Андрей, его шеф и одно великолепное увольнение. Жизнь в стиле антикорпоратив

Примерно в то же время произошел один интересный случай. Я пошел в клинику «Семья» и рассказал им о том, как «лечила» нас наша врач, пропадая, не отвечая на звонки, не предпринимая действий, отменив даже кроворазжижающее, несмотря на то, что анализы крови явно свидетельствовали о густоте крови. Я скажу честно, я не знаю, на самом ли деле здесь четкая вина врача, но определенная халатность с ее стороны была, поэтому ее следовало наказать.

Я пришел к директору, вызвал главврача, рассказал им об этом. Они пообещали принять меры. Им было неудобно, и они реально извинились передо мной. Это был явный пример того, как хорошее начинание превращается в коммерческий проект. Они-то, конечно, действительно неплохие ребята и реально, может быть, неплохие врачи, но нас лечили не они, а «дружелюбный специалист».

Эта специалист позвонила мне в тот же день. Она ехала на машине, у нее играла легкая приятная музыка, ее тон был требовательным: «Ну, говорите, что вы там нарассказывали обо мне директору, а?»

Меня это взбесило. У нее два ребенка, она вышла на работу, когда второму ребенку еще не было годика. Ну, видимо, тяжеловато было с финансами, а в частной клинике платили явно в несколько раз больше, чем в обычной государственной. Она была счастлива, уверена в себе. Сдохни, сука.

Я начал перечислять все ее ошибки одну за другой, приводя время и конкретные числа. Она не видела, как я на полу расстелил десятки листов, выписок, как я ночами пытался найти ошибки и варианты — как было бы, если бы мы поступили в том или ином случае по-другому. Я никогда не жаловался на свою память, все схемы вставали в голове одна за другой, я ходил по бумагам, смотрел на вылепленную бессонными ночами стикерами стену, приводя ей один факт за другим. Да, наверное, я не врач, но я умею читать и делать предположения. Я задавал себе вопрос «Почему так вышло?» тысячи раз, я знал десятки ответов на него.

У нее не нашлось ничего, чтобы мне ответить внятно. Под конец я просто повысил голос, она совсем сникла. Я не знаю, прав ли я был, или нет. Тогда я понял простую вещь — нет на свете справедливости, добра или зла. Есть жизнь, есть наборы случайностей и обстоятельств. Есть те, кто сильнее, и те, кто слабее. Никто никогда не поступает из соображений альтруизма, у всех свои интересы.

Через пару дней главврач вызвала Регину и предложила ей проходить УЗИ бесплатно. Также она ее консультировала. Хотя под конец она мягко намекнула, что видеть мою жену больше не хочет. Спросила у меня, что делать с врачом, потому как та «рыдала и умоляла не увольнять ее». Мне было абсолютно без разницы. Ну, ее оставили, в общем, никто не будет наказывать специалиста, который приносит деньги.

Регина лечилась то одним, то другим. Кровотечения не прекращались. Мы смогли их залечить намного позже, с большим трудом избавившись от воспаления.

Антидепрессанты

Я стоял на улице и меня колбасило. Люди смотрели в мои глаза и поспешно отходили. Живот сводило судорогами, в душе ворочалась бешеная тревога, паника охватывала приступами. Мне очень хотелось пойти к психотерапевту, а еще почему-то думал пойти сдать какие-то анализы к другому врачу. В голове царила полная спутанность.

Одни люди с трудом переживают трудности и потом говорят: «Фуууф, ну теперь можно отдохнуть». Они забывают кошмары и страшные вещи, которые с ними происходили, выговариваются и живут дальше. У меня все происходит наоборот. Я неплохо переношу трудности, никогда не было проблем с тем, чтобы сдержаться, не показать, как мне плохо. Я всех подбадриваю, меня за это любят. Я — неиссякаемый источник оптимизма для всех близких мне людей.

Но после происходят непонятные вещи. Вроде бы все прошло и можно отдохнуть, расслабиться и все забыть, но не тут-то было. События всплывают в голове, поворачиваясь под разными углами, то вставая перед глазами неожиданно ярко посреди солнечного дня, то проносясь звуками жуткого плача по ночам.

Соматические проявления набирали обороты, как снежный ком. Спазмы становились острыми, с болей в животе они распространились на руки, грудь, спину, а одной прекрасной ночью так сильно долбануло в ноги, что с тех пор они стали болеть жуткой болью. Усталость стала моим постоянным спутником, тревога поселилась в душе, устроившись куда удобнее, чем любые другие мысли.

