Ангел и Волк
Шрифт:
– Не в этом смысле.
– Да я и не подумал, что в этом! Он мне сказал, что я должен тебе помочь, потому что амир думает, что ты спишь с его женой Ясмин.
– Быть такого не может.
– Ну, это не я придумал. Я кстати видел, как они ругались. Этот Сафир и амир.
– Ругались? Да чтобы Сафир ругался с амиром… – Юджин покачал головой, подошёл к столику, на котором стоял графин и бокалы. – Вино будешь?
– Буду. Так что у тебя за отношения с этой Ясмин?
– Я учу её языку нортов, а она меня – языку амма. И всё. Она верная жена. У меня и в мыслях не было. Да переспать
– Вот, – закивал Гаяш. – Ты.
– Нет, волк. Уже нет.
– Что нет?
– Я больше не самоубийца.
– Да что ты?
– Правда.
– Почему я тебе не верю, не знаешь?
– На, – Юджин протянул Гаяшу бокал вина. – За что выпьем?
– Ну, видимо, за то, чтобы тебя Мохан не… что тут делают за такое?
– Понятия не имею. Может, кастрируют. Просто за воровство руку отрубают.
– Мда. В какую замечательную страну ты сбежал, Юджин.
– Ну, что ты хочешь, чтобы я сказал? Да, я идиот. Я согласен.
– Кто-то ведь тебя здесь не любит, я верно понимаю? – выпив, проговорил Гаяш.
– Верно. Больше всех меня не любит Алим, я тебе про него говорил.
– Он мог наговорить на тебя Мохану?
– Мог. Только зачем ему ещё и Ясмин подставлять?
– А кто-нибудь кроме него? – спросил Гаяш.
– Министры тоже не очень меня жалуют, но это потому что я чужой человек для них, – ответил Юджин. – Ещё есть мать Мохана, Балькис.
– А ей ты чем не угодил?
– Наверное, она думает, что я дурно влияю на её сына. Она ведь и Ясмин не особо любит. К другим жёнам Мохана она более благосклонна, хотя те не подарили ему наследника.
– Значит, тебя оговорил либо Алим, либо эта мамаша, – вывел Гаяш.
– Мне Ясмин жалко. Она вообще ни в чём не виновата. Скажи, ты меня ненавидишь? – Юджин поднял глаза на Гаяша.
– Нет, – ответил тот. – Хотя следовало бы.
Вошедший слуга проговорил что-то на языке амма, из чего Гаяш понял только «амир» и «Мохан». Юджин коротко ответил.
– Пойдём, – сказал он.
– Куда? – не понял Гаяш.
– На ужин.
– Ужин состоится?
– Ну, нас только что на него пригласили.
Ужин был накрыт на свежем воздухе, на террасе. В стороне сидели музыканты и играли красивую медленную мелодию. Гаяшу было непривычно, что вся еда стояла на полу, а Мохан сидел на подушках. На такие же подушки было предложено сесть и ему с Юджином. Кроме них, на ужине присутствовали все четыре жены амира, а также Алим и ещё какой-то знатный амма.
– Это Тагир, один из министров, – прошептал Юджин.
– Рад приветствовать вас на этой скромной трапезе, – с улыбкой проговорил амир на языке нортов. – Так давайте выпьем и хорошенько закусим.
– За нашего амира Мохана Второго Великолепного! – поднимая бокал с вином, сказал Тагир. Он тоже говорил на языке нортов, хоть и с сильным акцентом.
– За амира! – повторили все.
– Благодарю, – продолжал улыбаться Мохан. – Эй, Феникс, как твоя простуда?
– Не так хорошо, как хотелось бы, – ответил Юджин.
– Ешь, пей – должно полегчать, дорогой!
– Спасибо. Надеюсь.
– Гаяш, как тебе мой дворец? – спросил амир.
– Хороший, – ответил тот.
– Нравится?
– Нравится.
– Покои
хорошие у тебя?– Хорошие.
– Слуги не надоедали? Если что, скажи, я их сразу на место поставлю. Будут знать.
– Не надоедали. Я и сам могу поставить их на место, если что.
– Вот как? Так ты ж языка не знаешь, а они твоего.
– Поймут.
– Люблю таких людей, как ты, Гаяш, – рассмеялся Мохан. – Мы сработаемся. Ведь так?
Амарго не ответил.
– Тебе надо будет хоть немного обучиться нашему языку, – сказал амир. – Пусть вот мой любимый визирь тебе поможет. У него такие успехи. Его ведь одна из моих жён обучала. Да, дорогой?
– Да, – кивнул Юджин.
– Поможешь нашему послу?
– Помогу.
– Ясмин, луна моя, как думаешь, хороший учитель из Феникса?
– Да, мой господин, – тихо ответила женщина. – Он прекрасно учит нашего сына.
– И тебя, я смотрю тоже. Вон как запела на чужом языке.
– Я выполняла вашу волю, мой господин.
– Мою, конечно. Эй, Алим! Ты подружись с послом. Нам надо укреплять торговые связи с Нэжвиллем. И ты, Тагир, тоже подружись. Между Фейсалией и Нэжвиллем больше не должно возникать никакого недопонимания. Я верно говорю, а, Гаяш?
– Верно, – кивнул амарго. – В Нэжвилле и Сверигии никто не желает войны.
– Так ты и за Сверигию говоришь?
– Нэжвилль теперь неотделим от Сверигии.
– Вот как? Хорошо, хорошо. Это очень хорошо. Ясмин, луна моя, спой нам.
– Но мой господин…
– Что такое?
– Но люди… здесь столько людей…
– И что?
– Как я могу петь для кого-то ещё, кроме своего господина?
– Это мои гости. Пой.
– Слушаюсь, мой господин.
Ясмин кивнула музыкантам, и те заиграли новую мелодию. Женщина запела. У неё был нежный голос. Сначала она пела тихо, но потом её голос становился всё сильнее. Гаяш не понимал ни слова из того, что она пела, но ему казалось, что песня была очень грустной, даже трагичной.
– О чём песня? – тихо спросил он Юджина.
– О женщине, которая села в лодку и отправилась в бушующее море. Море хотело украсть у неё любимого. Кажется, это любимая песня Мохана.
Ясмин закончила петь. Воцарилась тишина. Гаяш хотел захлопать, но Юджин остановил его, схватив за руку.
– Никто не хлопает, если амир не хлопает, – прошептал он.
– Красивая песня, – проговорил Мохан. – Да, Феникс?
– Да, очень, – ответил тот.
– Пойдём, переговорим.
Юджин кивнул. Мохан поднялся, и Юджин последовал вслед за ним. Они прошли через двор и остановились у небольшого балкона, с которого была видна лестница, ведущая в город.
– Если я узнаю, дорогой мой, что это правда, то… – Мохан замолчал.
– Это неправда, и ты это знаешь, – ответил Юджин. – Ясмин любит тебя больше жизни. Она боготворит тебя. Ты для неё всё. Ты и ваш сын. Мне и в голову не пришло бы посмотреть на неё как-то иначе.
– Надо тебя женить.
– Что? Зачем?
– Чтобы в голову никому ничего больше не приходило.
– Я не хочу жениться.
– Тогда про тебя будут другие слухи.
– Мне всё равно. Мне плевать на слухи. Пусть думают, что хотят.