Ангел шторма
Шрифт:
Последнее, что слышала, это жалобный плач темной твари. Признала хозяйку, что ли? Это уже даже не смешно.
Я проснулась с мыслью, что что-то не так. И несколько минут лежала, соображая, что именно. Потом поняла: выспалась. Без кошмаров, без путешествий в чужие замки, без выматывающих сцен прошлого и смутной тревоги, из-за которой не удавалось погрузиться как следует в сон.
Правда, при попытке сесть в постели накатила такая слабость, что я тут же поспешила опуститься обратно. Больше всего на свете хотелось снова закрыть глаза и поспать еще немного.
Вокруг
– Проснулась? – спрoсил Кейман, заглядывaя в закуток.
Я слабо кивнула и облизала пересохшие губы.
– Можешь сесть?
Покачала головой. Говорить почему-то стало трудно.
– Тогда попей.
Он вложил мне в руку запотевший стакан с водой, и я с наслаждением выпила весь. Голова при этом кружилась нещадно, а когда я вернула пустой стакан и опустилась на подушку,то почувствовала, словно пробежала марафон.
– Что у тебя болит?
Почти до крови закусила губу: так часто спрашивала мама, когда я болела. т подступивших слез заболело горло,и я отвернулась.
– Деллин-Деллин. Что бы с тобой такое сделать, - вздохнул Кейман.
– Дай зеркало.
– Что, боишься, красота пропала?
– Просто хочу посмотреть, как выглядит человек, который не спал почти неделю.
Кейман куда-то ушел, а вернувшись, протянул небольшое зеркальце. Из отражения смотрела Деллин, при виде которой мне захотелось спрятаться в пододеяльник и никогда больше не показываться людям! Спутанные волосы, синяки под глазами, пересохшие и потрескавшиеся губы.
– Ну что это за слезы? Как будто в первый раз в обморок падаешь.
– Я устала.
– Я знаю. Надо было сказать.
– И что бы ты сделал? Зелье не помогает.
Вместо ответа Крост потянулся к прикроватной тумбочке, где стояла какая-то белая коробка. Внутри оказался жутковатого вида бронзовый шприц и флакон с переливающейся всеми цветами радуги жидкостью.
– Можно не только пить легкие успокоительные. Есть лекарства серьезнее.
– Я не знала.
– В следующий раз спроси.
– Хорошо.
– Тебе лучше? Хочешь, сделаю еще укол, поспишь вторые сутки?
– Хочу, - тихо сказала я.
Отвернулась, чтобы не видеть жуткую иглу, и буквально все силы (не сказать чтобы слишком большие) бросила на то, чтобы лежать смирно. Поморщилась от укола и закусила губу, когда зелье потекло по вене. Да антибиотики на Земле ставить было е так больно! Руку адски заломило,и продолжало выкручивать даже когда Кейман убрал шприц обратно в коробку.
– н хоть стерильный?
– жалобно спросила я.
– Обижаешь. Старинный артефакт! Им еще твои предки кололись.
– Мамонты, что ли?
Тут я вспомнила про мышку и в голoве тут же возник жалобный писк, которым темная тварюшка провоала меня в обморок.
– А что с мышью?
– Да сдохла, - отмахнулся Кейман.
Потом заметил мое лицо и добавил:
– Но передавала тебе большо-о-ой привет.
Пока я раздумывала, то ли пореветь, потому что мышку было жалко,то ли похихикать, потому что передающую привет рогатую кровожадную
тварь представить было сложно, Кейман снова ввел меня в крайнее состояние растерянности, начав осторожно поглаживать место укола и мягко разминать руку, которую все еще ломило. Проявление совсем не своейственной нежности и заботы отозвалось мокрыми глазами и новой волной боли в горле.– Рыдать совершенно незачем. сли бы ты знала, сколько здесь адептов побывало с переутомлением, то возгордилась бы собственной стойкостью.
– Можно меня вернуть на Землю?
Вопрос повис в абсолютной тишине. Кейман долгую минуту всматривалcя в мое лицо, пытаясь понять, серьезно я это или просто придуриваюсь, но отмахиваться на этот раз не стал.
– Зачем? – cпросил он.
– Может,так будет проще? Я спрячусь где-нибудь, Акорион не найдет, я смогу стать незаметной.
– И думаешь, он резко превратится в милейшего человека с мечтой о старости у моря?
– Не знаю. Но, может, опасности для остальных будет меньше.
Картинка, мгновенно пoявившаяся в голове,испугала реальностью и яркостью. Вот я возвращаюсь на Землю, восстанавливаю документы, неловко вру о причине отсутствия, неделями мотаюсь по полицейским участкам и социальным службам. Возвращаюсь в свою квартирку, нахожу очередной отель с постоянной нехваткой горничных. Втягиваюсь в привычные будни, каждый день вспоминая о мире, который пришлось оставить.
Это какой-то вид ада.
– Ты хочешь вот так отказаться от этого мира? От магии, друзей, от всего, что увидела. Вернуться на Землю, работать горничной и дальше, прячась от одержимого тобой бога?
– Не хочу, - всхлипнула я.
– Но тогда я перестану все портить.
– Что ты портишь?
– Библиотеку.
– Да ладно, – махнул рукой Крост, - библиотеку. Знала бы ты, сколько у меня тут ди Файр сжег по первости. Так что библиотека – не самая большая потеря. Гораздо дороже вышло бы, если б вы сожгли библиотекаря.
– Я Аннабет обидела.
– Можно подумать, она у нас безгрешная добродетель. С ней вся школа носилась, когда она изволила подворовывать. От тюрьмы ее не без твоей помощи отмазали. Чем ты ее обидела? Сырником за завтраком не поделилась?
– И Баcтиан чуть не погиб. И Эйген…
– Деллин, чего ты добиваешься? Хочешь убедить меня в том, что если сбежишь, все резко станет хорошо? Вернется Эйген, Бастиан превратится в ботаника с рубашечкой под горло и дурацкими очками на носу? Акорион организует благотворительный фонд, Яспера получит премию «преподаватель года»? Какую из проблем ты надеешься решить, спрятавшись в соседнем мире?
– Не знаю…
Глаза слипались, а вместо желания поплакать пришло безумно приятное умиротворение. Такое сладкое предвкушение здорового уютного сна. Почти перестала болеть рука. Я свернулась клубочком, отчаянно балансируя на границе меж сном и явью, вслушиваясь в мягкий голос Кеймана. Удивительно, он cнова меня отчитывал, а я радовалась и готова была слушать бесконечно.
– Не майся ерундой. Спи, поправляйся и возвращайся на учебу. У тебя ещё шоу впереди. И захват флага, кстати.