Ангелотворец

— Думаешь, пара пятен сильно изменит ситуацию? — пошутил Шель, показывая на ковер. Его подруга глянула вниз и поняла, что он прав.

— Я вчера встречалась с Йоном Хольмом, — начала она.

Корреспондент удивленно посмотрел на гостью.

— Ну и как впечатление?

— Очарователен и чертовски опасен.

— Согласен. В юности он входил в самые опасные группировки среди скинхедов. Это там он познакомился со своей будущей женой.

— Сложно представить его бритоголовым.

Эрика повернулась, чтобы проверить, все ли в порядке у детей, но пока они вели себя безупречно.

— Да, он здорово потрудился над своим имиджем. Но, по моим сведениям, убеждения его остались прежними. Эти парни с годами становятся только умнее и хитрее и лучше притворяются.

— А судимости?

— Нет, его никогда ни на чем не ловили, хотя он бывал близок к этому. Тем не менее я уверен в том, что он натворил немало зла, пока маршировал с нацистами. Но это полностью его заслуга, что партия сегодня сидит в правительстве.

— Почему его?

— Он гениально использовал раскол между разными группами, возникший в партии после школьного пожара в Уппсале.

— Когда осудили трех нацистов? — припомнила заголовки газет Эрика.

— Именно так. После того происшествия интерес прессы к партии резко возрос. Полиция тоже не спускала с них глаз. И тогда на сцену вышел Йон. Он собрал самых толковых людей из разных групп и предложил им сотрудничать. Так «Друзья Швеции» стали главной группой в партии. Затем он несколько лет потратил на то, чтобы — по крайней мере, внешне — почистить ее ряды. Это он придумал слоган про возвращение к корням. Благодаря ему они смогли позиционировать себя как рабочую партию.

— Наверное, сложно управлять такой партией. Там ведь полным-полно экстремистов!

Шель кивнул:

— Да, многие тогда ушли. Сочли Йона мягкотелым, предателем традиционных идеалов. Судя по всему, до него в партии существовало негласное правило не обсуждать открыто иммиграционную политику. Обстановка у них была самая нестабильная: слишком много разных интересов. Там и сейчас есть как те, кто желает отправить всех иммигрантов на родину первым рейсом, так и те, кто просто требует ужесточения законодательства.

— А к какой категории принадлежит Йон? — спросила Эрика, оглядываясь на близнецов.

— Официально — к последней, но в реальности?.. Скажу честно. Я бы не удивился, если бы узнал, что у него в шкафу висит нацистская униформа.

— Как он попал в эти круги?

— Я проверил его прошлое. Хольм вырос в состоятельной семье. Его отец основал в сороковые экспортную фирму, и в послевоенные годы дела у него шли просто замечательно. Но в семьдесят шестом году…

Журналист сделал эффектную паузу, и его собеседница тут же выпрямилась на стуле.

— Да?

— В высших кругах Стокгольма произошел скандал. Мать Йона Грета бросила его отца Отто ради ливанского бизнесмена, с которым тот вел дела. Оказалось также, что Ибрагим Джабер увел у него не только жену, но и часть состояния. От отчаяния Отто застрелился в июле семьдесят шестого года. Но на этом история не закончилась. Выяснилось, что у Джабера уже были жена и дети. Он и не собирался жениться на Грете. Только бросил ее, забрав все деньги. Спустя пару месяцев имя Йона начало всплывать в нацистских кругах.

— Так родилась ненависть, — закончила Эрика и, достав из сумки записку, протянула ее Шелю. — Вот что я нашла дома у Йона. Не знаю, как ее толковать, но, может, что-то в ней есть.

Ее друг рассмеялся.

— Что значит «нашла»?

— Ты совсем как Патрик, — улыбнулась Эрика. — Она просто там лежала. Уверена, ее никто не хватится.

— Дай взглянуть. — Рингхольм надел очки. — «Гимле», — прочитал он вслух и нахмурился.

— Что это значит? — спросила писательница. — Я никогда не слышала этого слова раньше. Это сокращение?

Корреспондент покачал головой:

— Гимле появляется после Рагнарёка в скандинавской мифологии. Это подобие рая. Думаю, это известное слово в нацистских кругах. Есть еще культурное объединение под таким названием. Его члены утверждают, что они вне политики, но кто знает… Во всяком случае, они пользуются популярностью у «Друзей Швеции» и Датской народной партии.

— А чем они занимаются?

— По их собственным словам, работают над возрождением национальной идентичности и национального чувства. Интересуются старыми шведскими традициями, народными танцами, древней поэзией, легендами и так далее, что вполне вписывается в идеологию «Друзей Швеции».

— Так слово «Гимле» может относиться к этому клубу? — уточнила Эрика.

— Кто знает… Это может быть все, что угодно. Как и эти цифры.

И Шель еще раз пробежал глазами длинные ряды цифр: «1920211851612114» и «5081400».

Его гостья пожала плечами.

— Я понятия не имею, что это такое. Может, он их просто так черкал, пока говорил по телефону? Писали будто бы в спешке…

— Может, и так, — Рингхольм помахал запиской. — Можно мне ее оставить?

— Конечно, я только ее сфотографирую. Кто знает, может, меня осенит гениальная идея, которая поможет расшифровать этот код.

— Прекрасная идея.

Журналист вернул записку Эрике, и та сняла ее на телефон, а затем опустилась на колени и начала прибирать за детьми.

— Как ты ее собираешься использовать? — спросила она, поднявшись.

— Пока не знаю. Но я знаю места, где можно найти самую разную информацию, — отозвался Шель.

— Так ты думаешь, это не просто писульки?

— Не знаю, но можно рискнуть.

— Скажи, если что-то узнаешь. Будем на связи, — пообещала Эрика, собирая детей в кучу.

— Разумеется. До связи!

И вот так всегда! Если Йоста опоздал, то всё — конец света, а когда Хедстрёма все утро нет на работе, никто и бровью не поведет. Вчера Эрика позвонила и рассказала о визитах к Уве Линдеру и Йону Хольму, и старому полицейскому не терпелось поехать с Патриком к Леону. Жизнь несправедлива, подумал он и вернулся к работе. Но буквально через секунду раздался звонок телефона, и он поднял трубку:

— Алло. Флюгаре у телефона.

— Йоста, — это была Анника, — Турбьёрн звонит. Пришли первые результаты анализов. Он спрашивает Патрика, но его нет. Поговоришь?