Ангел на метле

– Че, ты баптист? – растерянно заморгал Илья.

Я удивился:

– Нет, конечно. Я православный, но в церковь практически не хожу. А почему ты интересуешься моим вероисповеданием?

– Да потому что обычный пацан схватит бабенку за лохмы, опустит пару раз хлебалом в салат, наподдает по морде тому, кто на чужую герлу губы раскатал, и полресторана расхреначит! – взвизгнул Илья.

– Ты полагаешь? – склонил я голову набок.

– С ним невозможно разговаривать, – взвыл Илья, – он надо мной издевается!

– Ваня, – окликнул меня Сергей, – это наш план поимки крысы! Эксклюзивный материал! Ты же согласился на участие в съемке, а дал ходу назад.

– Вовсе нет, – возразил я, – просто я не понимаю сути своей роли!

– Вау! – взвизгнула Мамзель. – Ща объясню! Впираешься в зал, хапаешь меня за волосы, туда-сюда мотаешь в разные стороны, затем моему любовнику: бац-бац-бац по роже, хрясь по затылку, бумс по маковке. Мужик в ауте, я рыдаю, ну типа, милый, прости, больше никогда, а ты орешь: «Все! Прошла любовь, завяли помидоры! Сука! Дрянь!» – и отваливаешь! Делов на пять минут, а славы на целый год. Нас зафоткают, в «Часе пик» напечатают, мне пиар, цена за концерт вырастет, а ты на тусовках желанный гость, бабье клочьями на тебе повиснет! Усек? Доступно растолковала?

– Неужели женщины придут в восторг от грубияна и хама? – поразился я. – Наоборот, они увидят репортаж о потасовке и постараются избежать общения с грубым мужланом.

– Три ха-ха! – взвизгнула Мамзель. – Давай, переодевайся.

– Мой костюм вполне хорош, – уперся я, не желая менять одежду, и вообще придуманная история с каждой секундой нравилась мне все меньше и меньше.

– Суперприкид, – одобрила Мамзель. – Хочешь его испачкать? В драке всякое случиться может, а пятна от майонеза не отхимчистят!

– Я не умею орудовать кулаками, – выдвинул я последний аргумент.

– А тебе и не надо, – живо подхватил Илья.

– Только что вы говорили о драке, – напомнил я. – А вдруг третий участник окажется сильнее меня?

Сунс щелкнул пальцами, из глубины комнаты показался мужчина чуть старше меня по виду, на незнакомце были безукоризненно белая рубашка и темные брюки.

– Это Жорж, – пояснил Илья, – замечательный, но пока малоизвестный актер!

– Я буду орать, просить пощады, но ты не обращай внимания, – без улыбки вступил в беседу «любовник», – бей изо всех сил, я увернусь, кидай меня в салат, вываливай на голову рыбу, чем отвязнее будешь себя вести, тем лучше. Ничего не бойся, отрывайся по полной программе.

– Супер, – хлопнул в ладоши Илья, – начинаем! Мамзель с Жоржем идут занимать места в зале. Ваня, живо переодевайся.

Певичка подхватила актера и, прилипнув к нему, промурлыкала:

– Котеночек, наш выход!

– Вперед, пупсенька, – не остался в долгу Жорж, – нас ждут великие дела.

– Ваня, не спи, – одернул меня Илья, – натягивай штаны, ну, шевелись! Вот еще часы, фальшивые, но смотрятся круче настоящих. Так, шикарно! И ухо еще!

– Что? – не понял я.

– Ухо, – повторил Илья, – сунь наушник в ухо. Ха-ха! Буду тебя направлять, подсказывать. Че, никогда не видел? С такими на телике ведущие работают. Ну, давай, там, кстати, полно народа. Самое подходящее время выбрали!

Я вздрогнул:.

– Что значит «много народа»?

– Ресторан забит публикой, – потер потные ладони Илья, – слух по Москве на крыльях полетит.

Я похолодел, вот только благодарных зрителей мне не хватало!

– Я думал, в зале никого не будет, кроме нас, – признался я.

– Управляющий, сволочь, неимоверную цену за аренду выставил, – вздохнул Сергей, – и пиар бесплатный у меня получит, и денег нарубить хочет. Не волнуйся, Ваня, никто вмешиваться не станет, да и мы неподалеку будем. В зал, конечно, не пойдем, но в случае чего подсобим.

