Ангел тьмы

– Она была трудным подростком. Грубой. Отчужденной. Даже наглой по отношению ко мне и моим коллегам.

– Как всякий типичный подросток.

– Нет, – покачала головой Хупер, – не всякий. Она холодно и цинично использовала свою внешность. Когда она достигла зрелости, мальчики бегали за ней как привязанные, можете себе вообразить. И она их поощряла. Просто наслаждалась знаками внимания.

– Хотите сказать, она была неразборчива в связях? – нахмурилась Эллен Уоттс.

– Крайне.

Алвин Дюбре поморгал красными глазками, глядя в сторону Эллен и словно желая сказать: «Что же вы творите?» Вызывать свидетелей, изображающих подзащитную расчетливой шлюхой, – вряд ли лучший способ завоевать расположение присяжных. В конце концов чернить Софию – его работа.

Но Уотт, невзирая ни на что, продолжала:

– Понятно. И долго продолжалось такое поведение?

– Почти до шестнадцати лет. Пока она не сблизилась с Фрэнки. – Дженет повернулась к Манчини, ответившему ей уничтожающе-презрительным взглядом.

– Фрэнки Манчини изменил Софи Смит к лучшему?

Алвин ушам своим не верил. Эллен Уоттс выступает в его роли?

– Фрэнки Манчини полностью изменил Софи Смит. После встречи с ним она стала другим человеком. Полностью подпала под его власть.

В мозгу Дюбре зазвучали первые сигналы тревоги.

– Под его власть?

Хупер кивнула.

О Боже…

– Она была готова целовать землю, по которой ступал Фрэнки. Делала все, что он только не просил.

Эллен самодовольно улыбнулась Алвину.

– Можете привести примеры, миссис Хупер?

– Ну, для начала сменила имя. Именно Фрэнки затеял всю историю с Софией Баста. Убедил ее, что она марокканская принцесса или что-то в этом роде. Наплел всякого вздора. Убедил, что у нее есть сестра-близнец, но их разлучили при рождении. Создал для нее другое прошлое, абсолютно другую личность. Думаю, он прочитал эту историю в романе. Но Софи вела себя так, словно все это было на самом деле. Она попросту была не в своем уме.

– Протестую, ваша честь! – пробубнил Уильям Бойс. – Свидетель не эксперт и не имеет права комментировать умственную полноценность обвиняемой.

– Протест принят.

Судья Муньес пыжился, позируя перед камерами, откидывая назад крашеные черные волосы.

– К чему вы клоните, мисс Уоттс?

– Ваша честь, отношения между мистером Манчини и моей клиенткой – ключ ко всему делу. Я намереваюсь показать, что обращение мистера Манчини с моей клиенткой было циничным, расчетливым, и все началось еще в молодости. Что она такая же жертва мистера Манчини, как и люди, которых он убил. Давайте не забывать, что во время каждого преступления моя клиентка была изнасилована мистером Манчини.

– Протестую! – буквально взвыл Алвин Дюбре. – Ее заводили убийства! Секс был по взаимному согласию!

– С такими увечьями? – отпарировала Эллен. – Во всех полицейских отчетах сказано: «изнасилование».

– Полиция не знала, что она была соучастницей!

Наконец-то телевизионщики набрели на настоящий клад: защитники вцепились друг другу в глотки! После двух недель монотонных выступлений Бойса судья наконец-то получил впечатляющий процесс, которого, по его мнению, заслуживал, и целый балкон истекающих слюной папарацци в качестве зрителей! Завтра его имя будет на устах у всех и каждого!

– Продолжайте, мисс Уоттс, – великодушно разрешил он, – но надеюсь, среди свидетелей у вас найдутся психиатры. Присяжных не интересует мнение дилетантов.

Эллен Уоттс торжественно кивнула и, отпустив Дженет Хупер, вызвала следующего свидетеля.

– Защита вызывает доктора Джорджа Петридиса.

Доктор Петридис, красивый мужчина лет пятидесяти в костюме-тройке, с винтажными серебряными карманными часами, был заведующим психиатрическим отделением в бостонской больнице «Масс Дженерал». Он излучал властную силу, и Дюбре с Бойсом с тревогой заметили, с каким вниманием слушали его присяжные. Даже Фрэнки Манчини, казалось, заинтересовался словами известного врача. Во время его показаний, наверное, можно было бы услышать, как упадет булавка.

– Доктор Петридис, каковы ваши отношения с ответчиками на этом процессе? – спросила Уоттс.

– Я лечил обоих в конце восьмидесятых, когда они были подростками. Тогда я работал психологом Детской социальной службы штата Нью-Йорк, и моими пациентами почти исключительно были несовершеннолетние.

– Скажите, вы помнили этих пациентов до того, как на свет вышла правда об этих убийствах? Двадцать лет – долгий срок. Должно быть, с тех пор вы лечили сотни детей.

– Тысячи, – улыбнулся доктор. – Но я помню этих двоих. Я также веду подробные записи, так что смог оживить в памяти все, что записывал тогда.

– И что вы помните об ответчиках?

– Я помню симбиотические отношения полной зависимости друг от друга. Она была чудесным ребенком с кучей проблем и явным психотиком. После первой встречи я прописал риспердал, сильный антидепрессант, но она отказывалась принимать подобные лекарства, потому что мальчик этого не одобрял.

– Какую форму принял ее психоз?

– Она была фантазеркой. В лучшем случае обладала весьма зыбким мнением о себе, в худшем – вообще не сознавала себя как личность, то есть ее представления не имели никакого отношения к реальности. Я подозреваю, что все дело в матери-наркоманке. Вероятно, получаемый в утробе матери наркотик подействовал на нее таким образом. Во всяком случае, девочка походила на пустую скорлупу, форму, которую может наполнить чье-то чужое сознание. Думаю, мальчик создал ее в полном смысле этого слова.

Дэнни Магуайр вздрогнул.

У меня нет жизни…

– Изменение имени было, возможно, самым явным внешним показателем ее состояния. София – имя ее экзотического марокканского альтер эго, та же психотическая фантазия, почерпнутая из любовного романа, который дала ей в детстве одна из медсестер. Фрэнки заметил ее увлечение этой историей и потребность иметь прошлое, самоидентифицироваться. Он просто взял и смешал одно с другим.

Эллен, разыгрывая из себя адвоката дьявола, задала провокационный вопрос:

– Но способен ли семнадцатилетний мальчик на столь утонченное манипулирование?

– Как правило, нет. Но этот мальчик был, безусловно, способен. Острый ум, умелый манипулятор, удивительная приспосабливаемость. Поразительный индивид! – Доктор Петридис посмотрел на Манчини с видом зоолога, увидевшего прекрасный экземпляр какого-то необычного животного.

– Как по-вашему, был ли Фрэнки Манчини психотиком?

– Ни в коем случае.

– Вы прописывали какие-то антидепрессанты или психотропные лекарства Манчини в то время, как лечили его?