Андрогин

«Возможно, сие отвращение касается не всех сущих в сем мире женщин, – мысленно допустил он, не в силах оторвать взгляд от тяжелых, налитых желанием, сосков Констанцы. – Может быть, источник сего отвращения в тех женщинах, с которыми мне выпало совокупляться? Ведь они, все как одна, были вульгарными, не слишком красивыми и не следили за запахами своего тела».

– Я хочу увидеть Амалию, – сказала, прекратив хохотать Констанца. В ее глазах Григорий увидел некое принятое решение и еще нечто такое, чего он по-настоящему испугался.

– А я – Амадео, – поддержала сестру Клементина. – А где остановился ваш странствующий цирк?

– Вам лучше спросить об этом кавалера, который привел меня в палаццо, где ныне я обитаю.

– Мы обязательно у него спросим, правда, Манти? – подтвердила Констанца и сестры заговорщицки переглянулись. – Возможно, мы вместе с вами, Григорий, попробуем приблизиться к тайне Андрогина. Мы благодарны вам за рассказ. Вы заинтересовали нас с Манти сей философской загадкой. Кстати, я уже завтра прикажу найти для вас эмблематические альбомы. Вам их принесут вместе с ужином. А еще вам принесут бумагу и тушь. Они вам понадобятся, если найдете в альбомах что-либо стоящее копирования… Кажется, один такой альбом я видела в библиотеке твоего жениха, Манти.

– У Асканио выдающаяся библиотека, он коллекционирует книги, – похвасталась Клементина. – В его собрании имеются драгоценные инкунабулы. Там есть рукописные тетради, старинные мавританские атласы, еврейские свитки, одно весьма редкостное издание Нового Завета с гравюрами Дюрера, роскошные альбомы Джулио Романо и даже четыре автографа самого Петрарки. Скоро библиотеку перевезут в тот новый палаццо, где вас поселил Цельбе. Мы приказали построить для ее хранения и для чтения книг специальные залы с прозрачными потолками и калориферами. Я уже видела эскизы книжных шкафов, заказанных Асканио. Они очень высокие и с большими гранеными стеклами.

– А вам не скучно, Григорий, одному, в холодном, сыром палаццо? – вдруг сменила тему Констанца. – Там, по-моему, даже мебели еще нет.

– Правду говоря, без книг там скучновато, – после краткого молчания сознался Григорий, который на трезвую голову никогда б не решился на столь наглое заявление. – Я очень благодарен, что вы согласились одолжить мне книги и приборы для рисования.

– Одолжить вам книги и приборы… Григорий, возможно, кроме книг и бумаги, одолжить вам еще кое-что? Например, нежную и опытную в делах Венеры девушку, которая могла бы сделать ваше пребывание здесь, в Триесте, гораздо более приятным? – предложила Констанца и громко позвала: – Лидия, выйди к нам, моя золотая рыбка.

Ближайшая к столу портьера раздвинулась, и в залу, не торопясь, вошла совсем юная девушка, босая, с распущенными длинными волосами. В расшнурованном почти до пояса длинном вырезе ее платья гордо и напряженно покоилась высокая грудь. Своими размерами и подтянутой свежестью форм она зримо превосходила грудь Констанцы. Безупречно вылепленное, лицо девушки светилось чарами гаремного Юга. Огромные темные глаза насмешливо смотрели на Григория. Они словно обещали ему экзамен: «Ну что, иноземец, вот мы сейчас и проверим, на что ты способен!» От такого испытующего взгляда тело Григория напряглось, будто гальванические токи пробежали его хребтом. Он лишь теперь понял, что наслаждения могут приобретать безжалостные и бесчеловечные формы. «Плоть – страшный деспот и жестокий палач», – вспомнил он слова Констанцы.

– Вам нравится моя Лидия? – спросила Констанца, любуясь девушкой. – Она просто чудо. Сегодня она – полномочный посол Венеры. А мы все обязаны совершать то, что прикажет богиня посредством ее тела. Слышишь, Лидия? Сегодня ты – королева венерического ритуала.

Девушка улыбнулась Констанце и сложила губы, словно готовя их к поцелую. От этого на щеках Лидии появились очаровательные ямочки.

– Да, – прошептал Григорий. – Она прекрасна, как юная Аврора…

А сам подумал: «Она смотрит на меня, не как посланница, а как аудитор. Неужели Гесиод и Вергилий не проведали, что в свите Венеры имеются инспекционные должности?»