– Хватит выпендриваться, – разозлился Илья, – если растеряешься, я через «ухо» подскажу, а сейчас… – Не договорив, Сунс вытолкнул меня за дверь.

«Зачем ты, Иван Павлович, согласился стать основным участником шоу?» – молнией пронеслась в мозгу мысль, но было поздно, я очутился в омерзительно пахнущем отбросами помещении. Я стал вглядываться в присутствующих. О чем меня не предупредили, так это о том, что в «Каторге» нет электричества. На столиках мерцали тусклые керосиновые лампы, лица присутствующих тонули в клубах сизого дыма. Похоже, в шалмане отсутствует и вентиляция, смог стоит стеной. Впрочем, вполне вероятно, что для пущей «красоты» администрация специально пускает в зал дым, в подсобном-то помещении есть кондиционер.

Я опустил глаза и обрадовался: вот и Мамзель. Прямо по курсу виднелись женские ноги, обутые в белые сапоги-ботфорты на золотых каблуках.

Внезапно меня охватил азарт. За всю свою жизнь я ни разу не дрался в трактире, с детства предпочитал решать конфликты вербально. Вам это может показаться странным, но среди моих друзей нет хулиганов, мне никогда не приходилось доказывать свою правоту при помощи «кулачных» аргументов, разве что в очень юном возрасте. Я не сохранил никаких воспоминаний о драках, а вот слова отца: «Ваня, воспитанный человек всегда сумеет найти общий язык даже с каннибалом» я никогда не забываю и старательно следую им. Но сейчас мне почему-то показалось, что это забавно – поучаствовать в розыгрыше! В школьные годы я играл в спектаклях, получал главные роли и снискал успех у местной публики. Одно время я даже грезил о профессиональной сцене, хотел пойти учиться во ВГИК или в ГИТИС. Все-таки во мне течет кровь Николетты, гены маменьки усиленно толкали меня на подмостки сцены. Но отец объяснил мне мое заблуждение.

– Актер – зависимая профессия, – сказал он. – Тебе может повезти, ты станешь популярным, а ну как не придет удача? Не найдешь своего режиссера? Имей в виду, Ваняша, творческие профессии делятся на первичные и вторичные.

– Это как? – не понял я.

Отец улыбнулся:

– Певец исполняет песню, но кто-то должен придумать слова и музыку! Следовательно: поэт и композитор первичны, а исполнитель вторичен, он всего лишь старательно озвучивает созданное другими. Писатель, драматург первичны, режиссер, актер вторичны. Понимаешь, дружочек? Лучше оказаться в стане первичных, они менее зависимы. В конце концов, всегда можно писать, складывать рукописи в ящик и чувствовать себя не понятым современниками, а вот танцевать, петь или актерствовать в стол не получится. На мой взгляд, нет ничего печальнее нереализованного лицедея. Лишенный сцены, он начнет играть в жизни.

И я, поверив отцу, отправился учиться на писателя, но я определенно обладаю талантом артиста и сейчас легко докажу это.

Глубоко вздохнув, я решительно шагнул к обладательнице белых ботфортов с золотыми каблуками.

Глава 22

Перед тем как начать импровизацию, я машинально окинул глазами стол. В двух помятых алюминиевых мисках лежал салат «Оливье» самого жуткого вида, на газетке распотрошенная вобла, полупустая бутылка из-под пива российского производства. Кружки, в которые, похоже, налита самогонка, куски черного хлеба, головка чеснока…

– Тебе чего? – спросил Жорж.

Лица актера не было видно, сизый дым закрывал физиономии и плечи присутствующих, а вот столики и ноги были хорошо различимы.

– Заткнись, – рявкнул я, – молчи, пока жив, морковка!

Не успев упомянуть корнеплод, я сообразил, что перепутал овощи, и живо поправился:

– То есть редиска!

Жорж вполне натурально ойкнул, а Мамзель визгливо заверещала:

– Вау, обожаю «Каторгу», каждый раз новый прикол!

– Сегодня это не прикол, – рявкнул я. – А ну, отвечай, с кем время проводишь?