Ангел
Шрифт:
А потому он встал со своего места, расправил затёкшие члены и не спеша, вразвалочку, словно прогуливаясь, подошёл почти вплотную к «решётке», доверчиво и наивно светившейся своим смертоносным светом, близким по спектру к свету далёких звёзд…
…Чёрный бархат скатерти, усыпанный раскалёнными чаинками, что настырно прожигали и прожигали дорогущую ткань, когда он, Рене Мони, курил дома с друзьями байховый чай, наслушавшись басен сверстников, в которых чаю приписывались некие дурманящие свойства…
И затем — постоянная, связанная с этим «курением», тягучая жажда…
Они скрутили тогда, помнится,
Как они тогда вскрикивали от нестерпимой боли и хохотали, как малые дети, над собственной легковерностью и глупостью…
Вспомнив это, Рене тихонько засмеялся, переходя постепенно в ту фазу, когда так трудно бывает остановиться самому, и тело твоё сотрясается от озноба, оставшегося после того, как стихнет этот внезапный припадок…
…Озноб. Почему так холодно вокруг?! Француз поёжился и неожиданно для себя обнаружил, что сидит прислоненным к колесу машины, а над его головою распростёрся бескрайний купол небесного шатра, к которому мелкими гвоздями кто-то усердный и чрезмерно исполнительный густо приколотил такие разные, но одинаково прекрасные и ослепительные звёзды…
Перед ним, в полутора метрах, на песке стояла жестяная банка, из которой торчал горящий дымным пламенем фитиль, смастерённый, скорее всего, Ковбоем, — из верёвки буксирного конца. В банке, судя по ударившему в нос парня запаху, было машинное масло, слитое из бесполезного теперь двигателя. В смеси с остатками солярки из бака. Пока она была, для освещения гоняли движок. Впрочем, фары не зажигали, словно боясь привлечь внимание чего-то страшного. Обходились светильниками кабины, вынесенными при помощи проводов на улицу. А теперь вот — «ладанка»…
Горело и чадило это подобие лампы сильно, но света, даваемого им, едва хватало на то, чтобы рассеять мглу немногим более чем на метр от самой себя.
За границей же освещаемого ею круга властвовала непроглядная ночь.
Едва обретя способность различать предметы в окружающей его почти кромешной тьме, Мони разглядел почти напротив своего лица напряжённые физиономии тех, в которых он уже угадывал знакомые черты:
— Хубер, Чик… — он слабо улыбнулся им, как заботливым родным, склонившимся над постелью больного школьника.
Каково же было его разочарование, когда вместо ответного счастливого зубоскальства на него грубо и нетерпеливо прикрикнули:
— Твою мать, Рене! Если б не Чик, я не стал бы тут тебя нянчить! Придушил бы — и дело с концом….
Ворчливый тон Ковбоя вмиг развеял грёзы тонкорунного Мони, и он обеспокоенно привстал на колени:
— Я что, был в отключке, парни? И как долго?
— Так почитай, ночь давно уже. Едва ли не сутки провалялся. — Даже вечно беспечный Чик выглядел сейчас усталым и… несколько похудевшим, что ли? — Думали, умер уже! Или в коме.
— Ты чего, как девка, в обморок-то брякнулся, а? — В отличие от более дипломатичного Нортона, Джи абсолютно не считал нужным разводить тут слюни по поводу излишней впечатлительности друга. Которого, не скрываясь, считал неженкой и слабаком.
Рене округлил глаза. Теперь он вспомнил.
— Я… я обезьяну там увидел! Огромную морду, странную такую обезьяну… И она говорила. Представляешь, Чик, — говорящая обезьяна?! — Мони потряс руками перед лицом, разводя их в стороны примерно на размер
львиной хари, словно этим жестом надеялся заменить недостаток лексикона в данный момент. — От такая, во! Странная такая тварь, как будто…, как будто не местная она, вот!Тут он вспомнил и те непонятные буквы:
— Джи, это что же, обезьяний язык был? — Казалось, ему самому не верится в то, что такое вообще возможно.
— Скорее, да, чем нет, мой друг. И если ты сейчас не подымешь с песка своей задницы, и если за нами не прилетят, как грозился некто рекомый Нортон, то ты тоже скоро заговоришь на нём. Бегло. — Даже в темноте было видно, как раздражён и озадачен Ковбой.
— Как так заговорю? — Француз непонимающе уставился на друзей. — Ради чего мне говорить с ними, да ещё на их языке?
Неожиданная мысль повергла его в глубокий шок:
— Чик, ради всего святого, скажи, что это не те события, что в этом, ну…
Нортон досадливо поморщился, но все же счёл возможным «просветить» товарища:
— Нет, Рене, это не по сюжету «Планета обезьян», если ты про ту древнюю киношную белиберду. Тут… — он примолк, словно не зная решая, переживёт ли с ужасом смотрящий на него хлюпик неприятную во всех отношениях новость. И вывалить ли её ему на голову всю сразу или давать дозировано?
Коррективы в его весьма терпеливые мыслительные процессы внёс нетерпеливый рёв того же Ковбоя, заставивший подпрыгнуть и без того нервного юношу:
— Ты совсем окосел, дебил?! Ты что, не понял? Ты видел явно неземное существо, сам же говоришь! И я, и Чик — мы оба — считаем, что эта тварь, что ты увидел первым, перед тем, как опрокинуться кверху ботами… И те сотни «муравьёв» на снегу — всё это ино-плане-тяне, понял?!
Губы Мони задрожали, словно он был готов вот-вот расплакаться, и лишь хлёсткая затрещина, выданная неожиданно не кем-нибудь, а Чиком, заставила его от неожиданности спохватиться и взять себя в руки. Уж от кого угодно можно было б этого ожидать, но чтобы от такого миролюбивого увальня, как Нортон…
Если уж и он настроен так решительно и серьёзно, пожалуй, стоит впредь стараться держать себя в узде. Дабы не нарваться на неприятности похуже.
Примерно так рассуждал сейчас Рене, в то время как его собственный язык шептал невероятные, невозможные вещи:
— Боже правый, Чик, Джи… Неужели это вторжение…
Угрюмый, как облапошенный более молодыми собратьями при охоте на рыбной реке медведь, Чик неохотно и со странной примесью раздражения в голосе бросил:
— Скорее всего, да. Вторжение. И если то, что мы видели в атмосфере, вкупе с падениями самолётов, фото из космоса и видениями на мониторе — правда, то мы в полной заднице, брат. Не в смысле мы втроём, хотя и это уж куда вероятней, а все. Понимаешь, — все! Вся планета. Потому как я даже не знаю, что смогут противопоставить этому наши бравые вояки…
Нахохлившийся рядом с ним Джи виновато хлюпнул носом, как будто это по его недосмотру на планете появились неведомые «обезьяны».
— Откуда же взялись они, Чик? — Рене еле слышал сам себя, настолько невообразимой и нереальной казалась ему вся эта ситуация. Когда угодно, в необозримом будущем, и уж наверняка без их, троих товарищей, участия должна была состояться эта встреча.
С чуждым разумом, о котором прожужжали миру все уши эти чокнутые уфологи.
Не сегодня, не таким же образом, и не так же страшно?! Накликали, паскуды!!! Контакты им подавай!