Ангелочек для циника

— Хорошо.

— Завтра в десять жду тебя в актовом зале, — бросает напоследок Леонид Петрович и отключается, а я швыряю телефон на стол, снова откидываюсь на спинку и закрываю глаза.

С эмоциями в последнее время туго, хоть ты тресни — ничто меня не радует и даже, как ни странно, не выводит из себя. Знаю, что сотрудники уже шушукаются по-за углами, обсуждая мое плачевное состояние, предполагая самые невероятные причины моей апатии.

— Говорю тебе, у него неизлечимая болезнь, — шептались девушки, моя руки в туалете, даже не догадываясь, что я заперся в одной из кабинок, прекрасно слыша их голоса.

— Что ты несешь! — вещала вторая, немного повысив тон. — Уверена, все дело в женщине. Неужели его Оксана бросила?

Я скривился, поражаясь чужой логике — для того, чтобы меня бросить, надо сначала со мной заиметь хоть какие-то отношения. Голый секс, когда нам с Оксаной удобно, никак не формулировался у меня с таким понятиями, как “свидания” или тем более “серьезные намерения”. Нас обоих это устраивало, и “бросить” в полном значении этого слова меня никто не мог, даже симпатичная адвокатесса, с которой мы познакомились еще полгода назад на одном из судебных заседаний.

Но, что касается женщины, то тут мои сотрудницы были правы, хоть и не догадывались о настоящем положении вещей — мне не хватало Дианы. Прошло больше месяца с момента моего побега (по-другому назвать не могу) из квартиры девушки, но забыть ее не получается, хоть я и пытался. Даже позвонить хотел, однако быстро пресек этот порыв — что я ей скажу? Банальные “привет” и “как дела”? А дальше? И вот тут ответа нет, хоть ты тресни.

А дальше пустота, и никаких радужных перспектив. Лишь разбережу себе и Диане душу, потому что уверен на сто процентов — я тоже ей небезразличен. Ей двадцать

— мне тридцать. Она — студентка, примерная и добрая девочка, комсомолка и просто красавица, а я… Старый заядлый циник, зануда, собственник и, как теперь оказывается, однолюб. Шикарная из нас парочка, ничего не скажешь — полные противоположности друг друга, еще и живем в разных уголках нашей необъятной родины.

Я не смогу переехать в ее город, а у нее еще два года учебы — нельзя заставить человека бросить все и предать мечту ради моей прихоти. А на половину я не согласен — вот такой парадокс.

Отгоняю ненужные мысли о Диане прочь и снова загружаю себя работой, чтобы до вечера не думать о симпатичной блондинке. Но стоит лишь выйти из офиса на холодный воздух и сесть за руль, как мысли то и дело возвращаются к образу милой и нежной девушки с королевским именем. Ее глаза излучают неподдельную искренность и доброту, тело извивается в моих руках, а губы так и манят взять их в свой плен и терзать до последних остатков сил.

Тьфу ты, черт — опять эти картины перед глазами. Так и до психушки недалеко, если постоянно зацикливаться на образе девушки, которая сейчас далеко. И никогда не станет моей, как бы я этого не хотел.

— Расслабились, успокоились и забили на все! — произношу самому себе и завожу мотор.

В пустую квартиру возвращаться не хочется, поэтому сегодня мой путь лежит в отчий дом. Младшая сестра с племянником недавно вернулись из Лондона, где провели почти пять лет, поэтому наше жилище снова наполнилось радостью, смехом и весельем.

— Ста-ас! — кричит четырехлетний Марк, летя мне навстречу на всех парах.

— Привет, мелкий! — подхватываю его на руки и целую в щеку, улыбаясь. Надо же, при одном взгляде на своего любимого племянника настроение делает резкий скачок вверх. — Как дела?

— Хорошо, — произносит мальчик, кивая головой в подтверждении своих слов, и спустя пару секунд шепчет мне на ушко: — Дед уехал по делам на пять дней, а мама собралась с друзьями потусить.

Усмехаюсь и детской проницательности, и болтливости этого малолетнего засранца. У нашего Марка ни один секрет не задерживается дольше, чем на полчаса — он обязательно кому-нибудь проболтается, сдаст тебя с потрохами, при этом делая такое печальное лицо, что и делать ему замечание не хочется.

Как любит постоянно повторять моя сестренка: болтун — находка для шпиона.

— Кто-то сейчас получит по попе, — слышу грозный голос Ники, и мы с Марком поворачиваем в ее сторону головы.

Моя любимая женщина — единственная, кто меня понимает с полуслова, всегда готова помочь и поддержать, а так же постоянно становится на мою сторону в нелегкой борьбе с отцом. Ника очень красивая — такая же темноволосая, как и я, с идеальной фигурой и… несносным характером, что у нас сестренкой, видимо, семейное.

В последнее время она повзрослела, поумнела и остепенилась, однако еще каких-то пять лет назад от нее были сплошные неприятности и головная боль для нашего папаши.

— Это ты сейчас мне? — приподнимаю одну бровь, вызывая весь огонь на себя.

— Не можешь, чтобы не поумничать, — кривится сестра, когда подходит к нам ближе и целует меня в щеку. — Слезь со Стаса, ты уже тяжелый, — тянет Марка за руку, и мне приходится его поставить на пол. — И стучать на маму и на деда нехорошо, — машет у мальчика перед носом пальцем, от чего малыш лишь тяжело вздыхает.

— Он не стучит, а делится информацией с любимым дядей, — приобнимаю Нику за плечи и веду в столовую, на ходу подмигивая мелкому. — И не кричи на ребенка, а то в следующий раз сдам тебя лично отцу и расскажу, как ты бросила сына дома одного, а сама намылилась потусить с друзьями.

— Капец, дожилась, — фыркает мне в ответ темноволосая красавица и поворачивает голову в мою сторону. — Как дела, кстати?

— Дела, кстати, неплохо, — расплываюсь в ехидной улыбке. — А у тебя?

К нашей манере общения мы уже давно привыкли, постоянно подкалывая друг друга и издеваясь, при этом прекрасно понимая, что это просто шутки.

— Та же фигня, — кивает мне в ответ сестренка, а я прыскаю со смеху.

Вроде девочка взрослая, а никак не могу ее отучить от крепких словечек. Хотя другой Нику я даже представить не могу — пусть лучше фыркает и ругается, чем ходит печальная и расстроенная.

— Ужином накормишь? — приподнимаю одну бровь, все так же продолжая стоять на пороге столовой, держа сестру за плечи.

— Легко! — она целует меня в нос и вырывается из моих объятий, отправляясь на кухню к домработнице и оставляя меня в гордом одиночестве.

Марк прибегает минут через пять, усаживается с нами за стол и весь вечер трещит без умолку, рассказывая о новых игрушках, детском садике и новенькой девочке, которой вчера подарил свою самую любимую машинку. Слушаю племянника вполуха, даже не обращая внимание на то, что тупо ковыряюсь в тарелке, проглотив только один кусочек мяса.