Ангел для Кречета. Запретная

Каким же дураком я был, Марь, каким дураком. Да я существовал все эти годы. Сражался, выгрызал все для тебя, и пусть тебя не было рядом. Просто знал, что однажды все перейдет к нашему ребенку. Наши дни — то, что вытащило меня из стольких передряг. Твои милые ямочки на щеках и непослушные кудри навсегда в моем сердце. Как часто мне снилось, что мы лежим с тобой и я играю с твоими волосами, похожими на мед.

Если у нас родилась дочка, очень сильно надеюсь, что она похожа на тебя. Всем богам молюсь на вас каждый день и прошу счастливой жизни. Если бы можно было отмотать все назад, поступил бы иначе.

Одиночество каждый день уничтожало меня изнутри. Лучше всю жизнь защищать тебя, бороться, чем вот так бесцельно обнимать подушку, представляя, что это ты. Не поверишь, но я до сих пор покупаю тот дешевый шампунь с клубникой, чтобы вспоминать твой аромат.»

Да что же творит этот мужчина. Нельзя так играть на женских эмоциях. Даже у меня уже ком в горле и дышать тяжело от переполняющих душу эмоций. Судорожные вздохи так и вырываются из груди рваными всхлипами. Этому клубничному шампуню столько лет, он дешевый и не самый качественный, но до сих пор гордо стоит на полочке. И он единственный, который пахнет живой клубникой, понимаю желание сохранить его, и понимаю почему мужчина так его помнит. Мама пахнет от него душистой ягодой.

Когда прочтет, точно будет слезы лить куда сильнее, чем я.

«Да, слова сейчас звучат эгоистично, но я так чувствую, прости если они причиняют боль. Просто любовь… она многое способна пережить и выстоять. Ради нее мы готовы на многое. И я бы все отдал за жизнь с тобой. Чертовски обидно, что с каждым годом воспоминания меркнут, как бы я не старался их сохранить. Но твой голос, смех, жесты, — они живут до сих пор во мне.

Не представляешь сколько раз я выживал с твоим именем на губах. Верил, что однажды наберусь смелости и найду вас, мы попробуем начать новую жизнь, без угроз и криминала. Но не успел. Скорее всего, ты нашла мужчину своей мечты и счастлива с ним. Признания Юрки Князева тебе не нужны, и я буду рад, если это так. От одной мысли, что ты прожила жизнь, вспоминая обо мне и никого не подпустив, ранит. Ведь тогда своим страхом я загубил сразу три жизни: твою, малыша и свою.

Прости меня за все, и помни, я люблю тебя больше жизни! Ни одно письмо не вместит всего того, что хочу сказать. Мысли путаются и ложатся на бумагу бессвязно.

Марин, ты моя жизнь, мое сердце. Только ради тебя живу и дышу, и верю, что никогда не вскроется это письмо. Уж в жизни я постараюсь каждую слезинку искупить, каждую секунду заполнить любовью, ведь ты и есть моя жизнь, Марин. Люблю, безумно люблю тебя и верю, что однажды мы будем вместе.»

Слезы уже градом лились из глаз. Папа… Зачем я все это прочитала? Он так ее любил, был один. Нил не соврал. И пусть здесь нет высокопарных признаний, пышных речей, лишь скупые мужские строки, но они говорят куда больше. Все для нее, для мамы, с ее именем на губах.

Но смогли бы мы так жить? Нет, не хочу так. Это не правда, мой папа не может быть бандитом. Но строки говорят об обратном. Черт. Черт. Черт! Зачем все это? Не хочу жить с этим знанием, потому что я зареклась однажды, что ничего общего не хочу иметь с богачами и преступниками. А в итоге что? Я сама дочь криминального авторитета.

Судорожно беру телефон и, сфотографировав листы, отправляю маме, следом набирая ее номер. Она принимает вызов с третьего гудка.