Сильный человек — это тот, который по-здоровому равнодушен. У него хватает сил переключиться на что-то другое. Он не рефлексирует. Я очень завидую женщинам, которые, по всей видимости, не обладают такой рефлексивной натурой, как мужчины. У них инстинкт защиты и самосохранения куда сильнее, чем у мужчин, и они просто отгоняют неприятные мысли. Хотя, конечно, и женщины бывают разные.

У меня же навязчивые мысли поселились в голове, и я, со злостью и отчаянием, не переставая думал, как так вообще могло получиться. Понимаете, я очень надеялся в этот раз, слишком надеялся и слишком верил в то, что все получится. Мы разговаривали с малышом и придумали ему имя, поверили врачам и просто в то, что он родится. В нашей ситуации не было сглаживающих углов, не было хотя бы чего-то, что сделало бы ситуацию проще. В этот раз это был каток, который решил окончательно разрушить наше здоровье и веру.

Тогда я был совсем в плохом состоянии. Не мог делать практически ничего. Ни ходить по улицам, ни разговаривать с людьми, ни даже лечь на диван и отдохнуть. Сложно понять состояние клинической депрессии тому, кто ее не переживал. Клиническая депрессия — это та, которая перешла на тело, а не просто проявляется в виде плохого настроения и тоски.

Я сходил даже к психологу. Ничего толкового она мне не дала. Сели, начали беседовать, меня колбасило все сильнее, жуткое состояние оледенения вперемешку с гудением во всем теле. Но я держался. Ровно шесть минут, и когда мне предложили пройти тест на бумажке, нарисовать какое-то сраное деревце, я пулей вылетел оттуда. Именно тогда я понял, что мне пора к психотерапевту и принимать лекарства. Просто усилием воли я ничего не добьюсь.

Через пару дней я пришел в наш местный психоневрологический диспансер. Разумеется, я сильно нервничал, понятия не имел, как и чем там лечат. А вдруг я окажусь в психушке? Впрочем, я был к этому готов. Слава богу, врожденная трусливость и вечный страх перед чем-то заставляли меня не лежать дома, а идти и лечиться. Слишком уж все это затянулось, пора было выкарабкиваться.

Психотерапевт оказалась милой женщиной. Слегка уставшей и как будто под кайфом. В дальнейшем я ее видел в соседнем кабинете под капельницей. На самом деле симпатичная, чем-то больная, она производила впечатление человека, который мне поможет. Она сказала мне, что таких, как я, тысячи. И не нужно зацикливаться на себе и думать, что ты один такой и сейчас прям мы тебя упрячем в психбольницу. Извини, друг, но с такими симптомами даже на учет не ставят.

«Знакомо ли мне понятие „страдание“? — спрашивала она меня. — Так вот, страдание — это то, что с тобой сейчас происходит. Никто и никогда не учил тебя переживать плохие моменты в жизни, верно? Ну так это замечательно, значит, ты выработаешь свой подход к событиям, происходящим в жизни».

По мере того как она говорила, мне становилось легче, я старательно контролировал речь, дрожание головы, старался не оставлять следы от извергающих тонны пота рук на брюках. Мы разговаривали относительно долго. Она сказала, что вообще-то она принимает только по записи, и ты, мол, вон той девушке за дверью сейчас доставляешь массу неудобств.

Она немного поворчала, но, видимо, между нами наладилась какая-то связь, простая такая искренняя связь. Мне было больше некуда идти, а она прекрасно понимала, что в душе я на нее практически молюсь. Она выписала мне антидепрессанты «Paxil», нейролептик «Просульпин» и снотворное «Феназепам».

От названий мне становилось нереально страшно. Продавались они исключительно по рецепту с гербовыми печатями. Вы хотя бы раз стеснялись покупать гондоны? Ну вот, я, когда покупал «Пакс» и другие лекарства, просто стоял красный как рак. Чертов «совок», зажатость нашего общества, стыдливость по отношению к собственным недостаткам и неумение решать проблемы — все это мне предстояло искоренить внутри себя, вырвав уродливое наследие так, чтобы оно никогда больше не давало поганые всходы, которые не просто отравляют жизнь, они делают ее невозможной. Делаете из мужчин жертвенных забойных овец? Кое-кто из них с этим не согласен.