Ангел из Монтевидео
Шрифт:
– Жаль твою жену, – заметила девушка. – Ей придется подыскать себе любовника.
Рон надеялся, что передышка продлится чуть дольше. Однако электрод тут же очутился на его груди, там, где сердце. Барбер открыл рот, но ни единого звука не сорвалось с его губ. Сердце словно росло, заполняя всю грудь, кровь душила Барбера, он умирал.
Пытка вновь прекратилась. Прошло несколько минут, прежде чем он сумел перевести дух.
Вскоре ему в уши ударили неожиданные звуки: звуки поп-музыки, включенной на полную мощность недалеко от него. Мелодия знакомая, но он никак не мог вспомнить название. Нежный голос девушки произнес:
– Ты слишком громко орешь,
Рон Барбер сжал зубами капюшон. Все же он дико, завопил, когда страшный шарик снова коснулся его члена. Вновь забурлил низ живота. Барбер знал, что в этот раз передышки после десяти минут пытки не будет...
Лаура Иглезиа единым махом проглотила три розовых пилюли.
– Мой обед, – нервно хихикнув, пояснила она. – Я слишком толстая, но скоро похудею. Два года назад я была тонкая, как тростинка.
Она с вызовом положила ногу на йогу, обнажая полные ляжки. Лаура была одета в блузку из узорчатой ткани, под которой ничего не было.
Малко в первый раз в жизни видел ночное кафе на сваях. «Зум-Зум» располагался у подножия огромного здания «Триамериканы» – около набережной – и представлял собой взгромоздившийся на цементные столбы бетонный куб с широкими застекленными проемами, занавешенными темными гардинами. Церберу в смокинге помогал при дверях полицейский в форме. Лаура Иглезиа, судя по всему, пользовалась здесь большой популярностью. С тех пор, как она появилась в зале, с полдюжины парней подошли ее поцеловать. Дискотека была небольшой с совсем уж крошечной танцевальной площадкой, у входа виднелся бар, уютные закутки обложены подушками. Лаура повлекла Малко в самый дальний. Хилая свечка на низком столе распространяла скудный свет, достаточный разве для того, чтобы различить соседа по столу. Мелодии диско следовали одна за другой без перерыва, и площадку заполнили пары, которые уже не двигались, словно приваренные к полу.
– Тут полно тупамарос, – весело заметила Лаура.
Малко все же удивился:
– Где же они?
Она пожала плечами.
– Да тут половина молодых людей входят в эту организацию. Они прячут тех, кого ищет полиция, передают поручения, одалживают машины. Монтевидео – город маленький. Молодежь школ не меняет, переходит себе из класса в класс, все знают друг друга с детского сада. Поэтому полиции так трудно внедриться к боевикам.
Людей на танцплощадке все прибывало. Все хотели послушать «Мистера и миссис Джонс».
– Вот бы потанцевать, – сказала Лаура.
Они стояли неподвижно, прижавшись друг к другу. Лаура обняла Малко и уткнулась лицом ему в шею.
На смену диско пришел джерк. Лаура отстранилась от Малко и заскакала, как одержимая, в трех метрах от него.
Чем больше она пила, тем больше размякала. Вдруг, приблизившись к Малко, она тихо сказала:
– Вон парень, которого вы ищете.
Повернувшись, Малко увидел молодого бородатого, хорошо сложенного мужчину с тростью, выражение лица за очками было мягким и робким, как у хорошего ученика в школе.
Не подумаешь, что предатель.
Парень расположился в баре, наблюдая за танцплощадкой. Несколько девиц, проходя мимо, улыбнулись ему. У одной из них он в шутку слегка приподнял юбку, и девица смеясь ускользнула прочь.
Малко проводил Лауру в их угол. Та, залпом проглотив рюмку виски, рухнула на подушки, практически
в его объятия. Смотрела она блуждающим, потерянным, затуманенным взглядом.– Что-то я себя странно чувствую, – прошептала она. – Так бывает всегда, когда я после своих пилюль пью спиртное.
Ее соски под легкой тканью блузки начинали подавать признаки жизни. Словно забавляясь, она расстегнула Малко рубашку, обнажая ему грудь.
– У вас нет медальона, – заметила она. – Здесь все парни носят медальоны. Как только переспят с девушкой, сразу нацепляют медальон. – Она засмеялась. – Вам, наверно, не часто приходилось спать с девушкой.
Она неожиданно навалилась на него, и ее губы коснулись груди Малко. Не поцеловала, но движение было очень чувственным. Потом ее голова стала опускаться все ниже и ниже, словно они были одни. На несколько секунд она выпрямилась, обложила себя подушками и снова ринулась к Малко. В смущении он попытался высвободиться. Лаура подняла голову.
– Я вам не нравлюсь? – с горечью сказала она. – Вы такой красивый. Вы могли бы заполучить себе любую девицу, а я слишком толстая.
– Вы очаровательная женщина, – заверил ее Малко, продолжая следить за молодым бородачом.
Лаура Иглезиа не ответила. Ее голова упала на него. Малко вздрогнул от прикосновения горячих губ, потрясенный тем, что можно предаваться подобным занятиям в модной дискотеке Монтевидео. Скрытая за подушками, она обрабатывала его так, что дала бы фору профессионалке. С безжалостным автоматизмом сомнамбулы. Официант принес русской водки, которую заказал Малко. Лаура его словно и не заметила. Свернувшись среди подушек, Лаура напоминала удава, заглатывающего кролика: такими рассчитанными и мягкими были ее движения.
Малко в изнеможении закрыл глаза. К черту условности: это одна из лучших его минут в Монтевидео.
Он снова открыл глаза. Бородач, опираясь на трость, отходил от бара... Малко на мгновение заколебался, разрываясь между чувством долга и минутным наслаждением. Затем он осторожно отвел в сторону голову ошеломленной Лауры, поспешно привел себя в порядок и встал. – Я сейчас, – сказал он с вымученной улыбкой. Лаура уставилась на него безумными глазами, и, разрыдавшись, ткнулась лицом в подушки.
Никогда в жизни она не испытывала такого унижения.
Нашатырь вывел Рона Барбера из оцепенения. Он уже несколько раз терял сознание. Капюшон с него не сняли, и ему казалось, что мучителей несколько, и они сменяют друг друга. Тело его превратилось в одну сплошную рану.
Барбер услышал, как кто-то шепотом переговаривается, потом голос спросил:
– Ему явно мало...
– Хочешь еще подбавить?
– Конечно!
Весь превратившись в комок нервов, Рон ждал, когда электрод снова прикоснется к его телу. Его опять пронзила нестерпимая боль, которая не убивает. Вдруг у него словно треснула голова. Они засунули ужасный шарик ему в ухо. Мозг закипел, глаза вылезли из орбит. Длилось это всего несколько секунд. Кто-то в тревоге вымолвил:
– Ты его так чего доброго порешишь, или он свихнется. Обрабатывай ему лучше яички. Так безопасней. Все равно любовью ему уже не заниматься.
– Он у меня заговорит, сволочь, гринго, – отозвался другой голос.
Электрод коснулся его живота, и Рон скрючился. Он открыл рот, хотел сказать, что выдаст им предателя, что все это больше не имеет значения, но ничего сказать не мог. Он словно онемел на время.
В мыслях у него было только одно – заснуть. Хотя бы на час. Все остальное представлялось таким ненужным, неважным.