– Я одолжу ее вам на сегодняшнюю ночь, – пообещала Констанца, снимая со своей прически золотую сетку. – Лидии, безусловно, не хватает космического совершенства желанного вами Андрогина, но в том искусстве, которому покровительствует Венера, она достигла высокого мастерства. Поверьте мне. – Старшая из сестер тряхнула головой, раскидывая по плечам тяжелую гриву своих темных волос. – Но, в конце концов, Григорий, почему вы должны мне верить на слово? – Она вопросительно посмотрела на Клементину, та кивнула в знак согласия и тоже освободилась от сетки. – Можете убедиться в этом просто сейчас. Так сказать, временно изменить Минерве с Венерой. Мы с Манти с удовольствием посмотрим, как управляются с женщинами жители суровой Гипербореи. Девиз этого вечера: нет ничего запрещенного!

– Лидия целуется, как амурная бестия, как истинная жрица любви, – подтвердила сказанное сестрой Клементина. – Ее язык похож на быструю и неутомимую змею. Она может не вынимать его из моего тела часами и не останавливаться ни на миг. Мне иногда кажется, что я умираю и воскресаю, вновь умираю и вновь воскресаю во время любви с Лидией. Если бы мой Асканио умел так целоваться, я бы ни за что ему не изменяла. Никогда в жизни. Даже с девушками.

Лидия, не теряя времени, развязала пояс, подчеркивавший ее осиную талию, резко повела плечами, и платье ее соскользнуло на пол. Григорию показалось, что в зале посветлело от ее ослепительной наготы. У Лидии было ловкое и сильное тело юной крестьянки: стройное, с широкими бедрами и крепкими, как на полотнах голландских живописцев, икрами. Окрестности главного алтаря Венеры девушка тщательно выбрила, чтобы ничто не мешало наблюдать ее совершенство. Она по-прежнему, не торопясь, давая ему рассмотреть себя всю, приблизилась к Григорию, опустилась перед ним на колени и резким властным движением раздвинула его ноги. Потом медленно облизала свои карминовые губы, так, чтобы Григорий смог оценить гибкую прелесть ее языка. Сравнение со змеей вдруг показалось Григорию совсем не метафорическим. Он искренне, до озноба, до холодной испарины, испугался языческой похоти, исходившей от юной красавицы, словно жар от раскаленного горна.

«Змей! Дочь Евы и Змей! Это же прямое продолжение библейской истории. Грех первородный! А сия бесстыдная гетера со змеиным языком – живое оного воплощение!» – услышал он нутряной вопль своего естества.

– Сие… Не надобно… – Григорий хотел подняться, но от коварного вина его мышцы ослабли. Несколько секунд он отчаянно пытался восстановить власть над собственным телом, но безрезультатно. Он совсем не ощущал тела. Ему показалось, что сейчас он не справится, что блудливая плоть предаст его и он не пройдет испытания. Фатально опозорится не только перед гетерой, но и перед прелестными образованными аристократками. Его рука скользнула по скатерти, задела драгоценный бокал с вином. Жалобный звон хрусталя тонкой шпагой пронизал ткань музыки. Лидия на миг оторвалась от него и промурлыкала нечто одобрительное. Как показалось Григорию, на моравском диалекте.

Словно зачарованная этим мурлыканьем, навстречу губам и пальцам Лидии восстала башня его вожделения. И вспомнил он слова цыганки о «Башне» Таро и сон свой о башне.

– Лидия – дочь земли, заклинательница плоти, настоящая, как сама страсть… – услышал он медовый и хриплый голос Констанцы. Григорий хотел возразить, объяснить, остановить; оглянулся на троноподобное кресло, где восседала хозяйка палаццо. Однако та уже не смотрела в его сторону. Нагая, дрожащая от возбуждения, она помогала Клементине освободиться от остатков одежды. Греховное зрелище сплетенных в страстных объятиях сестер заставило Григория закрыть глаза.

Когда он снова их открыл, ситуация в зале кардинально изменилась. К участникам застольной оргии присоединились освобожденные от одежд слуги. Клементина, не прекращавшая исступленно ласкать сестру, ловко сменила позу и приняла в себя башни двух лакеев. Григорий догадался, что диспозиция ритуала отшлифована частыми повторениями. Ни одна присутствующая персона не осталась без применения, все старательно и мастерски исполняли полюбившиеся роли. Ритмы дыханий и музыки ускорялись, тела двигались с некоей полумеханической целеустремленностью. Страстные стоны Констанцы сливались с бешеным ритмом скрипок и альтов.