Ангелология

Очень осторожно Эванджелина снова перевязала письма черной атласной лентой, туго затянув узел. Пока они говорили, Селестине стало хуже — она сильно побледнела, глаза закрывались. На мгновение Эванджелина подумала, что надо позвать на помощь, но было ясно, что Селестине просто нужно отдохнуть. Эванджелина поправила вязаное одеяло, прикрыв руки и плечи Селестины, чтобы быть уверенной, что старой монахине тепло и удобно. Держа в руке пачку писем, она оставила Селестину, чтобы та могла уснуть.

Келья сестры Селестины, монастырь Сент-Роуз,

Милтон, штат Нью-Йорк

Селестина сложила под одеялом руки на груди, стараясь не обращать внимания на яркие цвета покрывала. Комнату затянула какая-то пелена. Хотя она видела свою спальню каждый день уже больше пятидесяти лет и знала, где находится любой предмет, комната казалась странно незнакомой, и это смущало монахиню. Ее чувства угасали. Тихо булькало в батареях парового отопления. Она изо всех сил пыталась, но не могла рассмотреть сундук в дальнем конце комнаты. Она знала, что он там и в нем, как в капсуле времени, законсервировано ее прошлое. Она узнала одежду, которую доставала сестра Эванджелина, — стоптанные ботинки Селестина хранила на память об экспедиции, неудобный передник мучил ее, когда она была школьницей, изумительное алое платье сделало ее в один особенный вечер красавицей. Селестина даже почувствовала аромат духов, смешанный с затхлостью, — доказательство того, что хрустальный флакон, который она привезла с собой из Парижа в числе немногих сокровищ, до сих пор там, погребенный под слоем пыли, но все еще хранящий чудесный запах. Если бы она не была так немощна, то подошла бы к сундуку и взяла в руку холодный флакон. Она вытащила бы хрустальную пробку и позволила себе вдохнуть аромат прошлого — ощущение столь восхитительное и запретное, что она не могла перестать думать об этом. Впервые за многие годы у Селестины заболело сердце.

Сестра Эванджелина была так похожа на Габриэллу, что иногда у Селестины мутился разум, ослабленный усталостью и болезнью. Годы шли, и иногда она не могла определить время, узнать место или вспомнить причину своего заключения. Когда она засыпала, воспоминания о прошлом всплывали в зыбкости сна, появляясь и исчезая, как цвета на экране, переходя одно в другое. Экспедиция, война, школа, лекции, исследования — события юности казались Селестине такими же четкими и яркими, как и то, что происходило в настоящем. Перед ней появилась Габриэлла Леви-Франш, ее подруга и конкурент, девочка, дружба с которой так изменила ее жизнь. Селестина просыпалась и снова засыпала, и барьеры времени пали, разрешая ей снова увидеть прошлое.

ВТОРАЯ СФЕРА

Хвалите Бога во святыне Его, хвалите Его на тверди силы Его. Хвалите Его по могуществу Его, хвалите Его по множеству величия Его. Хвалите Его со звуком трубным, хвалите Его на псалтыри и гуслях. Хвалите Его с тимпаном и ликами, хвалите Его на струнах и органе. Хвалите Его на звучных кимвалах, хвалите Его на кимвалах громогласных. Все дышащее да хвалит Господа! Аллилуйя. Псалом 150

Академия ангелологии в Париже, Монпарнас.

Осень, 1939 год

Это случилось меньше чем через неделю после вторжения в Польшу. Я была студенткой второго курса Академии ангелологии. Доктор Серафина Валко послала меня найти мою блудную однокурсницу Габриэллу и привести ее в атенеум. [17] Габриэлла опаздывала на консультацию — привычка, которую она приобрела летом, никуда не делась в прохладные дни сентября и очень беспокоила нашего профессора. Габриэллы не оказалось ни во внутреннем дворе, куда она часто выходила во время перерывов, ни в классах. Поэтому я подумала, что она до сих пор спит. Моя спальня располагалась рядом с ее, и я знала, что она вернулась после трех часов, а потом поставила пластинку и до рассвета слушала «Манон Леско» — свою любимую оперу.

17

В данном случае обозначение библиотеки.

По узким улочкам я прошла мимо кладбища, мимо кафе, где люди слушали по радио последние известия о войне, и свернула в переулок, ведущий на рю Гассенди, — мы вместе снимали там квартиру. Мы жили на четвертом этаже, под окнами росли каштановые деревья. Сюда не доносился уличный шум, и ничто не загораживало окна. Я поднялась по широкой лестнице, отперла дверь и вошла в тихую солнечную квартиру. У нас было много места — две большие спальни, узкая столовая, комната для прислуги, смежная с кухней, и большая ванная комната с фарфоровой ванной. Слишком роскошная квартира для студенток. Я поняла это сразу же, как только ступила на натертый паркет. Благодаря связям своей семьи Габриэлла получила самое лучшее из того, что могла предложить наша академия. Почему меня поселили с Габриэллой, было для меня загадкой.

