Ангел с мечом

— У вас оружие, — сказал Мондрагон и поднял пустую руку.

— Говорят, — продолжал мужчина, — что ты, возможно, попытаешься бежать, в надежде, что мы тебя застрелим. Поэтому мы решили, что в таком случае просто отстрелим ноги ей. В тот самый миг, как только ты соберешься дать деру. Ты ценен для нас. А она нет. Подойди к стене и раздвинь ноги и руки.

— Понятно. — Мондрагон легко коснулся руки Альтаир, подошел к стене и принял позу, которую от него потребовали. Мужчина подошел к Альтаир и прицелился из револьвера в ее живот.

Сделать что-нибудь, чтобы дать ему шанс? О, проклятье!

Она оценила положение оружия и бросилась на него.

Череп взорвался от удара. Ее швырнуло спиной на пол, а мужчина оттащил совершенно не сопротивляющегося Мондрагона назад к стене. Мондрагон прислонился головой к дереву переборки и терпел, пока они связывали ему руки за спиной.

Проклятье!

Она уставилась на оружие и мужчину над ним.

Они все равно меня убьют. Я для них ничего не значу, не стою ни пенни. О, Мондрагон, они схватили тебя, а теперь сделают дырку там, где моя голова.

— Вставай, — сказал мужчина с револьвером. Ее ноги и руки механически задвигались; она поднялась только наполовину, когда мужчина схватил ее за пуловер и потащил к двери.

Другой схватил ее за руку и протащил через дверь.

Потом по коридору с электрическими лампами. Лестница вверх и наружу в серый утренний рассвет, в ветер и моросящий дождь.

Она оглянулась, прищурилась, так как плохо видела, и вздрогнула, так как в глаза ей бросились светлые волосы. Мондрагона держали между собой двое мужчин. Бледное лицо и светлые волосы выделялись неестественно белым в свете шторма, и лицо это было лицом чужака; она уже видела однажды такое в нижнем зале Галландри — беспросветно мрачное в свете ламп.

Лик Ангела с моста, лик разверзающегося Судного Дня — бледный и ужасный.

Нет. Нет. Он не Ангел. Меч Бога. У него нет специальной кармы, как и у меня. Он думает о возмездии, о том, чтобы остаться в живых; он еще не готов расправиться с ними, и они знают об этом и даже боятся его.

Мужчина потянул ее за локоть. Она прищурилась в тумане и медленно пошла туда, куда ее тащили, к борту корабля, к трапу и площадке, которая выводила на причал.

Альтаир шла, и рука ее постепенно немела, крепко сжимаемая мужчиной. Она посмотрела вверх, когда стали отчетливее видны здания и окрестности; перед ними был Таказава, преимущественно из дерева, с безумно высокими башнями. Но потом мужчина повернул ее к зданию на юге: злобно-мрачный коричневый камень, забаррикадированные окна, широко раскинутые крылья, террасы и опоры, все время добавляемые там, где землетрясения вырывали стены.

Николаев! Богатейший дом на Риммоне. Вот откуда этот белолицый! Один из них. Со связями как в Академии, так и в Синьори.

Альтаир бросила взгляд назад, на Мондрагона, но тут же снова потеряла его из виду, когда мужчина потянул ее вперед.

Вниз по пирсу, в сопровождении Мондрагона и его стражников. Через множество слоев растрескавшихся каменных ступеней, вбитых в основную породу Меровингена. Наконец, вверх, к какой-то двери, которую могло вырвать из петель только землетрясение — массивное дерево, окованное железом и латунью.

Ее открыли для них — кто-то следил за их приближением. Дверь стояла широко открытой и проглотила их, вырвала из моросящего дождя, ветра и холода. Альтаир снова оказалась в доме, таком же просторном и ухоженном, как Бореги. Повсюду стояла охрана, показывала, куда дальше идти. Вы, говорили эти приказы, идете в восточную комнату.

— Не хочу! — крикнула она, и «не» вернулось безумным повторением, как эхо с потолка. Альтаир дико посмотрела назад, на Мондрагона, и он подал ей глазами знак идти дальше. По залу с треском перекатывался гром. Снаружи шумел дождь, его захлестывало ветром на чистый пол, и мужчины снова закрыли дверь. Тот, что держал Альтаир за руку, снова потащил ее за собой.

— Иди ты к черту! — крикнула она.

— …к черту, — ответил зал. Гром загремел, как на Страшном Суде. Мужчина потащил Альтаир в какой-то боковой коридор.

Хочет привязаться ко мне? Я убью его! Успею убить его до того, как они сделают это со мной.

По лестнице вверх, а потом еще через один коридор в комнату, где к ним с обеих сторон бросились новые охранники. Открылась дверь, и мужчина, который держал Альтаир за руку, грубо втолкнул ее. Она остановилась на великолепном ковре, увидела полированную мебель и единственное окно, за ромбовидными стеклами которого как из ведра лил дождь.

И железные прутья на окне.

Дверь сзади захлопнулась. Щелкнул замок.

* * *

Альтаир ходила по комнате взад и вперед, взад и вперед, потому что слишком устала. Все тело так болело, что она не могла лежать.

Я убью их, думала она. Если когда-нибудь снова отсюда выберусь, я однажды ночью вернусь сюда и расправлюсь с ними. Спалю весь этот сумасшедший дом и остров Риммон вдобавок.

Конечно, они сами знают это. А это значит, что я никогда больше отсюда не выйду, не правда ли?

Ох, мама, твоя дочь выбрала путь, с которого больше не может сойти. Мне очень жаль.

Но уже что-то, не правда ли? Как мы задали этому проклятому работорговому кораблю и всему Мечу Бога!

Ретрибуция Джонс возникла, сидя со скрещенными ногами на кровати. Сдвинула фуражку на темных волосах назад и посмотрела налево и направо.

Ну, Альтаир, вот это дом, да?

Проклятье, мама, что мне делать?

Она перестала бегать взад и вперед. Дух перед ее внутренним взором исчез и не оставил на кровати ни следа.

Альтаир вытерла пыльную ладонь об ногу. Ногу закололо, и она заметила на штанине дырку.

Значит, это был гвоздь!

Потом стало больно. Заболело так же, как все остальное, тупо и как бы издалека. Она опять заходила взад и вперед, к окну и назад. Снаружи ничего не было видно, кроме серых стен, туч и брызг дождя на стекле. Потом она зашла в ванную. Мраморная ванна и латунный шкаф. Еще роскошнее, чем ванна у Галландри. На мраморном краю стояли бутылки. Парфюмерия. Шкаф с ящиками навел Альтаир на мысль, что кто-нибудь, возможно, мог забыть в этой начищенной до блеска тюрьме что-нибудь полезное. Она проверила все полки и осмотрела бельевой шкаф.

Ничего, кроме полотенец, простынь и стопки мужской одежды. Шелковые вещи. Шерстяные. Несколько пуловеров.

Она опять подошла к кровати, крепко ухватилась за стойку кровати и уставилась на вышитое покрывало и чудесные мягкие подушки. Потом обняла стойку рукой и стояла, покачиваясь.

Проклятье, нет. Я же грязная.

И при этой мысли вытерла рукавом мокрый нос. Рукав пропах солью и водой порта.

Он не сделал бы этого… и будь я проклята, если сделаю я!

Глупый снобизм Верхнего города!