано в «Золоте в лазури» (С. 68–69) под заглавием «Менуэт»; вариант ст. 17: «Идут в глубь аллеи». См.: СП – 1. С. 107.

3. Прощание

Красавец Огюст,На стол уронив табакерку,Задев этажерку,Обнявши подругу за талью, склонился на бюст.«Вы радости – коиФортуна несла – далеки»…На клумбах левкои.Над ними кружат мотыльки.«Прости мое щастье:Уйдет твой Огюст»…Взирает на них без участьяХолодный и мраморный бюст.На бюсте сем глянец.«Ах, щастье верну:Коль будет противник, его, как гишпанец,С отвагою шпагой проткну!..Ответишь в день оный,Коль, сердце, забудешь меня!»…Сверкают попоныЛихого коня…Вот свистнул по воздуху хлыстик.ПомчалсяИ вдаль улетел.И к листику листикПрижался:То хладный зефир прошумел…«Ах, где ты, гишпанец мой храбрый?Ах, где ты Огюст?..»Забыта лежит табакерка.Приходят зажечь канделябры.В огнях этажеркаИ мраморный бюст [529] .

529

Впервые опубликовано в «Золоте в лазури» (С. 70–71), с посвящением Эллису. См.: СП – 1. С. 108.

4. Ссора

Заплели косицы змейкой

Конец ознакомительного фрагмента.