Квартира на Монпарнасе очень сильно повышала мой статус в собственных глазах. Несколько месяцев после переезда я наслаждалась ее роскошью и все время наводила порядок. До приезда в Париж я никогда не видела подобных квартир, а Габриэлла жила в таких условиях всю жизнь. Мы были противоположностями во всем, даже внешне. Я высокая и бледная, с большими карими глазами, тонкими губами и укороченным подбородком — я считала, что это признак северного происхождения. Габриэлла же была брюнеткой и классической красавицей. Она умела заставить других относиться к ней серьезно, несмотря на слабость к моде и романам о Клодине. [18] Я приехала в Париж, получив грант, мне полностью оплатили учебу и питание. Габриэлла принадлежала к одной из старейших и наиболее знатных парижских семей ангелологов. Я была счастлива оттого, что мне повезло учиться у лучших умов нашей науки, а Габриэлла выросла среди них, поглощая их блеск, словно солнечный свет. Я корпела над текстами с дотошностью вола, вспахивающего поле, а у Габриэллы был острый, великолепный, отточенный ум. Я записывала в блокноты каждую мелочь, составляла диаграммы, чертила графики, чтобы лучше запомнить информацию, а Габриэлла никогда не делала пометок. И все же она могла ответить на любой теологический вопрос и уточнить любой мифологический или исторический пункт с непринужденностью, которой мне так недоставало. Мы были лучшими студентками группы, но я всегда чувствовала, что обманным путем проникла в круг элиты, тогда как Габриэлла входила в него по праву рождения.

18

Романы французской писательницы С. Г. Колетт.

В квартире все лежало так же, как я оставила утром. Открытый толстый том святого Августина, в кожаном переплете, на обеденном столе рядом с тарелкой с остатками моего завтрака — хлебом и земляничным джемом. Я убрала посуду, отнесла фолиант к себе в комнату и положила на стол среди разбросанных бумаг. Там были книги, которые следовало прочесть, бутылочки чернил и множество наполовину исписанных блокнотов. Я взглянула на пожелтевшие, потрепанные фотографии. На одной были изображены мои родители — крепкие, продубленные всеми ветрами фермеры на фоне холмов, где рос наш виноградник, на другой — моя бабушка, баба Славка. Волосы у нее были повязаны платком по обычаю деревни, в которой она жила. Я так углубилась в разглядывание снимков, как будто не была дома целый год.

Я была дочерью виноделов, беззаботной, застенчивой деревенской девочкой, способной к наукам. Кроме того, я сильно, непоколебимо верила в Бога. Моя мать происходила из семьи виноградарей, ее предки тихо жили, упорно трудясь, выращивали и собирали оксеруа блан и пино гри. [19] Они прятали все семейные сбережения в стены сельского дома в ожидании, когда кончится война. Мой отец был иностранцем. Он иммигрировал во Францию из Восточной Европы после Первой мировой войны, женился на моей матери и принял ее фамилию. А потом взялся за ответственное дело управления виноградником.

19

Сорта винограда, из которых делают белое и красное вино.

Хотя отец никогда не учился, он обнаружил у меня способности к учебе. Как только я начала ходить, он дал мне в руки книги, в основном богословские. Когда мне исполнилось четырнадцать, он устроил меня учиться в Париж, привез на поезде на экзамены в академию, а как только я получила стипендию, отвез меня к месту учебы. Вместе мы упаковали все мое имущество в деревянный сундук, который достался ему от матери. Позже я узнала, что моя бабушка хотела учиться в той же самой академии, и поняла — моя судьба стать ангелологом была предопределена много лет назад. И теперь, когда меня послали найти мою опоздавшую подругу, я усомнилась, что захочу вернуться к жизни своей семьи. Если бы Габриэллы в квартире не было, я бы встретилась с доктором Серафиной в атенеуме одна.

Я вышла из комнаты и заметила движение за матовым стеклом большой ванной в конце прихожей. Дверь была закрыта. Конечно же, Габриэлла там. Странно, если учитывать, что в это время ей следовало присутствовать на занятиях. Ванна, по-видимому, была доверху заполнена горячей водой. Клубы пара заволокли стекло густым молочным туманом. Я услышала голос Габриэллы, но даже не подумала, что она не одна. Я подняла руку, чтобы постучать, и тут увидела золотую вспышку. За стеклом прошла огромная фигура. Я не верила своим глазам, но мне показалось, что ванную озарил мягкий свет.