— Снежинка моя, привет. Я соскучилась. Только не говори мне, что снова коротко поговорим, прошу, — не могу ничего сказать, лишь звучно шмыгаю носом, что не остается незамеченным. — Родная, что случилось? Почему ты плачешь?

— Мам, каким был папа? — на том конце трубке воцаряется короткая пауза, а я все жду ответа.

Надеюсь услышать опровержение письма. Мне это надо. Я уже люблю этого Юрия, слишком тронули строчки прощания, они очень искренние, им невозможно не верить. За них можно все простить. Но тогда предам саму себя, если приму хоть кого-то из тех, с кем обещала не связываться. Гены не изменить, и теплоту в груди не вытравить никогда. Зачем я только прочла.

— Снежка, что случилось. Ты ведь никогда не спрашивала о нем. Ты в беду попала?

— Нет, со мной все хорошо. Он нас нашел. Вернее, его нотариус…

Глава 23

Снежана

Разговор с мамой многое во мне изменил. Первые минуты у нее был шок. О на не могла сообразить, о чем я говорю, а когда поняла, заплакала. За все то время, что я себя помню, она плакала три раза, при мне во всяком случае, и каждый раз только от радости. А сейчас я очень долго слушала ее слезы. Похоже, что все эти годы мама ждала его, надеялась случайно встретится и прожить остаток времени вместе.

Ей было девятнадцать, закончила второй курс. Конец июля выдался тяжелым. В тот год у нее был конфликт с преподавателем, который решил добиться от студентки расположения и склонить к близости за зачет по практике. Их первое знакомство с папой вышло не самым приятным. Как мамуля сказала: «наши отношения начались с моих слез». Сбежав от преподавателя, она оказалась в парке, плакала и обнимала себя. И тут к ней подошел папа.

Она не стала рассказывать всю историю, поделилась общими фактами. Как красиво он за ней ухаживал. Взрослый, окрепший мужчина без следов подросткового максимализма, и ведь разница в возрасте всего в пять лет. Тогда он окружил ее заботой и любовью. Милова— старшая прекрасно знала кто он, чем занимается и какой ведет образ жизни.

Не могу понять этого. Почему мы обе влюбились в бандитов? Буквально вложили наши хрупкие сердечки в их руки, а они с радостью забрали их в единоличное пользование, забыв поделиться своими. Хотя ее мужчина хотя бы думал о ней всю жизнь, мой же… Вообще с ним ничего непонятно. Не представляю себя на ее месте, как бы я поступила. Я немного спрашивала, но самым главным был лишь один вопрос.

— Но ведь он бандит, все ради денег, ради власти. Как, мам? — в голосе не было осуждения или обиды, хотелось просто понять почему.

— Ты смотришь на это так категорично, потому что в жизни повстречала плохих людей. Таких, как Тимофеевы, много, подавляющее большинство, но есть и исключения. Юра был одним из немногих, кто выживал, а не стремился к подобной жизни. Деньги, власть, — да, он получал это, но если бы мог, переиграл все от и до, сделал бы это. Только было поздно. На кону уже была жизнь, чтобы соскочить, нужен был либо большой компромат, либо большой статус. В те времена у него не было ни того, ни другого. Мы любили друг друга, Снеж. Так, как любят лишь раз в жизни.

Мы обе плакали и говорили, глотая противный ком в горле, который не хотел проходить. Наоборот, с каждым услышанным словом становился все больше.

— Поверь, когда сердце бьется только ради него, каждый вздох только рядом с ним, тебе уже все равно чем он занимается, как зарабатывает деньги. Ты будешь рядом и в богатстве, и в бедности, и под пулями, и у кровати, потому что главное быть рядом. Не осуждай его, не надо. Он был куда благороднее всех этих богатеев, что выбились без крови на руках. Я не знаю, убивал ли Князев, но одно могу сказать точно, если и да, то при острой угрозе жизни тех, кто этого не заслуживает.